часов.
Её ищут. Точнее так: ищут мужчину восточного типа, чуть выше среднего роста, с бородкой и тёмно-янтарными глазами. И бог с ними, с остальными приметами — азиатов тут раз-два и обчёлся! Можно было попытаться нацепить русскую личину и затеряться в той толпе…
А если найдётся хоть один с амулетиком, показывающим истинный лик?
Минами сидела в кресле старшего кассира и раздражённо барабанила по столу. Кто-то подёргал дверную ручку снаружи. Ушёл. Она злобно посмотрела на ни в чём не повинную дверь.
Можно дождаться ночи и уйти крышами. Кое-где перелететь. И дальше — полями.
И всё получится, если им не придёт в голову устроить облаву с собаками. Или облаву с волком-оборотнем. Не вечно же его будет полоскать?
Нужна новая личность. Новая, не вызывающая неприятных вопросов. Не азиатская. Чтобы спокойно передвигаться днём.
Минами задумчиво поглядела на спящих продавщиц.
Не азиатская.
А когда у нас полнолуние?..
У КОГО КАКИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ?
Короткий зимний день сменился ранними сумерками, а потом и по-зимнему тёмным вечером. Юра в четвёртый раз пересказывал подробности их неудачного «похода за лисой». Сперва, прямо на площади, забравшись в возок к Владимиру Григорьевичу — собственно безопаснику. Потом, когда всё чёрные лисы исчезли, и стало ясно, что никого они не поймали — Владимиру Григорьичу с Фёдором Кузьмичом, в дом которого (слава богу неподалёку находящийся) притащили совершенно зелёного Анатолия Степаныча, в третий раз — там же, когда примчался княжеский адъютант Сергей, и вот теперь, в присутствии опять же всей поименованной компании — лично князю в княжеском кабинете. Князю, только что прибывшему с северных границ после разборки с орками. Так сказать, с корабля на бал.
Оборотень пока ничего говорить не мог, хотя и сменил цвет с интенсивно зелёного на чуть желтоватый. Ровно лимон. Потихоньку поспевает. Юрка внутренне нервно хихикнул.
Князь раздражённо перебрал кипу дорогих пригласительных в позолоченных конвертах — один другого вычурнее — и толкнул в сторону безопасника:
— Володя, этих — растрясти, душу вынуть! Гадюшник, м-м-мать их! Р-р-раскормили стерв…
Владимир Григорьевич тем временем пододвинул к себе кучу и начал перебирать её, время от времени хмыкая под нос и некоторые откладывая в отдельную кучку.
— Чего там? — ворчливо поинтересовался князь.
— Отъехали уже. Дикие территории осваивать.
— Всё равно! Людей зашли, пусть спросят с пристрастием!
Владимир Григорьевич задумчиво покивал, явно уже что-то прикидывая.
— Теперь с лисой этой. Что думаете, мужики? — хмурый князь тяжело навалился на стол и поглядел на ближников исподлобья.
— Есть мысль, — Фёдор Кузьмич, словно вспомнив все свои прожитые годы, сгорбился на диване.
— Ну? — Иван Петрович, князь Восточный, тоже не исходил сегодня многословием.
— Заказ надо в Белый Ворон сделать.
— Точно! — князь хлопнул по столу, — Амулеты!
— Амулеты, — подтвердил премьер, — И против подчинения чужому колдовству. И такие, чтобы под личиной истинное лицо показывали. Что-то мне подсказывает, что они такое смогут сделать. И чтоб в каждом разъезде хоть по одному да были.
— Это ж во сколько такая экипировка станет? — хмыкнул князь, — Хотя…
Что «хотя» он договорить не успел. Дверь с неподобающим грохотом распахнулась, и на пороге нарисовался встрёпанный капитан стражи. Глаза у него были бешеные.
— Рома, что⁈ — первым спросил Григорьич.
— ЧП. Троих девок порешили.
ЧП
Иван Петрович сказал, что далее новостей ждать не намерен, неча время терять, так что на место преступления направились, как и сидели в княжьем кабинете — все. В конце концов, что они — крови не видели, чтоль?
Однако, надо признать, такого не видел никто. У девок были вспороты шеи, разорваны животы и вынута часть внутренних органов. Точно — у всех печень. У первой, которую тут же на ходу обследовал патологоанатом — сердце, до остального дело пока не дошло. И у каждой был выломан кусок черепной коробки. Теменная кость. Выломан неаккуратно, второпях, и содержимое этих самых коробок частично было разбросано тут же вокруг и перемешалось с уже давно остывшей и липкой, как желатин, лужей крови. Анатолия Степаныча тут же начало мутить, и он поспешно вышел на задний двор, на случай, если вдруг возобновятся рвотные позывы.
Юрка, не успев даже извиниться, побежал за ним, зажимая рот. Молодой ещё, чего уж…
Князь стоял мрачнее тучи. Ему не надо было дожидаться вердикта докторов, чтобы увидеть: раны сделаны зверем. И хотя потом кости выламывал человек — вон и молоток валяется, весь в отпечатках, снимай-не хочу — не человек в полном смысле слова тут маньячил. Полузверь. Та самая, чтоб ей пусто было, лиса! С-с-сука, прав Кузьмич! Амулеты позарез нужны!
— Господа! — со стороны заднего двора раздался неровный голос Юры, — Анатолий Степаныч нашёл следы!
Обоняние вернулось к специальному консультанту не в полной мере, и меряя шагами задний двор несчастного магазинчика в надежде успокоиться, Степаныч досадовал, что запах крови не просто забивает — перебивает все остальные запахи напрочь. Юрка пробежал мимо него за какой-то сарайчик и там давился, кашлял и плевался. Он прикрыл дверь, походил ещё и понял, что кроме помещения присутствует ещё один источник запаха, хотя в темноте было ничего не разглядеть. Поправка: не разглядеть человеку.
Лёгкие следы крови на приставленной к покатой крыше лестнице.
Поход на крышу, как, впрочем, и обследование чердака, ничего не дал.
Снега на столичных крышах было мало — плоские здесь места, с крыш выдувает ветрами. На тех узких плотных ленточках сугробиков, что шли вдоль водостоков, кое-где остались лисьи следы. Судя по всему, она долго ходила по крыше, сидела или лежала, разглядывая происходящее с той, с другой стороны.
И никто её не заметил? Да как так?
И потом — хорошо, лиса сидела на крыше. Дальше она куда делась?
С одной стороны крыша магазинчика упиралась в глухую отвесную стену соседнего трёхэтажного здания, с другой — обрывалась в проулок. Забираться на крышу, чтобы тут же спрыгнуть — в этом никто не смог найти ни капли резона. Тем более что с третьей стороны была как раз кишащая народом площадь. И нигде внизу, под лисьими лёжками, никаких следов (и даже запаха, в отличие от крыши) не обнаружилось.
Оставался единственный абсурдный вывод: лиса улетела. Как бы дико это ни звучало.
БЕГСТВО ИЗ СТОЛИЦЫ
А Минами действительно улетела. Взобравшись на крышу, она сообразила, что это — путь в никуда. Она включила невидимость и некоторое время наблюдала, лёжа между печных труб или сидя на самом краю, пока народ не начал расползаться по домам. Потом явился весьма недурно одетый мужик и начал ломиться в магазин. Судя по ухваткам, это был сам хозяин. Чернобурка рассудила, что скоро здесь станет людно и шумно — и ушла. Ушла воздухом, но не в сторону площади, а как раз через проулок, до следующих крыш.
Полёт — не самое сильное свойство лисы. Особенно когда нужно поддерживать невидимость, а обстановка нервозная. Так что Минами выбрала «пунктирный путь» и пока была возможность бежала по крышам, стараясь избегать снежных намётов. А где не было такой возможности — аккуратно пари́ла до следующей крыши.
Постепенно она добралась до довольно богатой улицы, застроенной шикарными не особняками даже, а целыми усадьбами. И тут её внимание привлёк почти готовый к отправке поезд из восьми телег, гружёных простым, даже бедным скарбом. Приближалась ночь, а люди готовились выезжать — и никого это не смущало. Минами прилегла на соседней крыше и стала наблюдать.
Постепенно (в основном из рассуждений стоящих на охране у ворот дружинников) картина раскрылась перед ней более ясно. Хозяин двора, вместе с четырьмя взрослыми уже сыновьями, ввязался в некие махинации и обворовал местное государство, а значит — ни много ни мало — самого́ князя.
Минами хмыкнула. Замахнуться на такое — или очень ловким надо быть, или дураком. Раз поймали — выходит, дурак. Или обнаглел чрезмерно.
Из дома вынесли носилки.
Ага, а вот это, похоже сам глава дома. Мда. Много, видать спёр, раз побежал каяться, а его вот так вот разукрасили.
Вторые носилки. Старший сын. Да они все такие! Судя по всему недели две только на животах лежать будут.
В раскрытые ворота въехал всадник, замахал какими-то бумагами. Навстречу ему выскочила зарёванная женщина. Что это, интересно?
Ах, предписание! Место поселения, край
