Любава покачала головой.
– Сгинули, – она вздохнула. – Вы их и посекли. Уцелей кто, сама бы зарезала! – добавила мстительно.
Малыга внимательно глянул на просительницу.
– Батюшка объявил в церкви, что я непорочная[7], только женихи все равно носы воротят.
– Дурни! – сказал Малыга. – Девка ты гожая, как мне, так по нраву. Совсем, что ль, не звали?
– Которые и звали, – подтвердила Любава. – Только не пошла.
– Отчего?
– Они не по любви, – фыркнула Любава. – Дом мой хотели, хозяйство. Я хоть и не боярышня, но не бедная! Сама тружусь, холопов имею, приглядываю за ними! – добавила Любава с гордостью.
Малыга задумчиво прошелся по гриднице.
– Сосед только донимает, – продолжила Любава. – Забижает сироту!
Вид девицы резко контрастировал с ее словами. «Эту обидишь! – подумал Малыга. – Скорей она сама…»
– Заглянуть к тебе вечерком? – предложил, сощурившись.
– Даже не думай! – возмутилась Любава. – Я себя блюду. У кого хошь спроси! Даже сосед, и тот лает меня «целкой церковной». Привечала б мужиков, кричал бы: «Блядь!»
– «Церковной»? – улыбнулся Малыга.
Любава насупилась.
– Батюшка сказал «непорочная», значит, такая и есть!
– Жаль! – развел руками Малыга. – А то бы заехал.
– Сором тебе, посадник, девицу к блуду склонять! – осердилась Любава. – Коли по нраву, так замуж бери! По-честному!
Малыга захохотал.
– Нашла жениха! – сказал, отсмеявшись. – Ты на голову мою глянь, глупая! Вишь, седая?!
– Что из того? – возразила Любава. – Голова седая, а телом крепок. На ристалище молодых бьешь, сама видела. К женкам вдовым захаживаешь, весь Галич о том знает. Ко мне вот ночевать просился. Значит, не старый.
Малыга снова захохотал. Любава, нахмурившись, ждала, когда он закончит.
– Ладно, – сказал Малыга, отерев с глаз слезы. – Повеселила ты меня. Пошлю тиуна. Коли правду молвила, соседа накажут. Станет впредь лаяться, получит батогов. Довольна?
Любава кивнула, но не ушла.
– Что еще? – удивился Малыга.
– Замуж! – напомнила Любава.
– Так не звал! – изумился Малыга.
– Сказал, что я по нраву.
– Ну… – Малага почесал в затылке. – Сказать-то всякое можно. Рассуди сама, куда мне жениться, старому? Смеяться станут.
– Не станут! – возразила Любава. – За тебя любая пойдет!
– Так уж и любая! – не согласился Малыга. – Вдова – еще поверю, но чтоб девка? Девке со стариком невместно.
Любава потупилась.
– Не девка я, – сказала чуть слышно, – сам знаешь. Хоть батюшка и объявил, но девство порушено… И лет мне много – двадцать три. Как для тебя – так в самый раз! – добавила торопливо.
– Думаешь? – спросил Малыга.
Любава кивнула. Малыга прошелся по гриднице во второй раз.
– За тех, кто звал, не шла, – сказал, встав против просительницы. – За меня сама просишься. Захотела в посадницы?
Любава покачала головой.
– Тогда отчего?
– Ты мне по нраву. Крепкий, статный и гожий. С виду строг, но сердцем добрый. Встретил ласково, помочь обещал. Другой бы выгнал.
– Ладно! – сказал Малыга. – Я подумаю.
– Только недолго! – предупредила Любава. – Ждать не буду!
Она гордо подняла голову. Малыга засмеялся и отпустил просительницу. Жалобщиков в тот день набралось много, он принимал их допоздна, после чего, поужинав, отправился в ложницу. Спал плохо, ворочался и встал на заре. Надев новую свиту и такую же шапку, кликнул гридня. Спустя короткое время в сопровождении дружинников он выехал со двора и отправился на торг. Там купил золотые, с яхонтами серьги и красивый шелковый убрус. Сложил их в сумку и вскочил в седло. Встреченный прохожий рассказал, как проехать к нужному двору, тот оказался неподалеку. Прежде чем постучать, Малыга внимательно осмотрел дом. Тот выглядел справным: крепкие стены, тесовая крыша; и не пузырь, а стекла в узких окошках. Забор вокруг дома был из высоких, тесаных плах, дубовые ворота окованы железом – не разобьешь. Малыга одобрительно крякнул.
– Хозяйка в поле! – сказала холопка, открыв калитку.
– Так рано? – удивился Малыга.
– Она с петухами встает, – поведала холопка. – Поснедает – и туда! Хозяйский глаз везде нужен.
– Проводи к ней! – велел Малыга. – Живо!
Холопка юркнула обратно, ворота отворились, из них выехал отрок. Рыжий коник под ним выглядел веселым и упитанным, шерсть его блестела, Малыга крякнул еще раз.
– Ты кто? – спросил отрока.
– Холоп Любавин! – сказал отрок и шмыгнул носом. – За конями гляжу. Скачи за мной, посадник! Мы скоро…
Доскакали и впрямь быстро: поле хозяйки было неподалеку. Еще подъезжая, Малыга заметил работающих людей и знакомую фигуру наобочь пахоты. Любава была не одна. Рядом крутился мужичонка в суконной шапке. Они с Любавой о чем-то спорили, размахивая руками. «Это и есть сосед!» – догадался Малыга, с любопытством наблюдая за сценой. Спорщики увлеклись и не замечали гостей. Внезапно мужичонка что-то сказал Любаве, та отскочила и подхватила с земли грабли. Размахнувшись, огрела ими мужика. Тот закричал и закрылся руками. Любава ударила еще раз. Малыга пустил коня вскачь. Мужичонка увидел его первым.
– Защити, посадник! – закричал, кидаясь к коню. – Вишь, чего творит? Дерется! Вира мне за обиду положена!
– Вира, говоришь? – сказал Малыга, прыгая на землю. – А кто межу сироте запахал? Кто ее «целкой церковной» лаял? Святая церковь объявила девку непорочной, а ты, значит, против?
Мужичонка побледнел.
– Сказано в Правде: коли муж мужа батогом ударит, то с него вира, – продолжил Малыга, – но не писано, как быть, когда девка бьет. А раз так, то и взыскивать нечего. А вот про межу запаханную в Правде есть. Двенадцать гривен продажи[8], и ты их заплатишь.
– Смилуйся, посадник! – мужик бросился на колени. – Христом Богом молю! Где ж столько взять?
– Тогда прикуси язык свой поганый и впредь держи за зубами! – рявкнул Малыга. – Прочь с глаз моих!
Мужичонка вскочил и убежал. Малыга снял с седла сумку и, ступая по вспаханной земле, пошел к Любаве. Дружинники двинулись следом. Любава смотрела на них, уперев руки в бока.
– Межою пройти не могли? – спросила, когда гости приблизились. – Пашню зачем топтать?
Малыга захохотал. Дружинники за спиной присоединились. Любава нахмурилась.
– Чего приехал? – спросила, когда посадник утих. – Тиуна ждала.
– А я более не по нраву? – прищурился Малыга.
– Грех тебе, посадник, смеяться! – насупилась Любава.
Малыга полез в сумку, достал убрус, положил сверху серьги и протянул девице.
– Вот!
– Что это? – удивилась Любава.
– Дар невесте. Они, – Малыга кивнул на дружинников, – видаки, что честью замуж зову, как девку непорочную. Пойдешь за меня?
– Я… – Любава вспыхнула, растерянно посмотрела на дары, затем на посадника, на дружинников за его спиной. – Ты хоть бы человека упредить прислал! – выпалила сердито. – Нашел, где сватать! В поле, неприбранную…
– Домой к тебе заезжал, – сказал Малыга, пряча усмешку в усы, – сказали, что ты здесь. Вот и поскакал. Боялся не успеть. Грозилась ведь, что ждать не станешь. Ну, раз не по сердцу… – он завернул серьги в убрус, намереваясь спрятать дар в сумку.
– Отдай!
Прежде чем Малыга успел сообразить, Любава подскочила и вырвала дар. Развернув, выхватила серьги и мгновенно вдела их в уши, заменив ими свои, серебряные. После чего расправила и повязала убрус прямо поверх венчика. Тот встопорщился на темени, образовав на голове поперечный гребень. Малыга, не удержавшись, засмеялся.
– Ты! Ты…
Любава села на землю и заплакала. Малыга, потоптавшись, неловко опустился рядом.
– Ты что, ладо? – Он обнял невесту за плечи.
– Ты… – проговорила Любава сквозь всхлипывания. – Думала: шутишь. Кто ты и кто я? Посадник и девка ославленная… Те, которым отказала, кричали: ноги должна им мыть и воду ту пить. Сосед и вовсе сказал, что никто добрый меня не возьмет…
– Голову ему оторву! – пообещал Малыга.
– Не надо! – сказала Любава, вытирая слезы. – Он и без того удавится – из зависти. Вот что я скажу тебе, посадник! Честь великую ты мне оказал – о такой и мечтать не смела. Этого не забуду! Никогда! Отныне не будет у тебя человека вернее меня. Я теперь за тобой, как нитка за иголкой: хоть в хоромы, хоть в шалаш. И ноги мыть тебе буду! Знай!
– Этого не надо! – сказал Малыга. – Сам помою…
Выбор посадника изумил Галич. Любава не врала: породниться с Малыгой желали многие. Бояре наперебой сватали ему вдовых сестер и даже юных дочек, а тут смердка, к тому же непонятно кто: не то девка, не то баба. Мгновенно возник и пополз по Галичу слушок: посадник поспешной женитьбой прикрыл блуд. Возник и увял. Дружинники, бывшие с батькой, поведали о подробностях сватовства. Заодно намяли бока рьяным сплетникам – а не порочь честного человека! Языки угомонились.
На свадьбе батьки я не был: Малыга постеснялся торжества. Сейчас представилась возможность отдариться. Я поднес молодой жене ромейские паволоки. Любава ахнула, взяв в руки узорчатый шелк. Мужу достался меч в богато украшенных ножнах. Малыга немедленно извлек клинок, потрогал грань, бегущую посреди лезвия, оценил заточку и крепость стали.
