тем паче сразиться с Алефом, но разговаривать он мог бы.
- Ты в сознании, - сказал Алеф, остановившись в шаге. – Истощен. Изранен. Говорить пока не можешь.
- Нет.
- Можешь? Ты куда более вынослив. Ирграм, напои его. Вот, три капли на стакан. Через час повторишь. И каждый час.
- С-з…бтлив… вый.
- Мне бы не хотелось потерять тебя раньше времени, - это было сказано сухо и даже равнодушно. – Поверь, я не испытываю по отношению к тебе или к Миаре негативных эмоций.
Верить было легко.
Винченцо вообще любил волшебные истории.
Голову чуть приподняли.
- Надеюсь, ты не станешь капризничать? – осведомился Алеф. – Укрепляющий раствор поможет тебе стабилизироваться.
Винченцо послушно сделал глоток. Знакомая горечь. И это странным образом примирило с ситуацией.
- В твоем нынешнем состоянии есть свои преимущества.
Заскрипело дерево. Стул? Брат сел. И позу принял любимую. Наверняка. Плечи чуть вперед, спина выгибается некрасивым горбом. Локти упираются в подлокотники, чтобы сцепленные вместе руки касались подбородка.
- Ты выслушаешь меня. А потом подумаешь над сказанным.
Как будто у Винченцо есть выбор.
- И будем надеяться, что ты придешь к тем же выводам, что и я.
- Н-нет?
- В противном случае, мне придется прибегнуть к иным методам убеждения. А я все же предпочитаю добиваться добровольного сотрудничества. Приподними ему голову и промой глаза. Не видишь, кровь спеклась.
Голову приподняли. А лица вновь коснулась мокрая тряпка. Затем чьи-то пальцы осторожно потянули веки, разрывая их, сросшихся друг с другом. И Винченцо едва не ослеп.
- Правое глазное яблоко повреждено, господин, - доложил тот же тихий и знакомый голос. – Стекловидное тело пробито.
- Ничего страшного, - Алеф наверняка приподнялся. – Восстановится.
Белый.
Так много белого. Яркого. Этот цвет вызывает тошноту, и Винченцо несколько мгновений борется и с ней, и с собственной слабостью.
- К сожалению, отец решил, что я ошибся.
- Н-нет?
- Я никогда не ошибаюсь, - теперь в голосе прозвучало эхо раздражения. – А он не пожелал даже проверить мои выкладки. Решил, что я преувеличиваю. Поэтому я вынужден был позволить Миаре убить его. И да, это я потребовал выслать вас.
Свет перед глазами расплывался, выплевывая одно цветовое пятно за другим. Пятна эти плыли, мерцали, складываясь в уродливые размытые картины.
Алеф.
Алеф нисколько не изменился с прошлой встречи. Разве что одежда его несколько измята, а на рукавах – пятна. Он не взял с собой жен, которые бы позаботились об одежде. А слуги слишком бояться, чтобы тревожить хозяина из-за такой мелочи, как пятна.
- Надо же, - Алеф наклонился и вытянул руку. – Смотри на мой палец… получается сфокусировать взгляд?
- Д-да.
- Отлично. Второй глаз, если не восстановится, пересадим. Это неприятно, но того стоит.
Алеф накрыл ладонью грудь. Вес его ладони показался невыносимым. Но ложь. Все-то Винченцо вынес.
- Но это позже.
- Нги…
- Добрый Ирграм позаботился о том, чтобы сложить осколки костей, но, говоря по правде, я не уверен, что из этого что-то да выйдет. Плоть слаба и уязвима. Возможно, ноги придется отнять.
Вин прикрыл глаза. Правый и вправду видел плохо. А левый жгло. И свет был таким ярким.
- Но ничего страшного. Ноги восстановить проще, чем глаза. Кости, мышцы, сосуды… сам должен понимать.
Винченцо понимал.
- Однако давай о деле. Ирграм, подойди, будь добр.
Тень встала рядом с Винченцо.
- Мне нужно, чтобы и ты это услышал.
Поклон.
- Кого-то придется отправить к Миаре, и лучше кого-нибудь, кто ей знаком. Она ведь упряма… все началось с той башни. Башни Звездочета. Помнишь?
- Да.
Сложно забыть.
Древние.
И башня. Как рассказать о том, чего сам не понимаешь. Гладкий металл… сколько времени прошло? А он все одно гладкий, словно и не металл – стекло. Ни пятнышка ржавчины. Да что там о ржавчине говорить, когда самый острый нож не оставляет на этом металле следа.
И не только нож.
Огонь.
Кислоты. И даже желчь пустынного змея, который песок переваривает. Башня оставалась сияющей и недоступной.
Не слишком высокая. Широкая снизу, кверху она сужалась, выпуская короткие то ли крылья, то ли сети, правда, сплетенные из того же металла. Порой в сетях появлялись шары. Сперва крохотные, словно капли, они имели обыкновение расти, пока не становились величиною с голову человека. А после этого просто исчезали.
В башню пытались заглянуть многие.
Но только Алефу она открылась.
И он вошел.
Не один, отнюдь. Отец тоже присутствовал. И Винченцо. Великая честь. Или скорее уж необходимость. Отец не мог не приглядывать за Алефом, как не мог и позволить Теону оказаться там же, где и он.
