вспомнились прокурорские проверки из прошлой жизни — власть и раньше не брезговала «составлять обо мне собственное мнение». Причём в мой обувной магазин являлись «составлять мнение» все, кому не лень. Начиная от прокурорских и заканчивая «бдительными» общественными организациями. Я уж молчу о регулярных визитах пожарников. Автоматически нацепил на лицо положенное в таких случаях выражение. И даже припомнил дежурную фразу.
— Польщён вашим вниманием, господин Музил, — сказал я. — Надеюсь, что не разочарую вас. Хотя бы своей выпечкой. Вот, попробуйте мой медовый батон. Он сделан на основе рецепта бывшего владельца этой пекарни мастера Потуса, с которым вы были хорошо знакомы, насколько я знаю. Но я слегка изменил предложенный старым пекарем набор ингредиентов. Получилось неплохо. Во всяком случае, покупатели мой хлеб нахваливали. Пробуйте, пробуйте, господин Музил! Вам понравится.
Глаза бандита блеснули; верхняя губа приподнялась, показав мне крупные зубы.
— Вижу, ты не очень-то напуган моим появлением, — сказал Крюк. — Да. Хорошо держишься. Молодец. Люди почему-то часто меня пугаются. И сочиняют потом обо мне небылицы. За которые приходится их наказывать. Да. Не люблю, когда обо мне говорят гадости, пекарь. И когда приписывают мне те поступки, что я не совершал. Хотя мог бы. Да. Но испуг часто делает людей глупыми. И толкает на странные действия. Они не понимают, что я не разбойник. Я тот, кто оберегает этот город от разбойников. Рад, что ты меня не боишься, мастер…
— Карп. Мастер-кулинар Карп Марев.
— …кулинар.
— Гость в дом… эээ…
Я замолчал, силясь вспомнить окончание поговорки.
Профессор, гад, не подсказал.
— …это хорошо.
Глава 22
Крюк не отказался от предложения попробовать медовый батон. Судя по тому, как он накинулся на хлеб — тот пришёлся ему по нраву. Ел атаман с аппетитом, громко причмокивал. Понравился ему и пшеничный хлеб — ржаной атаман пробовать не стал. Но попросил добавки медового. Второй медовый батон исчез так же быстро, как и первый. Не удивлюсь, если у моего медового хлеба с этого дня… ночи появится преданный поклонник. Придётся подумать о том, как вместить в график выпечку ещё одной партии нарезных батонов.
Не меньше получаса мы с Релом Музилом гоняли чаи и болтали о всякой всячине. Словно атаман бандитов действительно заглянул ко мне из праздного любопытства. Или чтобы поесть моего хлеба. Рассказывал он мало — больше расспрашивал меня. Я на ходу сочинял истории о своей учёбе в кулинарной школе; о детстве в далёкой приграничной деревне; о планах на развитие пекарни. Крюк почти не перебивал — делал вид, что верит моим россказням. Даже пару раз, не вставая с места, протягивал ко мне руку — хлопал по плечу.
Затронули мы и тему моей ссоры с Мамашей Норой. Крюк коснулся её словно невзначай. Хотя мне всё же показалось, что он намеренно подвёл к ней разговор. Вот мы беседовали о хлебе, обсудили перспективы развития пекарни, дошли до прогнозов на грядущие выручки (а значит и наших доходов от продажи хлеба). Потом перескочили на вкусовые предпочтения горожан (атаман поддержал мнение мастера Потуса о том, что выпекать чесночный хлеб — пустая затея). Добрались до обсуждения женского пола — и вот он вопрос о госпоже Белецкой.
— Я состою в поварской гильдии, господин Музил, — сказал я. — Только в ней — в этом всё дело. Выпекаю хлеб. Я молод, полон сил и люблю женщин. Но не всяких, как и любой мужчина: у меня есть предпочтения. И никаких других… платных услуг я не оказываю. Ни в каких сферах, что не касаются поварского дела. И я не имею права их оказывать, господин Музил, что немаловажно. О чём госпоже Белецкой, возможно, неизвестно.
Крюк усмехнулся. Покачал головой. Вновь покровительственно похлопал меня по плечу, даже не склонившись над столом. Попробовал бы сделать такое я — длины моей руки не хватило бы, чтобы коснуться плеча бандитского атамана. Я склонился над давно переставшей парить кружкой, пряча вздох: не рассчитывал сегодня на долгие посиделки — заготовки для пшеничного хлеба по-прежнему не готовы, зарядку не закончил. А ведь ещё предстояло хлеб выпекать! Спать лягу нескоро.
— Возможно, она и правда об этом не знала, пекарь, — сказал Музил. — Наслушалась сплетен наших языкатых вдовушек, ещё и сама нафантазировала чего-то… Да. Ты не похож на того, кто отчаянно нуждается в деньгах и поэтому станет обманывать гильдии. Признаю: даже тех денег, что ты передаёшь мне, такому, как ты должно хватать на безбедную жизнь. Сомневаюсь, что в твоих карманах оседает меньшая сумма. А ты не похож на любителя роскоши. Да. По твоему виду, пекарь, такого точно не скажешь.
— Такому, как я, господин Музил, — сказал я, — таких денег… маловато. Но ссориться из-за этого с гильдиями я не собирался. Сами знаете, чем подобный обман мог бы обернуться. Я не сумасшедший. Рисковать головой и имуществом не собираюсь. Тем более из-за кувшина молока или бочки мёда. Вижу другой выход, не выходящий за пределы тех возможностей, что даёт мне поварская гильдия. Я уверен, что сумею удовлетворить свои финансовые запросы, пользуясь своими талантами кулинара.
Крюк перестал жевать. Выпрямил спину. Какое-то время смотрел на меня молча. Словно пытался сообразить — шутил я или говорил серьёзно. Я тоже разглядывал его; без особого стеснения. Мне вновь подумалось: голова бандитского атамана походила на изображение колобка из детских книжек моего детства — такая же круглая и румяная, точно запечённое тесто. Вот только в реальности к этому колобку прилагалась ещё и огромная почти медвежья туша.
Музил ухмыльнулся.
— Куда ж тебе столько денег? — спросил он. — Не будь жадным, пекарь! Ты только-только к нам приехал. А уже поговаривают, что продаёшь хлеб едва ли не половине города. Другие пекари, я слышал, на тебя зуб точат: не ожидали, что ты окажешься таким прытким. И эта твоя затея с детишками… удивил ты ею даже меня. Хваткий ты малый. Да. Такие мне нравятся. Но жадность до добра не доводит. Можешь мне поверить. За свою жизнь я повидал многих жадюг — все они плохо кончили.
Чтобы отсрочить ответ я отхлебнул из кружки.
«Неужто мы продаём хлеб половине города, мэтр?»
«Врёт он тебе, парень! — сказал призрак. — Если бы
