– Ее ляхи били, – пояснил Иван, гладя жену по голове. – Не бойся, ладо, она добрая. И справу ведает.
На самом деле Иван понятия не имел, добрая ли Млава и ведает ли справу, но выбора не оставалось: помочь жене могла только она. Язычница тем временем закончила щупать и посмотрела на князя. В медовых глазах ее читалась тревога.
– Помоги принести котел! – сказала громко.
– Не уходи! – Оляна схватила мужа за руку.
– Я скоро! – успокоил Иван.
Вдвоем они отошли к печке, где исходил паром медный котел.
– Беда, княже! – шепнула Млава, оглянувшись на стол. – Дите в чреве повернулось. Поперек лежит.
– И что? – спросил Иван, ощущая, как похолодела спина.
– Не разродится. Помрет.
– Помочь нельзя?
Иван спросил это, прекрасно зная ответ. В своем времени он привез бы Оляну в роддом, а там обязательно помогли бы. Например, сделали операцию. Только нет здесь ни роддомов, ни акушеров. Детей принимают бабки-повитухи, понимающие в медицине, как Иван – в космических полетах. Оляна умрет. Любимая, желанная, самая близкая ему женщина. Ему снова напомнили: все, кого он любит, умирают. Список растет. Мать, дядя Саша, названый брат Иван, Георгий, а теперь вот жена. Он расслабился и забыл. Поверил, что эта цепь кончилась…
Иван стоял, опустив голову. На душе у него было пусто и мрачно. Кто-то осторожно тронул его за руку. Он поднял взор: Млава? Чего ей?
– Можно попробовать повернуть, – робко сказала ведьмарка. – Только я этого не делала. Правда, видела…
«Она ж совсем девчонка! – вдруг понял Иван. – Такая же, как Оляна. Привез повитуху! Следовало послать в Звенигород. Теперь поздно…»
– Ворочай! – выдохнул решительно.
– Если не получится, нутро порвется, – продолжила ведьмарка. – Тогда точно умрет.
– Делай! – подтвердил Иван и сжал руку язычницы. – Только я прошу: бережно! Получится – проси, что хочешь! Ничего не пожалею!
Млава кивнула и высвободила руку.
– Помогай!
Они сняли котел с огня и отнесли в угол. Здесь Млава, подцепив котел обернутой подолом рукой, плеснула кипяток в ведра. Попробовав воду пальцем, кивнула, после чего омыла руки. Они вернулись к столу. Млава поочередно согнула ноги Оляны в коленях и развела их в стороны. Требовательно глянула на князя. Он понял.
– Олянушка! – Иван взял руку жены. – Сейчас будет больно. Терпи! Пожалуйста! Так нужно.
Оляна кивнула. Млава, зачерпнув из берестяного туесочка жир, растерла его в ладонях и погрузила руку в лоно жены. Оляна напряглась, заворочалась и застонала.
– Держи ее! – прикрикнула Млава. – Крепко!
Иван прижал плечи жены к столу. Оляна стонала и корчилась. Иван оглядывался на Млаву, желая понять: долго ли это продлится, но видел только склоненное лицо ведьмарки с закушенной губой и ее руку, погруженную в лоно жены.
«Господи! – взмолился он. – Сделай так, чтоб получилось! Пусть ребенок не выживет, пусть родится мертвым, только пусть Оляна уцелеет! Пожалуйста! Я тебя очень прошу! Смилуйся над рабом твоим, скудным и нечистым! Накажи меня за грехи мои, но пожалей ее! Она не виновата. Это я…»
Внезапно Оляна умолкла. Обернувшись, Иван увидел Млаву, уже не склоненную. Она стояла прямо, и рука ее была в крови. «Порвала!» – похолодел Иван. Млава, прочитав вопрос в глазах князя, покачала головой.
– Тужься, княгиня! – приказала весело. – Добре тужься!
Встав рядом с Иваном, Млава уперлась в живот жены предплечьем и стала двигать им по направлению к лону.
– Старайся, княгинюшка! Старайся! Скоро уже! Головка показалась!
Млава отбежала к лавке и вернулась с куском полотна в руках. Положила его на стол и склонилась над лоном княгини. Мгновение – и в руках ее оказалось нечто сморщенное и красное.
– Нож, княже!
Иван выхватил засапожник.
– Режь!
Князь чиркнул лезвием по синевато-красной веревочке – там, где указала Млава. Брызнула кровь, но сразу утихла. Млава убежала с красным к ведру, заплескала водой, но скоро вернулась.
– Держи, княже! – сказала весело. – Сын!
Иван испуганно принял ребенка. Тот был теплым и мягким. Сморщенное, красное личико, закрытые глаза…
– А он… – начал Иван. Он хотел спросить: «Живой?», но не успел. Ребенок открыл глаза. Те оказались маленькими и мутными. Внезапно князь ощутил на ноге влагу. Скосив взгляд, увидел желтую струйку, изливавшуюся из крючочка младенца ему на порты.
– Ишь, какой! – засмеялась Млава. – Не успел родиться, как батьку обмочил.
Забрав ребенка, она ловко запеленала его в холстину и вернула князю. Тот держал сына, боясь пошевелиться. Чувства, которые обуревали сейчас Ивана, словами передать было невозможно. Внезапно ребенок сморщил личико и закричал.
– Дай! – услышал Иван. – Мне!
Оляна, приподнявшись, жадно смотрела на них. Иван подошел и протянул сына. Оляна схватила ребенка и прижала к груди. После чего заплакала. Младенец тут же поддержал.
– Он… Есть хочет…
Оляна попыталась дать мальчику грудь, но тот выплюнул сосок и продолжил плакать.
– Не спеши, княгиня! – сказала Млава. – Покормишь еще! Он от другого плачет. Чрево покинул, где ему было тепло и добре. Привыкнет и успокоится. А ты тужься! Послед должен выйти.
Млава забрала у Оляны младенца и положила рядом. Тот, к удивлению князя, почти сразу затих. Выдохнув, Иван на плохо гнущихся ногах прошел к двери и вышел на крыльцо. Несколько пар глаз немедля уставились на него.
– Сын! – сказал князь, глупо улыбаясь. – Здоровый!
Стражи заорали, бросая вверх шапки.
– Всем по гривне! – добавил Иван, когда крик умолк. – Сегодня же!
Шапки снова полетели вверх.
– А теперь скачите в Звенигород и пригоните покойный возок! Княгиню повезем, с дитем! И одежу роженице не забудьте!
– Как она? – протолкался ближе Олята.
– Здорова! – ответил Иван и внезапно одернул себя: «Здорова ли? Вдруг нет?»
Он торопливо вернулся в избу. Млава, склонившись над лоном жены, махала иглой.
«Порвала!» – испугался Иван. Млава тем временем, перекусив нитку, посыпала рану желтым порошком из туесочка и выпрямилась.
– Это не то! – пояснила, поймав взгляд князя. – Промежность разлезлась. Такое бывает. Сам гляди: крови мало.
Князь, однако, глядеть не захотел, подошел сбоку. Измученная Оляна спала, прикрытая чьей-то свитой. Завернутый в холстину младенец дремал рядом. Иван полюбовался на сморщенное личико и отошел. Млава возилась у лавки, собирая узелок.
– Держи! – Иван протянул ей отвязанный от пояса кошель. – Здесь ромейские номисмы – в пересчете на серебро гривен пять будет.
Млава покачала головой.
– Ты спас мне жизнь!
– А ты сегодня – две. За одну должен. Возьми! Или чего другого хочешь?
Млава кивнула.
– Чего?
– Остаться в городе.
– Живи! – пожал плечами Иван. – Это денег не стоит. А золото возьми! – Он вложил кошель в ладонь Млавы и завернул ей пальцы. – Купишь дом, заведешь хозяйство… Мужа себе доброго найдешь – приданое будет. Я тебя не забуду. Не чаял, что Оляна будет жить! – Он улыбнулся.
«Жить-то она будет, – подумала Млава, сжимая толстый кошель. – А вот рожать более – нет!»
Она подумала, сказать ли это князю, и, поколебавшись, решила молчать. Еще обвинит, что она нарочно. Млава сама не верила, что у нее получилось. Даже у покойной матери повороты выходили редко. Мокошь помогла своей жрице. Она отметила этого высокого, красивого мужа с синими глазами. Млава догадалась об этом на берегу, когда князь с кучкой воев разогнал ляхов, не получив при этом даже царапины. Удача князя подтвердилась и в этот раз. Мокошь давала ясно понять: это он! Тот, кого богиня избрала жертвой…
На третий день после рождения сына к Ивану приехал Малыга с женой. Женился батько неожиданно для всех, в том числе для себя. Случилось это, как мне рассказывали, так. Малыга, как положено посаднику, принимал жалобщиков, когда к нему вошла странная девица. О том, что она незамужняя и даже не вдова, говорил венчик в волосах, хотя на вид посетительнице было за двадцать – в Галиче к таким годам успевали овдоветь. Тем не менее, девица не выглядела ни косой, ни рябой, что объясняло б привередливость женихов; наоборот, смотрелась весьма гожей. Чем, собственно, и привлекла внимание Малыги.
– Сосед межу запахал! – пожалилась Любава, как звали просительницу. – Накажи его!
– Сами разобраться не можете? – заворчал Малыга (он не любил склок). – Посаднику дело до вашей межи?
– Сосед у меня дурной! – возразила девица. – Мало того, что жадный, так и обзывается всяко. А вступиться некому – сирота я.
– Что ж без мужа? – сощурился Малыга.
– Не берут.
– Отчего?
– В то время, как Володько здесь правил, уные его меня снасиловали. Схватили на улице, затащили в хоромы, после чего выкинули, побитую и в одеже разодранной. Домой шла через весь Галич, люди позор мой видели… – Любава насупилась.
– Где эти уные сейчас? – посуровел лицом Малыга. – В Галиче?
