— Ну… Считай, обычный спецназ КГБ…
— Как это «считай»? Я знать хочу, а не считать. Ты же с ними был. Ты чекист что ли? Мне понять надо.
— Давай мы уберём оружие и спокойно всё обсудим, — предлагаю я, хотя мне убирать нечего.
— Ага, — усмехается он. — Обязательно. Обсудим, да.
Он стоит на поперечном ригеле, который точно не сломается, как доска. А вот моё положение не слишком устойчивое, поскольку, спрыгнув с верхнего уровня, я оказался посередине пролёта.
Не спуская с меня глаз, Назар быстро поднимает левую руку и аккуратно забрасывает портфель на настил над своей головой. Потом в освободившуюся руку он перекладывает пистолет, а правой вцепляется в трос. Затем вытягивает вперёд ногу и с силой топает по доске, на которой я стою. Она прогибается и опасно трещит. Твою дивизию… Я начинаю пятиться назад, и он тут же жмёт на спусковой крючок. Пуля проносится в нескольких сантиметрах от головы.
— Стой, где стоишь! — щурится Назар. — Левой я стреляю не хуже, чем правой. Я тебя спрашиваю, что за спецназ?
— Тайное подразделение, — с неохотой отвечаю я и замолкаю.
— Ну, продолжай, или…
Он снова топает по моей доске. Урод. Левую ногу я пытаюсь пристроить на продольном ригеле и ещё крепче вцепляюсь в перекладину.
— Создан специально для… зачистки территорий.
— Какой ещё к херам зачистки⁈
— Территорий…
— Ты толком можешь сказать⁈ — взрывается он. — Чё за зачистка, нахер⁈
— Ну… постановление особое. Дай мне отойти, и я всё тебе расскажу.
— Так говори, сучара, — ревёт он и с силой топает по доске.
Дебил!
Доска трещит и, не выдержав нового удара, ломается. Лимончик, переместивший центр тяжести на ногу, резко подаётся вперёд, повисая на руке, сжимающей довольно толстый трос. Моя левая нога стоит на ригеле, а руки обхватывают перекладину. Поэтому я сохраняю положение и, воспользовавшись моментом, правой пинаю Лимончика по руке, держащей волыну.
— С-с-с-ука! — орёт он разжимая пальцы и тут же получает ногой по роже.
Голова его подаётся назад, а нога соскальзывает с ригеля. Он начинает быстро-быстро перебирать ногами, пытаясь вновь обрести опору, но в итоге соскальзывает ниже и повисает над пропастью.
Назар хрипит, вращает глазами и пытается ухватиться за поперечину, но сползает всё ниже и ниже. Хватка у него будь здоров, это я по своей шее знаю, но даже этой железной хватки оказывается недостаточно, и рука его медленно спускается вниз по стальному канату.
Он пытается схватиться за ригель рядом с моей ногой, но пальцы его соскальзывают и теперь он болтается над замёрзшим каналом.
Я подбираюсь чуть ближе, переступая по металлической перекладине, а он, исхитрившись всё-таки вцепляется скрюченными пальцами… нет, не в ригель — в мою лодыжку. Твою дивизию!
— Вытащи, — хрипит он, — или сдохнем оба!
Теряя разум, он резко тянет меня за ногу, стаскивая с опоры.
— Твою дивизию, Назар! Отпусти, мне надо перешагнуть на твою сторону, иначе не получится!
— Вытащи! — как зверь воет он, не разжимая на ноге пальцев.
— Отпусти! — ору я.
— Я жить хочу! — рычит он так, что запекается сердце, а волосы на голове встают дыбом. — Вытащи!
— Дай мне шагнуть на настил, дебил!!!
Но он уже ничего не может понять. В его голове больше нет ничего, кроме страха, отчаяния и ужаса. Рука ползущая по стойке разжимается и он повисает на моей ноге, едва не отрывая меня от перекладины. Но это длится недолго. Проходит мгновенье, другое и, сорвав с меня ботинок, он отправляется в последний полёт, проваливаясь в серую ледяную бездну.
Раздаётся удар, кусок льда отламывается под массой Лимончика и он соскальзывает в безжизненную ледяную воду…
— Ну, и как это понимать⁈ — размахивает руками Ферик. — Собрал сход, а сам не явился. Это что? Куда он делся, вообще?
Прошло два дня после очень представительной, практически эпической сходки в «Фиалке». Я, конечно, на ней не присутствовал. Да, собственно, результат был ожидаем. Ферик с Цветом отбили все наезды и сняли с себя все предъявы. Остались, правда, невысказанные вслух, но явно имеющиеся подозрения в физическом устранении деда Назара. Думаю, и меня ещё по этому вопросу будут дёргать, но посмотрим. Увидим.
— Нет, — кипятится Фархад Шарафович, — лучше бы он никуда не пропадал, а пришёл, как и планировал. Теперь всю жизнь не отмоемся. Пусть, в глаза мне никто этого не высказал, но слухи уже пошли. Не человек, а недоразумение.
Не лучше, Фархад Шарафович, совсем не лучше, вы же сами знаете.
— Егор, ты случайно не в курсе, где он?
— Нет, — отвечаю я и иду к телефону.
По факту я и не вру даже. Я ведь действительно не знаю, куда его утащило течением. А может, и никуда, может, он там и лежит прямо под мостом.
— Алло, — говорю я в телефон.
— Привет, — раздаётся голос Злобина. — Ты молодец. Я сегодня записи послушал. Хорошие материалы, очень полезные. Давай, сегодня вечером поговорим. Поужинаем в «Метрополе»?
Я обещаю. Кладу трубку и смотрю на часы. Обеденный перерыв заканчивается, пора бежать на инструктаж.
— Товарищи главные воры страны советов, — подкалываю я Ферика с Цветом. — Я ушёл. Меня не ищите, я вас сам найду.
— Так не перетёрли же ещё! — восклицает Цвет.
— Не могу, друзья мои, труба зовёт.
Выхожу и еду с парнями в комсомольский ЦК. В коридоре сразу налетаю на Новицкую.
— Брагин! Зайди ко мне!
— Ириша, извини. Я на инструктаж опаздываю. А надо бы ещё с делегацией познакомиться.
— Скажи мне, пожалуйста, — сердито отвечает она, — какое ты имеешь отношение к укреплению интернациональной дружбы и встрече лидеров стран Неприсоединения?
— Я⁈ Ты что, а кто же, если не я? Меня, как молодого орденоносца посылают, понимаешь? Я же гордость нации. Все мной гордятся, и только ты не желаешь. А ведь это почётно, когда под твоим началом такие люди работают. Ну и, опять же, должен ведь кто-то от молодёжи СССР поприветствовать лидеров? Должен. Ну, а почему не я? Я выйду там на трибуну и скажу, мол присоединяйтесь, ребята, хватит уже болтаться, понимаешь?
— Иди давай, шут гороховый.
Иду…
Я вчера закончил ковку
Я два плана залудил
И в загранкомандировку
От завода угодил.
Копоть-сажу смыл под душем,
Съел холодного язя
И инструктора послушал
Что там можно, что нельзя.
Получается не настолько забавно, как у Владимира Семёновича, то ещё удовольствие, в общем. Несмотря на то, что я человек проверенный и надёжный, мне приходится выслушивать массу всевозможной чепухи. И хотя меня не мучают вопросами о решениях съездов комсомола и партии, к концу беседы меня начинает мутить.
И это после того, как мою кандидатуру официально предложили в КГБ и даже анкету на желтоватом листе бумаги, который надо складывать пополам, сами заполнили, чисто впечатав нужные ответы на машинке.
Убив не менее часа на всю эту занудную ерундистику, я еду на Старую площадь к старому другу. К товарищу Гурко.
— Ну что, Егор, жду сигары, — как бы шутит он.
— Cohiba?
— Всё-то ты знаешь, молодец какой. Ладно, про сигары шутка, я человек некурящий.
— Тогда что? Мучачас? Гульендас?
— Так! Прекращай! Если ты и там будешь мучачами интересоваться, кончится это очень плохо, поверь. Давай, дуй в международный отдел знакомиться с собратьями отпускниками.
— Почему это отпускниками? — усмехаюсь я.
— А как вас ещё назвать-то? Едете в тёплые края, на море. Ничего делать не нужно. Ешь, пей, загорай, ходи на приёмы и выступай время от времени на митингах. Чем не отпуск?
— А как же скучные заседания и душные залы?
— Ну, знаешь, можешь отказаться и вместо тебя найдутся желающие потерпеть такую скуку. Строители БАМа, герои, совершившие подвиги, оказывая интернациональную помощь, спортсмены, да много кто. Достойных ребят, способных представлять страну, хватает. Так что лучше никому таких вещей больше не говори. Тебе выпала почётная роль представлять родину, вот и отнесись к этому со всей ответственностью, пожалуйста. А смешинки и ёрничество оставь для менее важных дел.
