об этом известно. Другого объяснения у меня нет.
Остается лишь директор, и я так понимаю, она решила его немного покошмарить, что меня уже совершенно не касается, если в итоге его не уволят, конечно…
Однако у директора, похоже, было иное мнение на этот счет, да и выслушивать это самое «одно условие» в присутствии капитана милиции он явно не собирался
— Лариса Алексеевна, от лица школы выражаю благодарность милиции в вашем лице за то, что это дело с зашедшей слишком далеко шуткой оказалось столь быстро распутано… — директор вновь встал из кресла и весьма выразительно посмотрел на дверь.
Милиционеру было несложно догадаться, что ее просят «на выход», а потому покраснела и хотела было возразить, но…
— …и, если сочтете нужным, выносите этот случай на комиссию по делам несовершеннолетних… — продолжил он, не давая милицейской даме вставить слово.
Если я прав относительно родителей Кати, то никуда она «выносить» этот случай не станет, и директор об этом прекрасно знает.
— …я же в свою очередь доведу информацию об инциденте до РОНО.
Директор подошел к двери и галантно открыл ее.
А он забавный, наш директор. Наглец!
Лицо капитана милиции стало бледным, а затем покраснела вновь, ибо она очевидно привыкла бесцеремонно вести себя с детьми и с их родителями, а тут не церемонятся уже с ней самой.
— В вашей школе происходит травля учеников…! — встав со стула, заявила она.
— Это дети, Лариса Алексеевна. — он не дал ей договорить. — Вы же и сами работаете с детьми, и не хуже меня должны знать о том, что в коллективах детей и подростков всегда присутствует травля, а наша забота, и ваша, кстати, тоже, вовремя пресекать подобные безобразия. Чем я сейчас и занят.
Милицейский капитан, ничего не ответив на сказанное, поочередно посмотрела на каждого из присутствующих, после чего, взяв свою сумку и безэмоционально сказав: «до свидания», направилась на выход, однако, остановившись возле самой двери и обернувшись ко мне через плечо, произнесла:
— Твой участковый теперь частенько тебя вспоминает, Злат.
— Надеюсь, добрым словом? — поинтересовался я.
За то, что в точности она мне ответила, я поручиться не могу, но вроде бы: «не только…».
Около минуты спустя.
— «Одно условие» — это увольнение Екатерины Петровны? — поинтересовался директор, глядя в окно вслед спускающейся с крыльца милицейской даме.
— Да. — вместо меня ответила маман. — И если я потом узнаю…а я узнаю…что ты устроилась в другую школу, то…
Это было сказано уже «классной», которая хотела было что-то ответить, но…
— Екатерина Петровна… — директор обернулся на учительницу, — думаю, что все остальное подождет до завтра, как раз эмоции остынут немного. Зайдите ко мне к одиннадцати, пожалуйста.
— Я поняла, до свидания… — тихо ответила та и, взяв со стола останки своих очков, встала и попыталась выйти из кабинета…
Дорогу ей преградила Настя, банально отодвинув свой стул так, что бывшая уже «классная» оказалась вынуждена протискиваться, причем делала это молча, явно опасаясь подругу маман. Такой себе небольшой вышел буллинг. Напоследок, так сказать.
— Что же до Кати Листьевой, то… — начал директор, наблюдая за женской суетой, но задумался на полуслове.
— С ней и ее родителями мы…сгладим углы сами. — заявила маман.
Директор лишь кивнул, не возражая.
— Юрий Николаевич, мои одноклассники, как бы, до сих пор уверены, что это я сперла Катькин телефончик… — многозначительно намекнул я.
— Ты сейчас пойдешь домой, Злат? — уточнил директор.
Маман хотела было ответить за меня, но…
— Так у меня же еще уроки не закончились. — я успел раньше и в этот момент…
— Ненавижу! — с улицы, через открытое окно, донесся громкий женский вопль. — Ненавижу эту сраную школу! Идите вы все просто на хер, сволочи поганые! Наконец-то я свободна! Ура! На хер эту школу! На хер вообще все школы!
Последние фразы были преисполнены нескрываемой радостью и оптимизмом.
— У Екатерины Петровны нервный срыв, прошу ее извинить. — первым отреагировал директор, который моментально встал со своего кресла и хотел было закрыть окно, однако порыв бывшей учительницы уже иссяк, а сама она быстрым шагом, практически бегом, покинула школьную территорию, и, таким образом, окно осталось открытым.
— Также я прошу простить и меня…
Это директор обратился уже лично к маман.
— …с этого момента, Злата будет у меня на особом контроле, чтобы по максимуму исключить вероятность ее попадания в какие-либо неприятные ситуации. Надеюсь на ваше понимание.
Несколько минут спустя.
— Злат, что там за история с Санниковым у тебя произошла? — поинтересовался директор, когда мы поднимались на третий этаж. — Отчего он так на тебя взъелся?
— Да не особо интересная, Юрий Николаевич. Он одноклассницу задирал, а я над ним немного подшутила, вот он и обиделся. — ответил я.
— Над кем именно? — уточнил директор.
— Над… — начал было я, но осекся. — Да там уже все, Юрий Николаевич, больше он этого делать не станет, наверное…
— Ясно. — только и ответил директор.
— Вы же отдадите мне карту памяти? — поинтересовался я, когда мы поднялись на этаж.
Когда директор провожал маман и ее подругу, я заметил, как он достал из слота мою карту и убрал ее в карман своего пиджака.
— Конечно, это же твоя вещь. — ответил директор и, немного поколебавшись, достал устройство из кармана и отдал мне, поинтересовавшись затем. — Ты же помнишь наш уговор?
— Я не стану ничего выкладывать на ютюб, не поинтересовавшись для начала вашим мнением. — ответил я.
Третий этаж, кабинет №311. «Русский язык и Литература».
В класс я вошел первым, ибо директор галантно открыл передо мной дверь, пропуская вперед, и…
По расписанию у «Г» класса сейчас урок «Литературы», и у доски стоял Санников, декламируя, вероятно, некое стихотворение. И тут появился я…
— Блокбастер: «Крыса: возвращение!». — было первым, что я услышал, войдя в кабинет.
— Санников, ты все никак не угомонишься, да?! — это директор вошел вслед за мной.
Завидев его, все учащиеся тут же
