— Конечно, наш любезный друг Адриан, — отвечал ему я. — Ничто так не согревает мое сердце, как возможность установить мир и согласие с вашей могущественной организацией. Когда мы ссоримся, сердце мое обливается кровью.
И тому подобное и так далее, скука смертная.
Свалка на старте квадриг закончилась и колесницы поехали дальше. Впрочем, это никого не спасло, потому что почти на каждом заезде после этого снова происходили свалки и драки.
Веселья полные штаны, короче говоря. При этом как-то незаметно так получилось, что сначала прасины продолжали держаться впереди, но затем проиграли десять ключевых заездов подряд. Адриан к тому времени помрачнел и умчался куда-то к оставшимся колесницам.
Не знаю, что он там пытался сделать, но прасинов это не спасло. По итогам второго дня гонок колесниц на празднике Эквирий с минимальным отрывом снова победили венеты.
После того, как эмоции победителей улеглись, теперь вместо Донатины ко мне явился Парсаний.
— Ну что, как там получилось? — спросил я его. — Удалось наскрести хотя бы несколько сотен тысяч солидов?
— Вы выиграли четыре миллиона, доминус, — прошептал слуга, склонившись. — У ростовщиков нет подобной суммы в наличии и они срочно обратились к коллегам из Рима, чтобы расплатиться с вами. Пока что они предоставили два миллиона и уже сопроводили его ко дворцу.
— Хм, сумма получилась неплохая, — сказал я. — А чего так много? Я думал, выйдет гораздо меньше.
— Вы же поставили пятьсот тысяч солидов, доминус, — напомнил Парсаний. — Я сделал ставку в самый последний момент, никто даже и не успел ничего понять. Только человек Таника поставил сто тысяч и тоже выиграл четыреста.
— Да, я сказал этому пройдохе, чтобы повторял за тобой, — вспомнил я. — Ну что же, отлично, тогда давай, поехали со мной, но только не во дворец.
Когда я хотел выйти из ложи, разъяренный дядя преградил мне дорогу.
— Ты понимаешь, что ты наделал, мелкий червяк? — спросил он. — Прасины стали нашими злейшими врагами. Они уже планируют привести к городу вестготов и сменить императора. Микропанит Адриан имеет с ними многочисленные связи. Ты положил начало концу нашего правления, тупица!
— Дядя, ты становишься невыносимым, — поморщился я. — Боишься то венетов, которые могут притащить вандалов, то прасинов, которые могут привести готов. Что же нам теперь, собственной тени опасаться? Не те, так другие нападут, успокойся и готовься к драке.
Дядя сплюнул с досады и отвернулся, скрипя зубами, потому что меня защищали Марикк и Камахан одновременно. Мать даже не стала подходить ко мне и старалась избегать глядеть в мою сторону. Ульпий все время крутился вокруг нее.
Выехав из ипподрома, мы направились к Ауриевым воротам на юге, в ту сторону, куда и ушли Лакома и Лаэлия утром, взяв с собой два десятка гуннов во главе с Эрнаком. Сейчас со мной шли две сотни палатинов под предводительством Аскалько и Траско.
Мы передвигались быстро, поскольку я торопился, чтобы поскорее выйти из города. Но едва мы вышли из Равнины, как встретили на дороге многочисленный отряд.
В сумерках вереница воинов тянулась далеко, заняв всю Папиеву дорогу, а конец колонны терялся во мраке. Это были незнакомые воины, в которых я признал остготов и сердце мое провалилось в пятки. Вот проклятье, это же наемники дяди, к которым я угодил прямо в лапы.
Мои палатины тут же выстроились в стену щитов, причем я отметил, что они уже кое-что научились делать. Но против двухтысячного войска эти две сотни вряд ли смогли бы справиться, как бы они не храбрились. Я решил оставить их, как заслон, а самому вернуться в город, но не успел.
От войска остготов отделились всадники и окружили нас. Ну что же, интересно, они возьмут меня в плен или приедут на месте, а потом отнесут голову моему дяде? Как я не трепыхался, но в конечном итоге мат в этой игре поставил мне он. Все за счет более сильной армии.
— Что-то ты совсем приуныл, Моммилус! — раздался в темноте звонкий голос Лаэлии. — Чего так, девку не нашел, чтобы трахнуть?
Всадники подъехали еще ближе и я с изумлением признал в них Лакому, Лаэлию, Родерика и самым последним — Донатину, немного помятого, с опухшим от побоев лицом, но в остальном целым и невредимым.
— Принимай свое войско, император, — сказал он. — Теперь это твои люди.
Первые мгновения я не мог вымолвить и слова, а только потом смог спросить:
— Как же это случилось?
Выяснилось, что мой план был выполнен вполне успешно. Используя свои женские чары, Лаэлия смогла втереться доверие к командиру войска наемников, сказав, что тоже хочет вступить в ряды варваров.
Командир, само собой, решил подвергнуть ее любовному испытанию в своем шатре, но Лаэлия с легкостью захватила его в заложники. Вслед за тем, собравшимся наемникам она объявила о том, что власть переменилась и объявила, что они поступают под мое управление, а их добыча и денежные выплаты увеличены в три раза.
Вслед за этим Лаэлия убила командира наемников и двух его заместителей, вождей племен. Этого и обещания щедрого вознаграждения было достаточно, чтобы наемники согласились поменять знамена и встать под мое начало.
Тут же прискакали гунны под предводительством Эрнака, Лакомы и Родерика. Командиров отрядов быстро сменили, назначили новых и привели их к присяге. Донатину освободили, мои деньги для подкупа остались в целости и сохранности.
Затем новое войско снялось с лагеря и направилось к Равенне. Вот теперь, когда они почти подошли к городу, им повстречался я, собственной персоной.
Само собой, что радости моей не было предела. Все сложилось исключительно удачно, так как я и задумывал. Теперь осталось только провести третий день Эквирий, а потом можно наводить порядок в городе по собственным правилам.
Торжествуя, я развернулся и во главе огромного войска отправился во дворец. Мне не терпелось посмотреть в лицо дяде и увидеть, как оно вытянется, когда он узнает, что войско перешло ко мне.
Большую часть воинов пришлось разместить в городе и я отправил Лакому, Родерика и Лаэлию проследить за этим. Марикка и Эрнака я отправил помочь разместить других воинов в дворцовых казармах.
Навстречу мне высыпала толпа придворных, освещая дорогу факелами. Во главе ее стояла мать, которая теперь соизволила поговорить со мной, а рядом мой братишка Ульпий и сестренка Церера.
— Где дядя Павел? — спросил я. — Где этот придурок? Я хочу видеть его.
Мать ничего не успела ответить, потому что из толпы придворных вдруг послышались разъяренные вопли и ко мне бросились сразу трое человек, а в свете факелов в их руках блеснули ножи.
Я ничего не успел сделать, только узнал в одном из нападавших Дувиана, а затем мать с криком рванулась им наперерез. Дувиан почти добрался до меня, но мать оттолкнула его и он упал, но успел прихватить ее с собой и покатился по земле. Точно также другой из нападавших наткнулся на Ульпия, тоже повалил его на землю, хотя и пытался напасть на меня.
За моей спиной стояли Залмоксис и Тукар, они и вступили затем в бой, почти мгновенно сразив третьего нападавшего, я едва успел уклониться от его ножа. Точно также они хотели быстро расправиться с Дувианом и вторым нападавшим, но их, к счастью, уже схватили придворные.
Я подбежал к матери, оставшейся лежать на земле. Она едва дышала и я сразу ощутил, что из груди и шеи ее течет кровь.
— Мама, — прошептал я, схватив ее ладонь. — Мама…
Она поглядела на меня, чуть повернув голову и продолжая без сил лежать на площади перед дворцом, а под нею быстро натекла лужа крови.
— Ромул, я только хотела, — сказала она, задыхаясь. — Я только хотела…
Но чего она хотела, я уже никогда не узнал, потому что мать умолкла и застыла на месте, а жизнь тут же покинула ее. Я сказал, чуть тряхнув ее ладонь:
— Мама, не покидай меня, — но было уже поздно.
— Нет! — дико закричала девочка неподалеку от меня. — Нет, только не это!
Подняв голову, я увидел, что братик Ульпий тоже неподвижно лежит на земле, из груди у него торчит нож, а сестрица Церера бьется в истерике на руках придворных.
