— Нет, не хочу, — заверил его Углов. — Точнее, не смею на это надеяться, зная занятость жандармского корпуса. У меня есть своя коман… То есть у меня есть свои подчиненные. Мне их будет вполне достаточно.
— Значит, все будет проведено быстро и тайно… — задумчиво произнес граф, повторяя слова посетителя. — Это неплохо, неплохо… Этакое secret de l’enquête… В таком случае да, пожалуй…
— Да, вот именно secret de l’enquête! — сказал Углов — теперь уже он повторял слова князя.
— Хорошо, но чего же вы в таком случае от меня хотите? — спросил Орлов. — Царское повеление у вас уже есть, людей вам не нужно…
— Но я же не мог начать действовать в такой сфере, как следствие, — объяснил статский советник, — не заручившись согласием вашего высокопревосходительства. Это было бы неучтиво, верно ведь? Я должен был поставить вас в известность с самого начала. Кроме того, я надеялся получить от вашего высокопревосходительства хороший совет относительно направления расследования. Ведь вы лучше меня знаете окружение покойного императора и вообще ситуацию в стране…
— Как вы, однако, необычно выражаетесь, — заметил граф. — Ситуация… Тоже, верно, какой-то новый термин? А насчет совета, что ж…
Видно было, что глава Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, с одной стороны, польщен просьбой, а с другой — несколько растерян.
— Что ж, я могу повторить то, что уже говорил, — с важным видом изрек Орлов. — Польские круги, вечно недовольные своим положением, — это, пожалуй, самое первое направление, которое приходит в голову, если всерьез ставить вопрос о таком преступлении, как убийство русского Государя.
— А еще кто мог? — спросил Углов.
— Еще? — граф в растерянности развел руками. — Не знаю… Нет, просто не представляю!
— А какие-нибудь революционеры? Бунтовщики? Ну, вроде тех, кто потрясает Францию?
— Бунтовщики? — с удивлением произнес граф. — Карбонарии? У нас, в России? Нет, это немыслимо! Совершенно немыслимо!
— Тогда, может быть, происки соседних государств? — не унимался посетитель. — Например, Блистательная Порта, столь часто битая нашими армиями? Или Англия, вдохновительница теперешнего нападения на Россию?
— Турки? — задумался Орлов. — Что ж, турки могли бы… да, могли… Но, опять же — каким образом? В окружении Государя нет никого, кто мог бы стать проводником замыслов султана. А что касается Англии… Как-то это на нее не похоже… Впрочем, это предположение стоит проверить.
— Хорошо, я проверю, — кивнул Углов. — Тогда, ваше высокопревосходительство, у меня останется к вам лишь одна просьба. Не могли бы вы выдать предписание для всех чинов жандармерии, дабы они оказывали всемерное содействие в моем расследовании? Мне бы такая бумага очень помогла.
— Предписание? Да, это возможно, — согласился Орлов. — Я распоряжусь, чтобы составили. Скажите, куда вам доставить этот циркуляр?
— А не надо составлять, у меня уже составлено, — заявил статский советник. — Вот, извольте прочесть, и если все в порядке, то можно было бы и визировать.
С этими словами он подал главе корпуса жандармов еще одну бумагу — и вновь с вензелем императора Николая Павловича. Князь Орлов прочел документ, произнес «Кхм, ну-с…», после чего взял перо, поставил внизу свой росчерк и вернул бумагу статскому советнику. Кирилл Андреевич Углов встал, произнес «Премного вам благодарен» и уже направился было к выходу, но на полпути вдруг обернулся и произнес:
— Совсем забыл вам сказать. Его Императорское Величество изволили пожелать, чтобы начатое мною расследование оставалось в тайне, насколько это возможно. Стало быть, и мой визит к вам тоже не подлежит огласке.
— Понимаю… да, воля Государя… — веско отвечал шеф жандармов. — Это все?
— Да, все… Хотя нет, есть еще один вопрос, личный. Скажите, а что, это действительно бросается в глаза — вот эти… эээ… новые термины, которые я употребляю?
— Да, верно, — кивнул граф. — Как-то это… необычно. Как это вы давеча выразились? «Ситуация в стране»… Надо будет запомнить. А еще ваша манера говорить… Словно вам, сударь, некогда, и вы все время торопитесь. Да, и еще ваш французский… Он какой-то не такой…
— Вот как? — произнес статский советник. — Надо будет проследить. Весьма вам благодарен за содействие, ваше высокопревосходительство.
Дверь за необычным посетителем закрылась, а глава Третьего отделения все никак не мог отделаться от ощущения, что было в посланце нового императора еще что-то странное, что он не смог уловить. Нужно было внести ясность. Граф чуть тронул колокольчик, и в дверях кабинета тут же возник секретарь.
— Знаете что, поручик, — обратился к нему Орлов. — Вы запомнили этого чиновника, что сейчас вышел?
— Статского советника Углова? — спросил секретарь. — Запомнил, ваше высокопревосходительство.
— Тогда бросьте все дела и быстро идите за ним, — скомандовал граф. — Узнайте, где остановился, что за люди его окружают… Ну, и вообще понаблюдайте. И если заметите что необычное — докладывайте мне. Сразу докладывайте!
— Будет исполнено! — ответил секретарь и исчез. А глава Третьего отделения еще минуту подумал, припоминая только что состоявшийся разговор, затем пожал плечами и вернулся к тексту официального манифеста о смерти императора.
Между тем поручик Машников, получивший задание графа, не теряя времени, схватил в приемной шинель, выскочил в коридор и едва ли не бегом припустил к лестнице. Как выяснилось, спешил он не зря: чиновник для особых поручений уже находился в самом низу, вот-вот выйдет из здания. Поручик пристроился сзади и стал наблюдать. Он заметил, что, спускаясь по лестнице, статский советник Углов пару раз энергично взмахнул рукой, словно отрубая что-то. Поручику также показалось, что при этом статский советник что-то бормотал себе под нос.
Секретарь шефа жандармов очень бы удивился, имей он возможность слышать, что именно говорил чиновник для особых поручений. А говорил он (впрочем, совсем негромко) следующее:
— Ах я и бестолочь! Права была Катерина, права! «Ситуация, профессионально…» Хорошо еще, что про «нигилистов» не ляпнул — чуть с языка не сорвались. Едва не прокололся! Вот был бы косяк! Лучше надо было готовиться, лучше…
— Да не «высокоблагородие», а «высокородие»! Как же ты не запомнишь, Кирилл! Это титулование распространяется только на тот чин, к которому ты относишься, то есть на статских советников, чинов 5-го класса. А всех, кто ниже, уже именуют «ваше высокоблагородие». Усекли, ваше высокородие?
— Усек, усек! Это я просто забыл.
— «Забыл, забыл…» Это ты здесь мне можешь говорить. А там ляпнешь — и провалишься на ровном месте. Вообще на тебя не похоже. Ты ведь все на лету схватываешь. А с этим титулованием все время забываешь. И фуражка на тебе вон криво сидит; дай-ка поправлю…
И Катя, шагнув к Углову, чуть поправила косо сидевшую форменную фуражку. Он ощутил прикосновение мягких пальцев; ее лицо, обычно имевшее строгое, деловое выражение, тронула улыбка; майор почувствовал себя так, словно его окатило теплой морской волной. Окатило — и отошло; Катя отступила на прежнее место.
— Все, Екатерина Дмитриевна, ваше высокородие все понял! — подчеркнуто бодро ответил руководитель следственной группы.
— Так, Игорь, теперь ты давай, — повернулась Половцева к капитану Дружинину. — Ну-ка, скажи, как ты будешь обращаться, допустим, к действительному статскому советнику?
— К действительному? Ну, понятно как: ваше превосходительство.
— А к генерал-майору?
— К генерал-майору? Подожди… Да так же! Никакой разницы!
— Хорошо, а кто из них выше чином?
— Чином? Да почем мне знать? — непонятно почему вдруг раздражаясь, ответил Дружинин. — И вообще — зачем мне вся эта хреномундия? Это Кирилл должен со всякими генерал-майорами встречаться. А мое дело — в подвале сидеть, печати да отмычки для него изготавливать. И вообще надо попросить Григория Соломоновича, чтобы сделал меня немым. В смысле, по легенде. Немой, и немой, какой с него спрос!
— Ты это брось, Игорь! — строго обратился к подчиненному майор Углов. — Катерина права: базовой информацией все должны владеть в полном объеме. Кто знает, как там дела повернутся. Может, я куда отлучусь, может, твоя помощь потребуется. И как ты будешь мне помогать, если ни к кому обратиться не можешь? Так что давай, учи, какой чин выше какого, и вообще все, что надо.
— Причем учтите, сударь, что с завтрашнего дня мы и в повседневном общении переходим на стиль XIX века, — заявила Катя Половцева, обращаясь к Дружинину. — Так что никаких «усек», никаких «в смысле» и прочего жаргона нашего времени. Будем входить в роль.
— И что, так еще три месяца разговаривать? — ужаснулся кандидат технических наук.
