Пока мусульмане приближались к правому флангу монголов, в центре так же произошли события. Монгольские лучники первыми выпустили стрелы по надвигающейся тяжелой коннице мусульман. Урон для войск Джелал-ад-Дина был незначительным, но он был и этот факт затмил глаза многим смелым и отчаянным воинам, которые наблюдали, как падают их друзья и соратники и озлоблялись этим безмерно. Поэтому, когда монголы развернулись и устремились к своим войскам, не все воины ислама поступили, как велели военачальники — не реагировать на отступление врага, пока не будет специального сигнала. Часть мусульманских всадников устремились на монголов и не успели произвести маневр ухода с места, куда уже могла долететь монгольская стрела. Из десяти тысяч тяжелой конницы, которая устремилась на монгольский центр порядка полторы тысячи смелых и отважных, но не дисциплинированных воинов продолжили атаку. Их Джелал-ад-Дин мог уже списывать — против почти сорока тысяч монгольских воинов в центре, шансов не было. Издалека же мусульмане могли подумать и о восьми туменах перед ними, так как чучела на конях были очень похожи на воинов.
Правый монгольский фланг так же не дрогнул. Во-первых, в надвигающийся строй легкой конницы мусульман устремился рой стрел раньше, чем всадники смогли выйти на расстояния убойного выстрела из лука. Кроме того, земля перед пехотой, которая казалась легкой добычей, была сплошь грязью. Почти сутки жители Тавриза и монгольские воины носили воду к этому участку, благо озеро было рядом, позже по размокшей земле прошлись монгольские кони и опять залили воду. Так что теперь копыта коней правоверных вязли в грязи, терялся напор, динамика разбега, время, которое было четко рассчитано. И, когда подошла минута врезаться в ряды монгольской пехоты тяжелой мусульманской коннице, стройная атака превратилась в свалку воинов, в скученность которых летели стрелы и… Гром!
Когда на правом фланге образовалась запланированная свалка и только некоторые всадники продолжали атаку, из рядов монголов вышли люди без доспехов, в простых одеждах и со странными палками, далеко не все в мусульманском войске видели бамбук. Эти палки, полые внутри произвели такой шум и грохот, породили дым и напугали коней. Многие мусульманские кони, испугавших грохота понесли и свалили своих всадников, которых затаптывали лошади соратников. Да и сами воины ислама испугались неведомого оружия, что только что использовали даже не монголы, а полторы тысячи китайцев, которые были в плену у Субедея-богатура, но согласились воевать, если только не против своих соплеменников.
Пока Чингисхан прикладывал попеременно руки ко рту — вот такое странное проявление волнения жестами, Джелал-ад-Дин нервно решал, как быть. Посылать своим уже обреченным конным помощь, это означало погубить еще воинов, оставлять же все на самотек, и так он не добьется вообще ничего. Две атаки и уже тысячи воинов в безвозвратных потерях, при том, что не решена ни одна задача. И сын хорезмшаха решает послать еще пятнадцать тысяч воинов на центральный фланг в помощь тем, которые уходил от монгольской ловушки, невзирая на то, что их недисциплинированные соплеменники продолжили атаку и сейчас мужественно вгрызались в монгольские ряды. Джелал-ад-Дину было удивительно наблюдать, как меньше чем уже тысяча воинов добилась локальных успехов, несмотря на ловушку. Вот их и нужно было поддержать.
Однако, те пятнадцать тысяч конницы сделали то, что окончательно предопределило исход сражения — тяжелая конница, бывшая только что Джелал-ад-Дина, ударила по своим же соплеменникам, чем не только смутила, но и опрокинула недавних союзников, этим предатели вынудили подставиться конницу под стрелы монголов.
Везде предательство! Дальше, когда уже стало понятно, что Джелал-ад-Дин проиграл, оставался вопрос только «насколько?». Отправив вперед сорок тысяч пехоты, которая становилась уже пушечным мясом, сын последнего хорезмшаха, подумывал о бегстве, о чем уже и разговаривал с некоторыми самыми приближенными людьми, которые были ему верны на протяжении уже пяти лет постоянной войны. Нужно было собрать надежных воинов на конях и уходить. Быстро переговорил и с булгарским военачальником о том, что г бы в Булгарию сбежать, потому как волжские мусульмане — пока единственные, в преданности которых нет поводов сомневаться.
И, когда уже порядка пятнадцати тысяч всадников, возглавляемых Джелал-ад-Дином устремились подальше от места битвы вглубь бывшей державы идельгезидов, монголы ввели в бой засадный полк, и через двадцать минут сражение закончилось, оставшиеся воины сдались, а обозы поменяли своих хозяев.
Но монголы потеряли в этой битве больше — великого хана! В разгар битвы у Чингисхана случился приступ и он, что-то почувствовав, позвал детей и летописцев, чтобы зафиксировали все сказанное.
— Главное — продолжайте поход на Запад, сейчас вы здесь и в силе. Борте, я иду к тебе, — выдохнул великий хан, самый главный степняк, чье имя будет вечным и отправился в иной мир, чтобы встретится с единственным человеком, которого любил — Борте.
В это время, не дожидаясь окончания семейного курултая, Субедей-богатур гнал остатки некогда великого войска по тем дорогам, что он только три-четыре года назад проходил. Великий хан сказал продолжать поход на Запад, и Субедей сохранит верность своему хану и, если надо, то один пойдет в поход. Но и сыновья разделяли чувства полководца.
Конец 3-й книги.
Продолжение следует…
