И бароны молча зарядили пистолеты. Прогулка по дворцу — весёлый пустячок.
Джинера бродила по огромным роскошным залам, разглядывая живописные полотна, статуи, драгоценные вазы и канделябры, за ней клубком катился Зефир, а за её спиной шептались подданные Алвина. Она пыталась прислушиваться, но расслышала и осознала лишь одно: на неё смотрят, как на движущегося мертвеца.
В конце концов, принцесса заблудилась и устала. Она брела по галерее второго этажа — и вдруг услышала перебранку полным голосом.
— У меня приказ мессира Дамьена! — настаивал кто-то. — Мне необходимо его увидеть.
— А у нас — приказ короля! — гаркали солдатским зычным басом. — Никого не пускать! Ничего не знаю!
— Но мессир канцлер…
— Не знаю ничего, мессир. Не велено.
Джинера ускорила шаг. У винтовой лестницы, ведущей куда-то вверх, с двумя монументальными солдатами пререкался скользкий человечек в штатском платье. Он обернулся, чтобы взглянуть на Джинеру — и принцесса оценила его лицо.
Этот человек, похоже, не тяготился службой при дворе у твари — быть может, он даже наслаждался своим положением.
— Куда это они вас не пускают, мессир? — весело удивилась Джинера.
— Да вот… — человечек как-то стушевался и сделал шаг назад, вовсе не пытаясь что-то объяснить.
— Я тоже хочу туда зайти, — сказала Джинера тоном простушки. — Я ещё не была выше второго этажа.
— Никак невозможно, ваше высочество, — сказал второй солдат. — Потому как там тот парень… из храма. Эральд. И король велел никого до него не допускать ни под каким предлогом.
— А вы хотели его видеть? — спросила Джинера у человечка. — Или вас послал канцлер?
— Я ещё вернусь с бумагой, — сказал человечек и быстро спустился вниз, по парадной лестнице.
— Я тоже хочу посмотреть, — сказала Джинера. — Мне интересно.
— Невозможно! — бухнул солдат, и Зефир, возмущённый непочтительностью к своей госпоже, звонко залаял. Солдат топнул на него ногой. Зефир отскочил в сторону и залаял громче, скаля крохотные клыки.
— Не пугайте его! — возмутилась Джинера.
— Я не пугаю, а не положено! Хоть бы вы и принцесса, а всё равно — королевский приказ!
И тут где-то наверху хлопнула дверь, и раздались быстрые шаги.
* * *
Эральд подумал, что крохотная собачка — совсем не то существо, которое станут лелеять в жилище Алвина. Стало нестерпимо интересно взглянуть, откуда же она тут взялась. Эральд встряхнулся, плеснул в лицо водой, стирая сон, открыл дверь апартаментов — и услышал на лестнице голоса.
— Вам ведь не приказывали пугать мою собаку, — сказала девушка. У неё был высокий, чистый, очень спокойный голосок — и Эральд услышал лёгонький акцент, этакое примурлыкивание на стыках звонких согласных.
— А нечего их тут распускать, ваше прекрасное высочество. Король не любит, — отозвался хмурый бас. Стража?
Собачка снова тявкнула.
— Зефир, молчать, — приказала принцесса, и лай сменился рычанием.
— Забирайте его отсюда, — сказал солдат. — А то король увидит — и свернёт ему башку-то. Терпеть их не может, мелких вяколок…
Дело принимало серьёзный оборот. Эральд сбежал по лестнице вниз.
Принцесса, без шляпки, огненно, ослепительно рыжая, в синем платье почти без украшений, беззащитно худенькая, стояла против двух громадных угрюмых солдат — и подняла голову на звук шагов Эральда. Крохотная белая собачка — пушистый шарик, из которого торчали коротенькие ножки, острая мордочка и настороженные уши — отвлеклась от стражника, которого облаивала, и поскакала по ступенькам Эральду навстречу, весело крутя помпоном хвоста.
Эральд присел на корточки — и белый пёсик тут же полез лизаться и лапиться.
— Здравствуйте, ваше высочество, — сказал Эральд принцессе, почёсывая ушко её собачке. — На самом деле, Алвин просто не ожидал, что вы придёте — он опасался, что может нагрянуть кто-нибудь из моих врагов или его врагов. К вам это запрещение, конечно, не относится. Я — Эральд, и я очень вам рад.
— Здравствуйте, мессир, — сказала принцесса. — Счастлива видеть вас живым. Мне бы хотелось сказать вам несколько слов, если вы не против.
— Пойдёмте наверх, — предложил Эральд.
Два орла в синем и золотом, очевидно, свита принцессы, переглянулись. Стража нахмурилась ещё заметнее.
— Мессиры, — сказал Эральд, — я обещаю вам всем: мы с её высочеством совершенно точно друг друга не убьём. Мы только кажемся страшными, с непривычки.
Сопровождающие принцессы улыбнулись. Сама Джинера хихикнула, отчего её строгое личико оттаяло. Стражники набычились — они явно не собирались нарушать распоряжения короля.
— Мессир Эральд, — сказала принцесса, — ваша охрана не позволит мне подняться, потому что имеет прямой приказ не впускать в верхние покои никого, кроме вас. Я даже думаю, что у охраны есть некоторые основания строго выполнять этот приказ. Не нарушая его, мы с вами могли бы отойти к окну, полюбоваться на город, затянутый туманом, и сказать друг другу несколько слов. Это удобно?
Эральд кивнул, поднял со ступеней собачку и пошёл к глубокой застеклённой нише, выступающей, по-видимому, из стены на манер фонарика. Принцесса жестом остановила свиту рядом с солдатами и подошла к Эральду. Эральд отдал ей пёсика, а пёсик так обрадовался, будто не видел хозяйку целый день.
— Это так удивительно, — сказала принцесса, обнимая собачку. Собачка улыбалась во всю крохотную пасть. — Зефир терпеть не может чужих, но, кажется, не вас. Неужели он так чует королевское чудо?
— Именно, — признался Эральд. — Если не ошибаюсь, в старинных хрониках такое поведение животных называется доверием тварей лесных и полевых, тем более, что пёс — не лесной и даже не полевой. Но, вообще-то, все звери так себя ведут, в руки лезут даже мыши… Вы ведь не боитесь мышей, принцесса?
— Ваше самообладание не может не восхищать, — сказала Джинера. — Вы держитесь так, словно вам ничего не грозит.
— Всем что-то да грозит, — сказал Эральд. — Но ведь надо было что-то делать, а ничего лучше я не сумел придумать. Святая Земля в беде, а я её король, так уж вышло. Есть на мне корона или нет, сижу я на троне или нет — не принципиально… то есть, может, для чего-нибудь это и принципиально, но, по-моему, есть более важные дела.
— Вы — младенец, который исчез… — медленно проговорила принцесса. — Об этом когда-то много говорили, даже, говорят, при дворе Сердца Мира показывали мёртвого младенца, но ходили упорные слухи, что бедняжка — подменыш. Настоящий изчез совсем. Но куда вы исчезли? И как?
— Долго объяснять, — Эральд смутился. — В другой мир… Божий промысел, в общем… я сам не могу понять толком, как оно тогда получилось.
Ему было отчаянно неловко. Не только история, но и физика этого мира, похоже, отличалась от земной. Эральд подумал, что здешним учёным приходится несладко в системе координат, где возможно всё, вплоть до нарушающих фундаментальные законы природы чудес. Хотя коренные жители, наверное, привыкли и адаптировались. Просто делают поправку на Божий промысел — и точка.
Тем более что Сэдрика и Марбелла, как это ни дико, наверное, надо считать здешними учёными — они ведь знают, как практически использовать местную безумную теорию. Где Божий промысел, там и некромантия, и алхимия — тут, наверное, и философский камень можно найти, если поискать. Просто не надо пытаться переписать устав чужого монастыря на свой лад.
А Джинера, дитя этого мира, привыкшее к чудесам, даже не удивилась по-настоящему, только понимающе кивнула. Она, кажется, чего-то подобного и ожидала.
— Вы знаете, что принц Бриан умер? — спросила она мрачно. — Вы ведь рассчитывали, что он будет свидетельствовать в вашу пользу? Я тоже рассчитывала на его слова…
— Он очень хотел, — грустно сказал Эральд. — Ему казалось, что так он сможет искупить своё давнее предательство. Жаль, что так получилось, но я, честно говоря, и не надеялся на него. Он был очень плох, да ещё и Алвин… я так и думал, что Бриану в любом случае не дадут высказаться. Но он хотел, чтобы все знали о его раскаянии — вот я на него и сослался.