— Никита Петрович, реактивы подмёрзли! — сообщил ему помощник.
— Это ничего! Всё равно должно среагировать! Давайте начинать, главное, ведите записи!
Помощник начал готовить лабораторную посуду и вещества, профессор же, морщась от холода и растирая руки, перебирал предыдущие записи.
— Гриша! Давай замешивать в этот раз концентрированную,разбавленную в треть, в половину и в две трети водою!
— Слушаюсь, Никита Петрович!
Пока помощник готовил вещества в нужной концентрации,профессор сел в специально принесённое для него кресло. Последнее время его всё сильнее мучили боли в ногах и спине.
«Здоровья совсем нету! И зрение нынче совсем плохое, даже окуляры уже не помогают. Ещё год-два и всё; иссох лимон!» — не весело думалось ему.
— Готово, Никита Петрович!
Стряхнув с себя грустные мысли профессор с трудом поднялся из кресел.
— Ну-с, тогда приступим.
Вновь и вновь они смешивали препараты. Измученные постоянными неудачами Соколов с помощниками придумали работать целыми партиями опытов: замешав сразу несколько посудин, выставляли их на столе, а затем уже осматривали и изучали полученный результат. В этот раз всё должно было быть также…
За спиною профессора хлопнула входная дверь.
— Господин Соколов, простите великодушно: сегодня я задержался!
Это пришёл второй опоздавший помощник.
— Пустое! Бери скорее перо, да вон, первую партию описывай! — не оборачиваясь, ответил он.
— Извольте! А где она?
— Да вон же, под вытяжкою стоит… Осторожнее!!!
И звон разбившегося стекла слился с грохотом мощного взрыва.
* * *
Мы с Костею подъезжали уже к Адмиралтейству, как вдруг из-за Невы до нас донёсся грохот мощного взрыва. Лошадь подо мною в ужасе шарахнулась в сторону, да так, что я с трудом удержался в седле!
— Что там за чёрт? — в изумлении спросил Константин, глядя, как вдалеке, над Васильевским островом, поднимается облако тёмного дыма.
— Порох, что ли, у кого-то бухнул? — гадали сопровождавшие нас офицеры-коннгвардейцы. — Где это вообще? Кажись, «Бонов Дом»?
Острая догадка пронзила меня с головы до пят. Лаборатория!
— За мной! Пошла! — проорал я, и впервые применил к лошади стэк.
— Александр Павлович, куда вы? — донеслось сзади.
Не разбирая дороги, я поскакал к мосту через Неву. Лошадь перешла с рыси в галоп, да так, что меня бросило к ней на шею; прохожие в ужасе шарахались в стороны. Долгие несколько секунд мне казалось, что я вот-вот свалюсь прямо под копыта, но я не падал вперёд и не мог вернуться в седло назад. Наконец Кукла успокоилась, и я смог вернуться в нормальную посадку.
— Александр Павлович, поберегите себя! Вы пока ещё не обучены ездить галопом! — воскликнул догнавший меня берейтор. — Константин Павлович, вон, упали!
У собора Исаакия Далматского я свернул на плашкоутный мост и с грохотом поскакал на Васильевский остров. Мост выходил на берег как раз у здания Кадетского корпуса.
— Едемте со мною! Там какое-то происшествие! — крикнул я высыпавшим на улицу преподавателем и студентам.
Ещё только подъезжая к зданию лаборатории, я уже понимал, что произошло.
Улица была завалена щепками, обломками дерева и камня, среди которых то тут, то там лежали раскиданные склянки с реактивами и химическими веществами. Половина здание лаборатории была разрушена, один угол буквально вырвало наружу внутренним взрывом; большая часть крыши улетела, а то, что осталось, завалилось внутрь помещения. У здания уже собралась небольшая толпа обывателей, с ужасом наблюдавшая за происходящим. Среди завалов виднелись небольшие очаги пожара, к счастью, ещё не разгоревшегося.
— Чего зеваем? Тушите давайте! — бросился распоряжаться офицер из Шляхетского корпуса. Кадеты собирали разлетевшиеся бумаги, пытались помочь раненым.
— Если погибшие? — спросил я одного из добровольных пожарных.
— Видимо, есть! Вы вон того господина спросите, он тут служил!
Молодой человек с окровавленным лицом сидел на земле; ему перевязывали голову холстиной.
— Что случилось? — спросил его я, соскочив с лошади.
— Не знаю! Кажется, меня в окно выбросило…
— Что делали? Нитроглицерин?
— Да, его.
Эххх… Предупреждал же их!
Я обернулся к своим офицерам.
— Соберите вот эти бумаги. Тут могут быть записи, которые прольют свет на произошедшее! Пусть в Академии Наук разберутся, почему произошёл взрыв и как этого избежать!
* * *
Прошёл месяц. Тайна произошедшего на Васильевском острове, кажется, была раскрыта. Для получения нитроглицерина, кроме глицерина и кислоты, нужен еще и холод. Этого я не знал — у Жюля Верна такого не было! За знание это пришлось заплатить человеческими жизнями — профессора Соколова и одного из его помощников уже не вернуть. На этом фоне потеря лаборатории выглядит сущим пустяком. Впрочем, средства на новую лабораторию выделили без особых проблем, только нитроглицерины мы будем делать уже не здесь, а в специально отведенном месте. Адски опасная штука!
Была и хорошая новость. На заводе Бёрда изготовили партию пуль, и посредством нескольких офицеров Измайловского полка, капитана Бибикова и поручика Бологовского, были проведены испытания стрельбою. Теперь пришло время обсудить результат.
Поскольку президент Военной коллегии Потёмкин оставался на юге, пришлось иметь дело с его заместителями. Вице-президентом Военной коллегии был мой «воспитатель» Николай Иванович Салтыков. Я не очень понимал, почему, но Екатерина очень доверяла этому вельможе: сначала поручила ему надзор за взрослением наследника престола, а теперь и важнейшее Военное ведомство, поглощавшее больше всего денег и дававшее наивысшее влияние в такой милитаризованной стране, как наша. Так что говорить о чугунных ружейных пулях следовало с ним. К счастью, найти его было несложно — всего-то надо было подняться в Зимнем дворце на этаж выше.
— Николай Иванович! Извольте посмотреть, что сделал господин Бёрд на своём заводе!
— Так, что у нас тут? Картечь?
— Берите выше — ружейная пуля!
— Пули из чугуна? Занятно, занятно…
Салтыков вертел в ладони серебристо-серый шарик. В глазах его читалась интенсивная работа мысли.
— Занятно. Но, думаю, много сомнений вызовет сиё изделие в рядах Военной коллегии. Дело это небывалое!
— Извольте собрать коллегию и пригласить меня на обсуждение. Дело выгодное, надо рассмотреть его подробнее. Как полагаете?
— Согласен с вашим Высочеством — надо обсудить. Дело небываемое…
— Вот и славно!
Через несколько дней состоялось собрание. Члены Военной Коллегии — вице-президент Салтыков, вице-президент Мусин-Пушкин, генерал-аншеф Иван Петрович Салтыков, военный губернатор Петербурга Яков Александрович Брюс, внимательно рассматривали эти пули, негромко переговариваясь. Я докладывал первое в своей жизни дело на государственном уровне. Рядом для поддержки и помощи находился Николай Карлович Бонапарт, тоже с любопытством рассматривавший сделанные у Бёрда чугунные шарики.
— Проведены испытания в первой роте третьего баталиона Измайловского полка и в первом баталионе Семеновского полка под присмотром капитана Бонапарта. По результату сих испытаний они признаны вполне пригодными для производства выстрелов. К тому же, эти пули при распространении их в войсках освободят солдат от необходимости ручной отливки пуль в полковых мастерских и сохранят их здоровье, подвергаемое угрозе в результате воздействия паров литого свинца.
Я передал Салтыкову документы с протоколами испытаний. Члены Военной коллегии листали их, кто с безразличием, кто с интересом.
— А не повреждают ли они стволов ружей? — спросил, наконец, Мусин-Пушкин.
— После двухсот выстрелов заметных повреждений ствола не обнаружено! — ответил я. — В протоколах имеется об этом отметка.
— Не будет ли ржаветь чугун в цейхгаузах при долгом хранении, а равно и в подсумках, если солдаты попадут под дождь? — спросил Салтыков. — В армии нашей принято довольно небрежное хранение многих важных припасов!
