старые кошёлки засирают внешний вид типичной жительницы Муторая. Я возмущён. Даже если они это заслужили. Все как под копирку, будто из журнала две тысячи десятого года: с тёмными крашеными патлами, собранными в тугой хвост, и тонкими острыми бровями, такими же крашеными, как и волосы, в узких светлых майках и тёмных не менее узких джинсах. На десять таких баб, дай Бог, найдёшь одну в платье. Но как-то пофиг, во что одета баба, если ты планируешь её раздеть. Лично мне нравятся блондинки, но в Муторае есть всего одна блондинка. И ей пока нет восемнадцати.
Я как-то собрал пацанов и уведомил о своих планах на неё, так что те, у кого котелок хоть немного варит, обходят её стороной.
Поглядев в экран телевизора ещё немного, мне быстро наскучивает деградировать.Я спрыгиваю с кресла и двигаю на кухню. Надо проверить жратву.
Курица продолжает жариться, а греча вариться, в холодосе подмерзает ещё одна баночка пива, и моё настроение становится в миг лучше обычного.
Остаток дня я просто пялюсь в ящик, жру то, что приготовил, и настойчиво динамлю входящие звонки.Кто вообще будет брать трубку в субботу?Хотя для меня и будние дни являются выходными.
А вечером я внезапно обнаруживаю, что в холодильнике не осталось пива. Ваще-то это большая трагедия.
В Муторае у меня всегда припасено бухло на случай, если «прижмёт», или опохмелиться.
Я быстро собираюсь и выхожу на улицу.
В этот раз уличный шум меня не напрягает так, как при первом выходе в люди.
Я решаю не спонсировать магазин по соседству и отправляюсь на поиски супермаркета подальше и побольше.
Спустя минут пять скитаний на глаза мне попадается Дикси, в который я смело заруливаю.
Пока я брожу между полок, краем глаза замечаю шайку развесёлых пацанов, увлечённых шуточной перебранкой. Они трутся рядом и выбирают, что накатить сегодня одновременно со мной.
В любой другой ситуации я бы подключился к их празднованию, но у меня не то настроение. В большей степени из-за того, что теперь у меня между ног две дырки, а не одна, как я привык.
Затарившись необходимым пойлом, я выхожу на улицу и обратно двигаю сквозь дворы. Ещё не очень темно, но солнце стремительно шкерится за горизонт. Это моё любимое время суток, когда на улице резко начинает сокращаться количество любопытных зевак и уставших рабочих.
Шаркая по асфальтированной дороге, я размышляю, что теперь делать.Не очень-то хотелось быть девкой остаток жизни, хотя бы потому, что я стопроцентный мужик.Ещё меньше мне хотелось мириться с мыслью, что Лера теперь занимает место в моём теле. Вряд ли такая, как она, сможет сохранить мой авторитет. И всё же, чтобы приспособиться к обстоятельствам, мне достаточно разок хорошенько надраться. Именно это я и собираюсь сделать сегодня ночью.
В пакете у меня позвякивают два пузыря водки.
Думаю, на Лерин вес за глаза хватит полбутылки. Вторую я взял на всякий случай. Мало ли, Лера меня удивит.
Хотя с двух банок пива меня уже мажет как с полбутылки вискаря. Знатно, в общем.
Неожиданно я слышу свист позади себя, и рефлекторно оборачиваюсь.
В прошлый раз после подобного я оказался в этом дурацком теле, и мне не очень хотелось снова очутиться в ещё более беспомощной оболочке, например, каком-нибудь пиздюке или дряблом старике.
Но никакой опасности позади себя я не обнаруживаю. Только кучка тех пацанов, что затаривалась со мной в одном магазине. Я задерживаю на них расплывающийся взгляд. До меня медленно доходит, понимаете?
Я радостно жду этих типов посреди дороги. Но моя улыбка угасает с каждым новым свистом, в котором я читаю нехороший подтекст.
Мы с пацанами никогда не свистели девчонкам, чтоб позвать их бухнуть с нами. Обычно мы насвистывали им вслед по другой причине.
— А чего такая красивая и одна? — говорит один из них, быстро приближаясь ко мне.
Двое других обходят меня с разных сторон, образуя полукруг. Я поздно замечаю, что рядом ни души, кроме этих троих. Только какой-то чувак в светлой толстовке сидит на лавке у детской площадки, но он далеко, даже не заметит.
Ссыклом я себя не считаю, поэтому смело заглядываю в глаза одному из подсуетившихся пацанов. Но этот вонючий дятел начинает присвистывать ещё веселее:
— Так ты с характером?
— Малышка, — гогочет другой из этой же компании.
— Слышь, — резко отвечаю я. — Давай без этого. Я наизусть знаю все ваши фразочки и знаю, чё вы хотите.
— Да что ты? — Мне не нравится интонация, с которой меня спрашивает их главный.
— Идите с миром, пока вас не отпиздили.
Они вдруг начинают ржать как не в себя. Меня это конкретно выбешивает. Я делаю шаг к длинному и сгребаю его за грудки одной рукой, а другой замахиваюсь.
Но что-то идёт вразрез привычному мне сценарию.
Они без особых усилий подсекают мои ноги пинком, и я оказываюсь поставленным на колени, полный ахуя.
Если б Валеру увидели в подобном положении, то наверняка бы пустили скверные слухи. Но сейчас я не Валера. Я Лера. Тощая слабая девчонка, почему-то дрожащая от непривычного для меня ужаса. Это не моя реакция, одно я знаю точно — это реакция тела, в котором я заперт.
Осознание достигает меня крайне поздно.
Чьи-то руки со всей силой сгребают меня за шею сзади, и пока двое других типов мерзко посмеиваются, я слышу только отвратительный шёпот рядом с ухом:
— Не возникай, лапочка. — От него реально воняет. Он добавляет: — Твоё дело — раздвигать ножки.
— Отвали, — залупаюсь я, пробуя подняться. — Сучара… — Но нихуя не выходит. Чужая рука сжимается сильнее, припечатывая обратно к земле.
— Иначе зачем тебе столько бухла? — Этот уёбок тычет пальцем в мой пакет, уже давно валяющийся на асфальте, и из которого торчат бутылки водки. — Маленькая алкоголичка. Нажрёшься и запрыгнешь на первый хуй, который встретишь. Я сценарии таких, как ты, выучил наизусть.
Меня начинает потряхивать уже не от страха, а от злости. Я гляжу на бутылку водки и рассчитываю, как выхватить её незаметно, чтобы вырубить этого мудака. Желательно одним ударом, чтоб наверняка.
— Леха, осторожно!
Но всё решается само собой.
Чужое давление резко пропадает, и я хватаюсь за бутылку, подскакивая на ноги.
Когда я уже стою на ногах, злобно скалясь и занося пузырь для
