бы сама видела, как я его туда кладу.
Произнеся это, я заметил, как директор провел ладонью по столешнице, после чего на ней остался влажный след. Волнуется, расстроен, в бешенстве…
— Злат, ты же в курсе, надеюсь, что воровать — нехорошо, и за это обычно сажают в тюрьму? — вкрадчивым тоном поинтересовалась капитан.
— Как вам, Лариса Алексеевна, наверное, известно, у меня существуют определенные проблемы с памятью, но я не слабоумная. Разумеется, я в курсе. — ответил ей. — В курсе, и считаю, что меня оклеветали. Гнусно оклеветали. Товарищ милиционер, подскажите, пожалуйста…
Я обратился к оперу, который с интересом наблюдал за происходящим.
— …является ли клевета уголовно наказуемым деянием?
Опер слегка хмыкнул, а затем кивнул и ответил серьезным тоном.
— Является.
После чего перечислил положенные санкции за данное преступление.
У «классной», когда она услышала «…до двух миллионов рублей» и «…до трех лет», начался заметный тремор рук.
— Прекрасно! — ответил я, придя в отличнейшее настроение, а затем, пощекотав кончиками волос щеку, заявил «классной». — Екатерина Петровна, пишите на меня заявление! Если я воровка, то непременно желаю сесть в тюрьму!
Я, обернувшись на маман, увидел выражение ее лица. Моя родительница явно уже пожалела о том, что не «разрулила» все сама и позволила мне устроить самодеятельность.
Она бы и рада была сейчас вытащить меня из кабинета, чтобы устроить выволочку, но по какой-то причине ее словно бы парализовало.
— Не ста… Не… Не стану. — смогла наконец выговорить учительница «Истории». — Я…я не стану писать на тебя никаких заявлений, Злат!
А вот теперь настало время для небольшой такой эскалации.
— Ну и чудненько! Но в таком случае я сама напишу заявление! На вас, Екатерина Петровна! За то, что вы меня оклеветали! — произнеся это, я гаденько так улыбнулся.
В кабинете воцарилась попросту космическая тишина.
Все присутствующие вытаращились на меня. Видимо, не могли поверить в то, что Злата, простая пятнадцатилетняя школьница, да еще и с проблемами с «головой», осмелилась сказать сейчас то, что сказала.
Все, кроме Стёши. И Насти. Последняя завороженно и с явным удовольствием наблюдала за разворачивающимся на ее глазах шоу и разве что не хлопала в ладоши.
Мне же вдруг жуть как захотелось выпить чайку…
— Так что вариантов у вас ровно два и сделать неверный выбор сложно. Или вы пишете заявление, или я. Выбирайте сами, какой из них вам больше нравится. В конце концов, вы же взрослая женщина, так называемая учительница. В кавычках…
Ответа «классной» долго ждать не пришлось.
— Да чтобы со мной в таком тоне разговаривала какая-то…! Да чтобы вот так…! — все, нервы у «классной» закончились, и она, покраснев как помидор, попросту заплакала. — Я напишу, Злат, хорошо…
Шмыгнув носом, она достала из подставки для канцелярии, стоящей на директорском столе, ручку, а затем…
— Морозова! — это решила вмешаться в ситуацию капитан милиции. — Я не поняла, вы чего так спокойно-то сидите? Что это за дела такие? Ваша дочь при вас же хамит своему учителю…
— Ну так, вы пишете заявление на Злату или как? — облизнув пересохшие губы, поинтересовалась маман у «классной», игнорируя и перебивая милиционера.
— Извините… — начала было возмущаться капитан.
— Не извиню! — ответила маман, повернув к ней голову, а затем просто встала и вышла из кабинета.
Все присутствующие уставились ей в спину. Впрочем, маман отсутствовала очень недолго, прогулявшись до своей коллеги — школьного секретаря и вернувшись от нее с несколькими чистыми листами бумаги формата А4.
— Пишите! — произнесла она, положив бумагу на стол перед «классной», а затем села на свой стул.
Я, посмотрев на маман, улыбнулся ей, а она подмигнула, но…
Нервов мама потратила знатно, и после такого вот вынужденного отпуска, ей, похоже, потребуется еще один…
— Кать, какая у тебя модель телефона? — тем временем «классная», шмыгая носом и роняя слезы на бумагу, начала писать…
— Это просто какой-то… — потирая виски, сквозь зубы произнес директор.
Некоторое время спустя.
— В «шапке» нужно будет написать… — получив от «классной» рукописное заявление и прочитав его, опер вернул лист «писательнице», после чего продиктовал недостающее.
— Что вы натворили…! — в сердцах воскликнул директор, явно имея в виду меня и мою маман. — У Златы же теперь… А!
Он махнул рукой.
— Так как и родитель, и педагог несовершеннолетней присутствуют здесь, то, если нет возражений, я намерен прямо сейчас опросить Петрову Злату… — начал было опер, вновь получив лист с «заявой».
— Подождите, пожалуйста! — подняв руку, перебил я следователя. — Раз уж заявление на меня уже написано, то я бы тоже хотела написать свое.
— На своего учителя? По поводу клеветы? — уточнил опер.
— Не совсем и не только… — в моих глазах, будто бы перед дракой, начали скакать адреналиновые «кляксы». — Я обвиняю свою одноклассницу, Листьеву Екатерину, присутствующую здесь, а также своего классного руководителя, Майорову Екатерину Петровну в том, что первая подбросила в мой рюкзак собственный телефон, а затем заявила, будто бы его у нее украли, а другая лжесвидетельствовала и клеветала на меня, утверждая, что своими глазами видела, как я ворую устройство Листьевой!
Заиграла мелодия, возвещающая о завершении второго урока.
Услышав мои слова, Катя окончательно утратила свой образ Снежной королевы, а ее сильно «отштукатуренное» лицо скривилось, превратившись в уродливую маску страха напополам с ненавистью.
— Петрова, слышь! Воровка! Если ты, думаешь, что я и мои родители пожалеем тебя из-за того, что у тебя, видите ли, не «все дома», то ты…
— Секундочку! — прервал ее опер. — Злат, вот в процессе опроса ты и изложишь свои мысли по поводу произошедшего. То, что ты расстроена — это понятно, только не нужно бежать впереди паровоза.
— Товарищ милиционер, вами уже было принято заявление от моей классной руководительницы? — поинтересовался я.
— Да, оно было принято. — подтвердил опер.
Принято, но еще, очевидно, не зарегистрировано. Еслиздесьпорядок подачи заявлений в правоохранительные органы тот же, что итам, а так оно, скорее всего, и есть, то «классная» должна была получить специальный квиток, а раз она его не получила, то…
Всю ситуацию еще можно откатить назад, сделав вид, будто бы ничего и не было.
— Чудно! В таком случае я предлагаю один
