Меня так и подмывало ответить ему, что он может засунуть эти деньги себе в задницу, что он никогда их не увидит, если умертвит Донатину и что я сам вспорю ему когда-нибудь брюхо, то есть вылить все то, что накипело у меня в душе, но я продолжал упорно хранить молчание. Затем, понимая, что находиться рядом с ним, это значит подвергать тяжким испытаниям свою психику, а также здесь я все равно не смогу думать адекватно, я развернулся и пошел прочь, обратно в свои покои.
Как же я мог забыть уйти сюда без своего телохранителя? Если бы Марикк или Камахан был сейчас при мне, я бы приказал взять дядю в плен и сделал бы его своим заложником и плевать, что там скажут мои родичи и даже отец. Но нет, сейчас я был совершенно один и когда я поднялся на свой уровень, навстречу мне вышла только Лаэлия.
— Где ты шляешься, Моммилус? — сердито спросила она, нахмурив тонкие брови. — Я тебя всюду ищу.
Вот тогда-то, глядя на ее милое и смуглое лицо, я понял, что надо делать, чтобы попытаться вытащить наши задницы из той катастрофы, в которую все мы угодили.
Для начала надо было, как ни в чем не бывало отправиться на Эквирии, поскольку сегодня проходил второй день соревнований и император обязательно должен был там присутствовать. Кроме того, мне все равно надо было проследить за тем, чтобы сегодня опять победили венеты и дать распоряжение Парсанию сделать ставки, но только тогда, когда я разрешу ему сделать это. В общем, горевать времени не было, нужно было действовать и как-то выправлять всю ситуацию.
Дав, кое-какие распоряжения Лаэлии, Лакоме и Родерику, я отправил их на задание, а сам, едва позавтракав, поспешил на гонки, которые сегодня должны были начаться раньше, чем вчера.
Поэтому я сейчас, в полуденное время и находился в своей ложе, обозревая ипподром, как военачальник осматривает поле битвы. Впрочем, сражение здесь действительно сейчас и велось, только вместо солдат выступали колесницы и возницы, а выигрышем являлась самая большая сумма денег, которую удастся выручить по итогам гонок.
Поступить мне пришлось проще, чем вчера и, возможно, чуточку тоньше. Поскольку вчера я то и делал, что вводил всех в заблуждение, сегодня все воспринимали мои слова с точностью до наоборот. Парсаний вчера помогал Донатине договариваться с возницами, сегодня этого делать не пришлось, разве что только с несколькими ключевыми игроками.
Кроме того, дошло до того, что прасины приставили к своим колесничим охрану и пробиваться к ним пришлось через девушек из лупанарий, римских публичных домов. Следуя моим указаниям, Парсаний нанял около двух десятков жриц любви и те быстро растопили суровые сердца охранников, а также и смогли договориться с возницами о вознаграждении, если они сдадут завтрашнюю гонку.
Колесничие с радостью согласились, а почему так легко, спросите вы? Да дело в том, что система мотивации персонала у гонщиков была поставлена из рук вон плохо. Из-за того, что гонки колесниц были очень травмоопасным видом деятельности, выступать на гонках соглашались далеко не все возницы, только самые отчаянные либо очень нуждающиеся в деньгах либо просто-напросто рабы своих партийных хозяев.
Все эти категории участников далеко не отличались высшей степенью лояльности по отношению к своим хозяевам. Обычно их наградой за выигрыш в гонках была максимум сотня милиарисиев либо пара десятков солидов, а чаще всего риск получить серьезные увечья, остаться калекой и вскоре загнуться от ран и болезней в городской канаве.
Мы же предлагали заработать сотню солидов, уехать в какой-нибудь другой город империи, вроде Рима или Медиолана и стать там обеспеченными и достойными гражданами. На такие деньги рабы могли купить себе свободу, да еще и осталось бы на более-менее привольную жизнь. В этом и крылся успех нашего подкупа.
Пока вчера Донатина отправился подкупать армию наемников дяди и не справился с этим заданием, Парсаний занимался тем же самым с возницами прасинов и с помощью путан достиг вполне ощутимого успеха. Во всяком случае, именно так он и доложил мне утром, едва только начались гонки.
— Что же, отлично, — сказал я, а сам все время следил за дядей и матерью, ожидая от них новых сюрпризов. — Ты знаешь, что делать дальше. Точно также, как вчера, против венетов.
Парсаний радостно кивнул и умчался распространять слухи среди других слуг и рабов. Надо было убедить людей, что сегодня победят прасины. Я же, со своей стороны, напротив тому, что делал вчера, теперь начал обхаживать истинных победителей.
Пригласив Писцилия с соратниками, все еще зеленых после вчерашних возлияний, в свою ложу, я не отпускал их до самого полудня, заставив еще и пообедать с собой. Писцилий, впрочем, весь день был нахмуренным и смотрел на меня сердито, будто опасался, что я могу его обмануть.
Кажется, народ клюнул на удочку, потому что магистр оффиций Цинна подошел ко мне и сказал:
— Ты опять взялся за свои шутки, малыш? Зачем ты опять заигрываешь с венетами, даже они сами не верят тебе и думают, что ты хочешь их провести, чтобы потом отдать победу прасинам.
Моя мать избегала моего общества и я также не горел желанием с ней общаться, хотя после признания Новии мне стало понятно, что она вовсе не желала моей смерти. Но все равно в таком способе усмирить родного сына, согласитесь, мало приятного?
С дядей я тоже не хотел разговаривать, по вполне понятным причинам, а еще меня выводил из себя его насмешливый и самодовольный вид, заставлявший меня сомневаться, что задуманное мной мероприятие сможет исполниться.
Ключевую роль в нем должна была сыграть Лаэлия и я сомневался, что это ей по плечу. Я, в конце концов, доверился первой встречной мне симпатичной девчонке, более-менее сносно владеющей мечом, но для того, чтобы сделать то, что я задумал, требовалось гораздо большее, а именно ум, хладнокровие, недюжинные актерские таланты. Справится ли она с этим или я тоже лишусь и этой части своего воинства?
До самого полудня от Лаэлии и Лакомы не было вестей, кроме того, не было понятно, какие партии выигрывают, потому что подкупленные нами возницы должны были выступать в составе квадриг. К тому времени, когда на дорожки должны были выйти колесницы с четверками лошадей, прасины уже уверенно вышли вперед и среди букмекеров снова начали ставить на них, давая два к одному, а потом три и четыре к одному против венетов.
Когда стартовали гонки квадриг, началось самое интересное. Сегодня был важный день и хозяева колесниц заставляли своих возниц выкладываться в полную силу.
Первый же заезд квадриг закончился свалкой и неразберихой. Почти сразу на старте столкнулись пять экипажей, принадлежащих трем партиям. Пока охрипшие от криков лидеры факций кричали на возниц, на арену выбежали болельщики и устроили драку с применением дубинок, ножей и камней.
Когда набежали охранники их герулов и разняли драчунов, на поле остались лежать около трех десятков людей, а среди них и трое возниц.
— Сегодня, однако, в циркусе настоящее представление, — заметил громко Цинна, продолжавший общаться со мной вместо моих родичей.
Магистр оффиций да еще и мой братишка Ульпий только и продолжали разговаривать со мной, передавая поручения и просьбы от моих старших родственников. Часть из них я исполнял, а часть игнорировал, вроде того, чтобы поприветствовать микропанита прасинов Адриана, который после исчезновения Дувиана считался бесспорным лидером на пост факционария партии.
Адриан, напротив, сам подошел и сердечно приветствовал меня, поскольку считал, что я работаю на его победу, стараясь очаровать и усыпить бдительность венетов.
— Если мне удастся стать факционарием партии, я прошу вас забыть все обиды и недоразумения, которые были между нами, император, — сказал он, кланяясь мне. — Мы постараемся, чтобы в будущем впредь не возникало подобных печальных случаев, вроде того вопиющего нарушения вашего достоинства, что позволил себе Кан Север.
Меня так и подмывало напомнить ему, как он хотел меня зарезать, но делать этого было нельзя, надо было стоять и слушать злейшего врага с самой милой улыбкой, на которую я был способен. Я нисколько не сомневался, что все, что он сейчас говорит, на самом деле нисколько не соответствует истине и если ему понадобится, он сам с удовольствием еще раз захватит меня в заложники, а потом и собственноручно отрежет голову.
