бы точно не стал заниматься подобным лично. Поручил бы кому-нибудь.
А тот еще кому-то.
Обыкновенный, мать его, человеческий фактор, совмещенный с волей случая. Вот и вышло, что вышло.
- Что стало бы с регалиями, если бы погибли и ваш супруг, и ваш сын?
- Они достались бы второму наследнику.
- Это тому, который обезумел? – уточнила Миара.
- Да.
- А если бы его обвинили в убийстве брата?
- То… не знаю. Есть и другие наследники, но… я не уверена, что их кровь приняли бы.
- А тут еще и ваша смерть… весьма подозрительная. В ней тоже можно кого-нибудь обвинить. К примеру, ревнивую младшую жену.
Миха сунул палец в ухо. От этих интриг у него мозги заворачиваются. А баронесса, кажется, все поняла и правильно.
- Хальгрим…
- Появился очень своевременно. Мне кажется, ему сообщали о том, что происходит. Кто-то из тех, кто живет в замке… не нервничайте вы так, а то и вправду удар хватит, - Миара сцепила пальцы. – Вы еще не настолько здоровы, как вам кажется.
- Твари.
- Не без того, - ответом было легкое пожатие плеч. – Но сейчас важно другое. Нужны ли Алефу эти регалии…
- Или?
- Или что-то еще? Что-то, о чем ни вы, ни я, ни кто либо иной не знает. Что-то, что, быть может, скрывается за запертой дверью…
- Смерть, - шевельнулись губы баронессы. – Там только смерть.
- Что нам делать? – барон был бледен, но держался для своих лет неплохо. – Если… если они нападут на замок…
- Мы умрем, - Миара откинулась на спинку кресла. – Будь там лишь люди, я бы справилась. И не только я. Вин тоже сумел бы… но Алеф… он ведь вряд ли один. Наверняка притащил дюжину големов да пару-тройку артефактов. Не говоря уже о том, что он сильнее меня. Много сильнее.
Стало очень тихо.
- Правда, есть небольшой шанс, - она поднялась. – В легендах… в очень и очень старых легендах… вещи Древних творили чудеса. Просто попробуйте их оживить.
- А если…
- Если нет, то придется договариваться с Алефом. Но я бы не рассчитывала, что кого-нибудь оставят в живых. Он не любит свидетелей.
Глава 27
Глава 27
Винченцо пришел в себя от боли.
Боль раздирала изнутри. И особенно в груди. Казалось, что само сердце его рассыпалось на осколки, причем острые, раздирающие плоть. Но эти осколки продолжали цепляться друг за друга.
И функционировать.
Последнее было особенно погано.
Он лежал, пытаясь осознать себя.
Получалось хреновато.
То есть сам факт, что Винченцо еще жив, не доставлял радости. Ранен? Несомненно. Последнее, что он помнил, это звук рассыпающегося щита и удар раскаленной земли.
Запах пепла.
Крови.
Он сделал вдох.
- Господин, - тихий голос был смутно знаком. – Пить хотите.
Да.
И нет. Лучше бы сдохнуть. Но губ касается влажная тряпка, и капли воды, смешанной со стабилизатором, стекают сквозь губы.
Язык сухой и тяжелый.
Глаза склеены. Но глотательный рефлекс работает. И Винченцо пьет эту воду. По капле. С каждым глотком боль не столько отступает, сколько становится информативной.
Ноги.
Ноги почти не чувствуются. Плохо. Он провалился и не стал тратить время, чтобы выбраться. Ноги точно размозжило. Внутри… тоже огонь.
Особенно в груди.
Лица коснулось что-то влажное. Кем бы ни был человек, которого поставили приглядывать за Винченцо, действовал он весьма умело.
- Я…
- Потерпите, господин. Я позову господина.
По-дурацки звучит, если подумать. Но думать тяжело. Винченцо попытался пошевелить рукой, но хмыкнул. То ли и руки отнялись, то ли, что куда вероятнее, их зафиксировали.
Винченцо попробовал пошевелить головой, что получилось, пусть и не с первой попытки. Но в подбородок впился жесткий край ремня.
Что ж, рваться он не собирался.
Состояние не то. Да и фиксировать пациентов брат умел. Странно, конечно, что его вовсе в живых оставили. Сам Винченцо рисковать не стал бы. Но, верно, у Алефа имелись планы.
Он прикрыл глаза.
И потянулся к силе, искры которой дрожали внутри. Что-то было не так. Неправильно. И дело даже не в том, что силы этой остались жалкие капли. Выложился он неплохо. А то, что еще было, уходило, чтобы восстановить тело.
Пускай.
Только все равно что-то…
…было.
Неправильно.
Приближение Алефа Винченцо ощутил издалека. И поморщился. Ему бы еще пару часов, а лучше сутки-другие тишины. Пусть бы их не хватило, чтобы войти в силу и