Яхта «Екатерина» размерами корпуса вполне тянула на полноценный фрегат. От рядового судна её отличали золочёные украшения носа и массивной кормы, красивые фонари и обильное остекление императорской каюты.
Мне впервые в жизни предстояло подняться на борт парусника. Разумеется, некоторые стереотипы у меня были, и их развенчание началось ещё на пирсе.
Во-первых, оказалось, что никакого трапа мне не подадут. Они вообще не знали, что такое «трап»! Мне спустили перекладинку на двух тонких линьках, точь-в-точь как детские качели в парке. Усевшись на неё, не успел я взяться за верёвки, как дюжина матросов вознесли меня на высокий борт судна.
Вторым, не очень приятным открытием оказалась покрывавшая повсюду корпус судна смола. Это какое-то наказание! За две минуты я испачкал свой сюртучок в трёх местах, в том числе в одном не вполне приличном. Как Екатерина обходилась тут со своими пышными юбками — не представляю.
Наконец, прозвучала команда «отдать швартовы». Я ожидал, что сейчас над нами ветер наполнит паруса, и мы гордо поплывем по волнам… В общем, ни одного паруса так и не подняли.
— Ветер норд-норд-вест, Ваше высочество! — прояснил моё недоумение капитан. — Совершенно невозможно идти под парусом!
— И что же мы будем делать?
— Буксироваться!
И вскоре мы начали «буксироваться». Два баркаса, полные матросов, как бочка селедок, на тонких линьках со скоростью престарелой черепахи тянули нас к острову Котлин. И всё для того, чтобы переместить моё тщедушное тельце на 7 морских миль! Как же мне было неловко…. Полтора часа позора!
Зато у нас было время осмотреть корабль. Костик надолго завис возле орудий (их на яхте было аж двенадцать), я же больше времени уделил конструкции корпуса и парусного вооружения. То, о чём говорили мне корабельные мастера, теперь можно было видеть собственными глазами!
Наконец, мы причалили к кронштадтской стенке. Подплывая к острову, я поразился огромному количеству пришвартованных здесь судов, лишённых оснастки и парусов. Видимо, это те самые «ветхие» суда, в которые списывают выбывшие из эскадры боевые корабли. Но, как же их оказалось много!
На острове меж тем успели заметить, что к ним движется императорская яхта, и всё местное начальство при параде собралось на пирсе.
Мне представили Пётра Ивановича Пущина, главного командира порта, и просто «командира», бригадира Ефима Максимовича Лупандина. Увидев, что приехала к ним не императрица, а всего лишь её малолетний внук, они явно выдохнули с облегчением.
Заводик оказался небольшим — несколько кирпичных приземистых зданий, низких и тёмных; рядом лежали целые груды старых пушечных стволов и прочего чугунного хлама.
Меха раздувались паровой машиной, доставленной из Англии и смонтированной буквально за месяц. Учитывая, что первую паровую машину, назначенную для осушения кронштадтских доков, монтировали несколько лет, прогресс был налицо.
Гаскойн и Бёрд оказались в заводской конторе, но, узнав о моём приезде, сразу вышли ко мне.
Как раз готовилась плавка: мастеровые разбили корку, прикрывавшую «выпуск» из вагранки, и ярко-оранжевый расплавленный чугун хлынул в формы для 36-ти фунтовых ядер.
Тут же мастеровые разбивали застывшие уже формы для маленьких в сравнении с ядрами чугунных картечин.
Увидев это, я был несказанно удивлён.
— И картечные пули тоже льёте из чугуна? Вроде же свинцовые обычно делаются?
Чарльз Бёрд отрицательно покачал головой.
— Свинцовые картечные пули дурное свойство имеют: при орудийном залпе от сильного давления и порохового жара они слипаются в ком, и оттого должного действия не оказывают. Чугунная картечь такого свойства лишена, да и стоит она сильно дешевле.
— А зачем флоту картечь? По кораблям вроде бы ядрами стреляют?
— Раз флот требует картечь, мы даём ему картечь — добродушно улыбнулся Гаскойн. — Мы промышленники, а не военные. От нас требуют добротное вооружение, а мы его поставляем. Но, должен сказать, что даже в морских сражениях иногда дают картечные выстрелы, дабы поразить канониров и морскую пехоту, и тем самым облегчить абордаж вражеского судна, или, напротив, избежать абордирования своего. В бою у острова Гогланд, где покойный сэр Грейг так успешно противостоял шведскому флоту, именно картечные залпы заставили корабль вице-адмирала Вахмейстера спустить флаг!
— К тому же, — добавил Бёрд, — картечь нужна для защиты морских крепостей от вражеского десанта. Даже крепостные ружья стреляют орудийной картечью!
Услышав про это, я обомлел: быстрая и острая мысль как будто осенила меня.
— А подскажите мне, Карл Николаевич, нельзя ли и пули для обычных ружей лить из чугуна?
— Отчего же нельзя? Вполне возможно; та же пуля, только малого диаметра… Мы бы могли наладить производство, как полагаете? — обратился Бёрд к Гаскойну.
Тот задумчиво выпятил губы, пожевал ими, будто бы пробуя идею на зуб.
— Нужны опыты, Чарли. Трудно сказать наверняка, но сугубой проблемы я тут не вижу!
— Так давайте займёмся этим! — с воодушевлением воскликнул я. — Мы закупаем свинец за границей, а ведь это и ненадёжно, и накладно! К тому же свинец в полку своровать могут, а эти чугунные шарики никому не нужны!
— Ваше высочество обеспечит нам контракт? — будто бы в шутку спросил Гаскойн.
— Карл Карлович, ну вы же меня знаете! Контракт будет, клянусь бабушкой! Вы, главное, сделайте образцы, а уж я их Потёмкину преподнесу с пристойным комментарием. Но только быстрее!
Возвращение обратно было совсем иным. Свежий попутный ветер наполнил паруса, снасти заскрипели, и яхта ходко побежала обратно к устью Невы.
— А можно залезть на мачту? — начал проситься Курносов.
— Опасно, Ваше Высочество! — всполошился Сакен.
— Они же лазят! А я чего, дурак, что ли? Да не упаду я! — настаивал Костик, показывая на юнгу в аккуратном костюмчике, с вида не более 12-ти лет от роду.
— Я отвечаю за вас перед Ея величеством!
— Да говорю же, что не упаду! Ну Карл Иванович!
Между тем мне и самому интересно стало подняться на марс и рею.
— Давайте нас обвяжут линьком, а крепкие матросы будут страховать снизу! — предложил я.
Сакен с Протасовым переглянулись
— Всё же, Государыня Императрица желали развивать в них смелость характера, — наконец сдался Сакен, — должно, они одобрили бы сие любознательное стремление!
Не успев подняться и на три сажени, я уже пожалел, что ввязался в эту затею. Страшная оказалась не сама высота, а то, что мачта сильно раскачивалась туда-сюда, ощутимо гуляя под порывами ветра и мотая матросов из стороны в сторону. Зато, когда я оказался в вороньем гнезде, увидев новые, позолоченные закатным солнцем бескрайние горизонты, сразу забыл и заботы и страхи. Трудно сравнить с чем-то ощущение, что сама природа несёт тебя к цели!
В общем, вернулся я в Петергоф в самом лучшем расположении духа. А здесь меня ждал сюрприз: от графа Орлова прибыл давно ожидавшийся презент. Лошадь!
Великолепная трёхлетка, серая, в мелких белых яблоках, с тонкими длинными бабками и крутым крупом, небольшая сухопарая голова, изящно посаженная на длинной, круто выгнутой лебединой шее. Дворцовые конюхи и берейторы, собравшись вокруг, восхищённо пожирали её глазами. Мечта!
Костя, конечно, страшно огорчился, что такую лошадку прислали мне одному. Пришлось утешать его, обещая что-то в неопределенном будущем. Впрочем, поскольку учить нас верховой езде всегда планировали вместе, ему сразу же выделили смирную вороную кобылу из конюшенного ведомства. За нами закрепили пару берейторов, а отвечать за обучение поставили Петю Салтыкова. Наступающее лето обещало быть великолепным!
От автора: Первая книга движется к завершению. Предлагаю читателям активнее подписываться, дабы не пропустить продолжения!
Глава 32
7-го июля, когда Де Ла-Гарп отпустил нас с Курносовым с занятий, я заметил, что взрослые во дворце чем-то встревожены. За обедом Александр Яковлевич и Карл Иванович, сидя за соседним к нам столом, что-то оживлённо обсуждали.
