Бог Виноделия. — Совсем оторвались от жизни смертных. А если б не была такой сильной и глупой, прожила бы нормальную жизнь смертного, обзавелась семьей, то поняла бы почему все это происходит с нами… Эх-х-х, молодежь, ничему не учатся…
* * *
— Вот сюда, — раздался голос Олегуса, и я почувствовал, как мое тело перемещается вниз. — Здесь вам будет удобно, господин.
— Капитан, — тихо обратился я к нему, продолжая созерцать черноту перед собой.
— Да, господин.
— Ты же в курсе, что меня тут вселенским злом считают?
— Да, господин.
— Ты понимаешь как унизительно это выглядит со стороны?
— Никто не смотрит, господин.
— Но я-то знаю, что меня через половину леса на руках нес голый мужик!
Раздается тяжелый вздох оборотня.
— Если заткнешься и дашь приготовить мази, я об этом никому не расскажу!
— Лаврик, а ты не перегибаешь…?!
— Я с десяти лет не плакала, чудовище ты дикое! А сейчас рыдала как истеричка, думала, что ты сдох! Можешь хоть на секунду заткнуться и дать мне приготовить мази, чтобы твои раны не загноились, а ты окончательно не сдох?!
В горле появился ком.
С трудом, но его удалось проглотить.
— Лаврик, — позвал я девушку-лучницу. — Дай мне «Пожирателя».
Нет ответа.
— Лаврик. В нем есть магия, я уверен, что он поможет исцелиться…
Снова молчание.
Да и я не особо уверен.
Просто надеюсь, что клинок в очередной раз не захочет терять хозяина.
Вроде бы как с ним работает шантаж, дескать, помру, а ты будешь валяться, железяка бесполезная.
Зачатки разума на уровне инстинктов.
Или же клинок разумен, просто я не могу с ним связаться?
Да, и чего греха таить, не пробовал как-то.
Боялся, что собака такая будет тянуть из меня магию пока не протяну ноги.
Но по рассказам Олегуса и Лаурель, чтобы там не сделала Лео, я прекратил разваливаться на куски, а клинок сиял.
Как бывает, когда я обращаюсь к заключенной в нем магии.
Если в этом есть какая-то связь, то я уж точно найду ее.
Нужно просто настроиться на контакт с мечом, который у меня отобрали, как только темнота забытья отступила.
Чувствую себя не просто разбитым, но и полностью бесполезным.
Зато это полуживое состояние явно поможет мне договориться с клинком.
Да отдайте же вы мне эту хреновину демоническую!
— Лаврушка…
Звук матерной брани на эльфийском и швыряние чего-то и куда-то, звон бьющейся посуды…
И чувство, что мою голову берут в руки.
Черт, как же не просто без глаз.
А обращаться к магическому зрению не хочу.
И, боюсь, что не выдержу.
— Глеб, — на меня дохнуло ароматом цветов. — Дорогое мое чудовище. Просто посиди спокойно, хорошо? У тебя половина тела — это кровоточащее мясо. В груди — несколько ран, и я не знаю насколько глубоких. Олегус нашел немного целебных трав из запасов Лео. Я приготовлю что-нибудь, чтобы облегчить состояние. Потом вернемся в Мунназ, тебя подлечим и…
Пусть больно, пусть каждый миллиметр дается мне феерией искр в мозгу, но я наощупь прикоснулся к лицу Лаурель.
— Дай. Мне. Меч.
Молчание.
Лишь теплое мятное дыхание касается моего лица.
— Глеб, — она почти шепчет. — Лео — мертва. Мы все ранены. Фратер не знает доживет ли Слуга до рассвета…
— С ним все в порядке будет, — донесся угрюмый голос Паладина откуда-то сбоку от меня.
И свысока.
Послышался звук падающего предмета.
— Мальчишка стабилен, — сухо сказал Шовель. — Возьми сумку. Там есть чем перевязаться и пара флаконов с гномьими целебными зельями.
— Ты излечил себя? — спросила Лаурель. — Ноги же были пробиты.
— Пары склянок хватило, — пояснил Фратер. — Мясо еще не до конца срослось, но вам тоже нужно. Рад, что ты не сдох, Практик.
— А я-то как, — разговаривать с кем-то, кого не видишь, такое себе удовольствие. — Слуга будет жить?
Молчание.
Но, вроде бы какое-то движение.
— Фратер, — тихий шепот Лаурель. — У него глаз нет.
— Раны зарастут, — пояснил Паладин. — Не сразу, конечно, это не эльфийская бурда. Но поможет побыстрее, чем неделями валяться. Да и магов-целителей у нас под рукой нет…
Как-то даже стыдно становится от того, что я все это время издевался над Лео, шпынял ее, словно младшеклассника на выпускном увидел…
До чего же мерзко.
Если я правильно понял щебетание Лаврика, то Лео ценой своей жизни как-то сумела запустить мой «мотор».
Не восстановить, а именно уберечь оболочку от разрушения.
И это пугает больше всего.
Потому что это по факту действия далеко за пределами обычной магии.
Могла бы Лео делать то, что сделала со мной, раньше, то она бы не ограничилась латанием нескольких трещин в душе Олегуса.
А исцелила бы его.
И наш бы оборотень не выдыхался так быстро.
Да уж…
Его душа повреждена, моя душа повреждена…
Отряд ранен, потеряли одного из нас…
Пусть Лео и не была праведницей при жизни, но и мы не святые.
Мерзко становится, когда думаю как с ней обращался.
А зверолюдка, не то, что не махнула на меня рукой, но и сделала что-то, что меня вернуло.
Я ведь понимал, что темнота-это смерть.
И, когда умирал, то ни Лаврика, ни Олегуса рядом даже в помине не было.
То есть можно предположить, что я был за гранью некоторое время.
Маловероятно, что Лео собрала мою душу из осколков — это не ее уровень мастерства.
Наверное, смерть и забвение все же приходят тогда, когда оболочка полностью распадается, а не только-только начинает рушиться.
Так или иначе, но мне необходим меч.
— Лаурель, — позвал я девушку после того, как услышал звук откупоривания какого-то флакончика. — Меч.
— Ты всегда так безрассуден? — с укором в голосе поинтересовалась девушка.
— До безобразия, — согласился я. — Обещаю, что на этот раз никакого риска. У меня есть шанс наладить контакт с клинком.
— Он же может тебя прикончить за раз, — заупрямилась лучница. — Просто выпьет тебя до дна…
— И тогда останется бесполезным куском металла, которому больше не откуда взять хозяина, — пояснил я. — Это оружие обладает минимум зачатками разума. Я уверен, что мое полудохлое состояние позволит мне с ним договориться.
— Глеб, прошу, не нужно… Олегус!
В следующее мгновение я почувствовал, как в моей руке оказалась знакомая по ледяному холоду рукоять демонического клинка.
Никаких намеков на попытки вытянуть из меня магию…
Лишь ощущение ожидания.
Изучение.
«Железка, выходи», — мысленно позвал я, мысленно скрестив пальцы и подавая в клинок тонкую порцию своей магии. — «Пора договориться»…
В груди начала ныть…
Поврежденная душа напомнила о себе.
Гробовая тишина была мне ответом.
А затем холод усилился, принося ощущения чего-то страшного, непонятного, аморфного, но сильного…
«Ты
