дорогая, ее ограниченное количество, поэтому каждый кадр дорог, его на какую-нибудь ерунду не разменяешь. Это мы, поколение нынешнее, быстро обесценили кадр, сфотаешь тридцать кадров на какого-нибудь голубя и доволен. А тут… Все вымерено, оставлено на самое важное.
Вот праздничный стол, за которым сидят гости.
Вот мужчина с черной полоской усов и гитарой в руках что-то поет. Вокруг него сидят девушки и парни, кто-то задумчиво слушает, кто-то подпевает. В углу початая бутылка портвейна, огромная, словно огнетушитель, стыдливо спрятанная под столом.
А вот, кажется, и тот парень, в тело которого я попал. Еще совсем юный, стоит с отцом, на улице, возле кряжистого дуба.
Я пролистал альбом и кое-что обнаружил. Начиная с возраста примерно в десять лет, с фотографий пропадал отец. Ушел из семьи? Умер? Сложно было сказать, а фотографии молчали.
Я закрыл альбом, поставил на место.
Снятые при помощи «Зенита» или, может быть, «Смены», фотографии эти были дороги их владельцам. Аккуратно вставленные в уголочки (не вклеенные прямо на лист, чтобы можно было дарить!), они хранили в себе всю память семьи.
На полке также имелся и мой альбом. Его изучить было также важно. Но сделать этого я не успел.
Едва потянул руку, как услышал шорох. Оглянулся.
Почему-то мне вдруг показалось, что кто-то будет стоять прямо у меня за спиной.
Никого.
Я прислушался. Звуки определенно были, но вот откуда они?
Я вышел в коридор. Услышал, как в подъезде тяжело вздыхает лифт. А потом ручка входной двери неожиданно ожила и дернулась.
Черт! Кто это⁈
Ручка вновь дернулась. Кто-то явно хотел попасть ко мне в квартиру. И я понятия не имел кто он.
А потом и вовсе случилось неожиданное — раздался лязг ключей и замок начал крутиться, отпираясь и впуская в мое убежище незнакомца.
Что делать? Огорошить незнакомца по голове вазой? Паника охватила меня — сказалась вся необычность ситуации: я в чужом теле нахожусь в чужой квартире в абсолютно далеком времени. Ну как тут не растеряться?
Дверь распахнулась. На пороге возникла… мать.
— Вот, решила отпроситься на весь день! — сказала она, улыбнувшись.
— Отпроситься? — только и смог повторить я.
— Ну да. Константин Иванович отпустил, говорит, что за тобой уход нужен. Дал день отгула. А я ведь знаю, что ты и не поешь перед школой толком, а у тебя желудок.
— Перед школой? — насторожено переспросил я.
— Конечно, — мать сняла обувь, прошла в ванную, откуда крикнула: — Сегодня у тебя занятия с часу. Вот, нужно успеть покушать и вещи собрать, погладить не забудь брюки, они после стирки, мятые.
Мать пристально посмотрела на меня, с укором спросила:
— Или ты собирался прогулять занятия?
— Не собирался! — обиженно ответил я на автомате.
— Тогда собирайся. Форму я уже погладила, сейчас будет кушать.
— Хорошо, — кисло ответил я.
Вновь паника появилась в душе. Школа? Мне нужно вновь идти в школу?
Мать пошла в кухню, где некоторое время громыхала кастрюлями. Потом позвала обедать.
На обед был вермишелевый суп.
— Ну, чего смотришь? Ешь! — мать подала ложку.
Я без аппетита зачерпнул одну, другую. Потом, почувствовав, как горячий супчик согревает нутро, принялся махать ложкой живей.
— Ну вот, — обрадовалась мать. — А то сидел бы без меня голодный. Или опять нажевался бы хлеба с килькой. Давай, ешь.
Я доел суп, поблагодарил за обед. Принялись пить чай с баранками.
— Вот тебе рубль, — протянула мать несколько монет.
— Зачем? — растерялся я, не сразу сориентировавшись.
Тупо глядя на монеты, я не представлял, что вообще на это можно взять?
— Купишь после школы хлеба. Ну и в школе перекусишь, булочку с чаем возьмешь.
— Да зачем, у меня свои… — начал я и осекся.
Привыкший к тому, что и сам могу себе купить что хочу, — недаром столько лет трудился, — я понял, что здесь у меня ничего нет — ни работы, ни денег. Я полностью завишу от матери.
— Что такое? — не поняла мать.
— Я хочу… устроиться на работу, — ответил я.
— Какая тебе работа? — тут же запротестовала та. — Сначала школу закончи, да чтобы без троек. Успеешь еще наработаться.
Спорить с ней я не стал, но для себя решил — найду хоть что-то, да хоть подработку грузчика, но чтобы были свои деньги, честно заработанные. Не привык я сидеть на шее у женщин.
— Ну все, время уже, — поторопила меня мать, убирая посуду в раковину. — Собирайся.
Чтобы пойти в школу понадобилось множество сил и внимания. Я не представлял, где она находится и потому шел наугад, зорко выглядывая детей с портфелями. Логично предположив, что они тоже направляются по нужному мне адресу, я решил идти следом.
— Андрюха! — вдруг кто-то окликнул меня.
Я не сразу обернулся, привыкший за множество лет все же к своему настоящему имени — Сергей.
— Андрюха, стой! Куда вчесал? — раздалось уже ближе.
И чья-то ладонь легла мне на плечо.
Я обернулся.
— Ты чего? Оглох?
Передо мной стоял парнишка моего возраста, худой, черноволосый. Увидев у меня на лбу пластырь и царапины, присвистнул.
— Ты где так? На костаревских нарвался?
— Нет, — ответил я. — Упал.
— Тебя как будто грузовиком прокатило! — усмехнулся собеседник.
— Ну, ощущения похожие, — кисло ответил я.
Парень двинул вперед, я интуитивно пошел следом. Понял, что мне он знаком и что наверняка учится со мной в одной школе. А значит нам по пути.
— На танцы сегодня вечером пойдешь? — спросил парень.
Я неопределенно пожал плечам.
Некоторое время шли молча. Я понимал, что так дело не пойдет — я никого не знаю, даже номер класса своего. Нужно что-то срочно придумать. Но вот только что? Особых мыслей не было, кроме как честно признаться парню, что я ничего не помню. Глаза вроде у него честные, на подлеца не похож. Может быть, хороший друг? Надо рискнуть. Да и был ли другой вариант?
— Послушай… — начал я, остановив парня за локоть. — Я позавчера грохнулся сильно, в больнице лежал.
— В больнице⁈ Это поэтому тебя в школе не было? — спросил тот. — А я думал в поход ушел с Дубининым со средней группой, он вроде собирался.
— Нет, не в поход. В общем, головой приложился. Вот, смотри.
И, откинув копну волос, я продемонстрировал ему зашитый шрам.
— Ух, чтоб тебя! — только и смог выдохнуть удивленный парень. — Зашивали!
— Вот-вот, — кивнул я. — И, в общем… память потерял.
Парень долго смотрел на меня, словно пытаясь понять, разыгрываю я его или нет?
— Как это — потерял? — насторожено спросил он.
— А как еще можно память потерять? Начисто. Как белый лист в голове.
— Врешь!
— Да чтоб мне провалиться на этом месте!
— И что, прям ничего не помнишь? — продолжал тот, явно не доверяя мне.
— Я твое имя вспомнить не могу, — хмуро ответил я.
— Андрюха, ты чего? — совсем растерялся парень, хлопнув меня по плечу. — Это же я, Егор!
— Егор? Ну вот теперь знаю, как тебя зовут.
— Да не может быть такого!
— А какой резон мне тебе врать?
Парень не нашелся что ответить.
— Ну да, резона нет. Мать знает?
— Нет, — покачал я головой. — Я и ее то имя вспомнить не смог.
— Маркс твою Энгельс!
— Думал, вернется память, не хотел ее расстраивать. Но не вспомнил. Совсем все плохо.
— Вот дела! Да тебе в больницу нужно!
— Был я уже там. Сказали временно это. Потом все вспомню.
— Знатно тебя!
— В общем, я тебя попросить хотел об услуге одной. Только это строго между нами! Сам понимаешь, что дело деликатное. Могу и в соответствующие органы отдать, если ты понимаешь о чем я.
— Я — могила!
— Егор, ты бы мне рассказал кое-что про меня. Ну, чтобы я память освежил свою. Глядишь, и вспомню все.
Егор смотрел на меня, округлив глаза. Потом спросил:
— А что именно нужно то?
— Ты мне расскажи… — я задумался.
А действительно, что мне нужно?
— Расскажи про Артема, — сказал я, вспоминая разговор с инспектором.
— Про Шестова что ли? — улыбнулся Егор. — Так это приятель твой закадычный, не разлей вода! Вы с ним в клуб ходите, путешественников, или как он там называется?
— В одном классе учимся?
— Ну.
— А с тобой?
— Нет, я с параллели. Ты в «А», я в «Г». Ну даешь! Мы с одного двора! Не помнишь, как прошлым летом на рыбалку ходили с ночёвкой? Я вот такую щуку поймал. Ты еще проспорил рубль.
— Нет, не помню.
— Ну ты… Андрюха, тебе бы в больницу.
