Мурза резко хлопнул в ладоши. Молниеносно в шатре объявились верные нукеры, почтительно ожидая приказаний господина.
– Выступаем немедля. Урусы везут казну, – сообщил мурза новость.
Услышав о добыче, нукеры повеселели, улыбки прямо-таки расцвели на их суровых обветренных лицах. Казна – это хорошо. Надоело уже грабить казаков, отбирая у дикарей скот и женщин. Да и отбирать особо не пришлось – сами привели и то и другое не жалеючи. Лучше отдать малую толику, чем воины все отберут.
У мурзы иногда появлялась мысль остаться в этих местах, основав собственное ханство. Подчинить разрозненные роды, послать весточку домой, позвать еще воинов и объявить себя царем. Вполне реальный план. Мятежный оглан, который контролировал эти земли, то ли сгинул, то ли увел своих людей за Волгу к Кичим-хану, с прошлого года о нем ни слуху ни духу. Земля теперь ничья. Резанский хан не в счет. Приходи и бери.
Они обогнали урусов на день пути. Татары хорошо знали все места, где русские купцы останавливались на ночевку. Глупые урусы найдут свою смерть сегодня ночью.
Путешествие уже подходило к концу. Скоро начнутся места, контролируемые одним из татарских царей – Кичи-Мухаммедом. За безопасность Андрей не переживал, у него есть золотая пайцза Кичима, данная ему Гиреем, при предъявлении которой каждый татарин обязан повиноваться Андрею. У татар Кичима – русский князь в авторитете. Андрею даже предлагали перейти на службу к царю татарскому, сулили горы серебра, тысячные табуны коней, тучные отары овец, сотни ласковых наложниц. Посланники хана даже намекнули на возможность брака Андрея с одной из многочисленных татарских принцесс. Андрей тогда вежливо, в витиеватых выражениях, поблагодарил посланников царя за оказанную честь, но отказался, заверив их, что останется верным другом царя ордынского. В отношении женитьбы князь сообщил, что почтет за честь породниться с царем татарским. Тем самым, по сути, признавая легитимность притязаний Кичи-Мухаммеда на Сарайский трон.
Претендент на трон некогда могущественных царей остро нуждался в союзниках, а Москва, от которой теперь зависело все или почти все, заняла выжидательную позицию – дань выплатила сразу все трем царям. Это уже не тайна. Естественно, серебро Кичим принял, но затаил обиду на московского князя, ведь московский государь мог разом решить спор хозяйствующих субъектов, просто сделав свой выбор.
Посланцы Кичима, к счастью, нашли общий язык с русским духовенством, сделав огромный вклад на богоугодное дело – на это у царя ушла треть московской дани, и теперь русские бояре порою оказывали помощь Кичиму в его борьбе с родственником. Помимо этого, посланцы хана активно вербовали войска во владениях русских князей, и князи церкви дали на это свое добро, приструнив великих князей. Хан щедро раздавал шкуру неубитого медведя. Для многих русских витязей – это шанс выйти в люди.
Ничего не предвещало беды. Вечером, направив корабли к берегу, остановились на ночлег. Меры предосторожности никто не отменял, спать легли в полной броне. Пушку на всякий случай, зарядили картечью.
Неждан за пару дней успел сдружиться с купленным у татар Петькой – имя парня переиначили на русский лад. Купленные Лукой детишки оказались наполовину татарами по отцу. А мать у них была… флорентийка. Отец детей взял ее в лихом набеге на один татарский род, кочевавший в Крыму. А как она туда попала – бог весть.
Петька, наряду с татарской речью, вполне прилично владел родным языком матери и даже чуточку говорил на латыни. Парень также умел писать и читать. Ну никак это не вязалось с прежними представлениями Андрея о дремучем мрачном Средневековье. Грамотность на Руси не диковинка, но встретить татарина, умеющего читать и писать, да еще на европейском языке – это достойно удивления.
Петька улегся спать рядом с младшей сестренкой, положив под голову нож, подаренный страшным дядькой Кузьмой. Парень чувствовал свое особое положение. В отличие от Петьки с сестренкой, остальные полоняники лишены свободы. Кормили их от пуза, но воли не давали. Петька же свободно передвигался, и вообще к нему страшные урусы относились не как к рабу, а как к родному сыну. Нет, тумаков Петька получил за эти дни немало, но все за дело. Утопил весло – получи затрещину. Неждан сказал, что еще легко отделался, могли и плетей всыпать.
Гордость Петьки – настоящий булатный кинжал с рукоятью из моржового зуба. Купец-работорговец, чтобы сделать приятное воеводе, подарил мальцу столь дорогой подарок. Добрый дядька Кузьма, помимо ножа, одарился еще шелковым поясом, а дядька Афанасий подарил парню саадак. Дорогие подарки.
Правда, вначале дядька Афоня заставил его пострелять из лука. Ха! Петька сызмальства на коне и лук взял в руки, как только смог натянуть тетиву своего первого лука. Потому Петька не опростоволосился, все стрелки нашли свою цель – на ужин была дичь.
После этого начались мучения Петьки. Днем его заставляли рубиться на саблях, а вечерами, пока не стемнело, дядька Афанасий заставлял до полного изнеможения стрелять из лука или уворачиваться от стрел, которые в Петьку пускали Неждан с несколькими ратниками. За каждую промашку Петьку строго наказывали, бог с ними с тумаками, а вот плеткой, если огреют – очень больно. Но Петька был счастлив. Он словно нашел родную семью.
Под утро, когда сон особенно сладок, с неба на сонный лагерь пролился огненный дождь. Как татары смогли незамеченными подобраться к лагерю – уже не важно. Над лагерем стоял отборный мат, вой раненых, но паники не было. Воины хорошо защищены доспехами, да похватали щиты, прикрываясь ими от стрел. Вдруг обстрел разом прекратился. Зато на кораблях началась резня. Иные татары на лодках подобрались к корабликам, и там вовсю шла рубка не на жизнь, а на смерть.
Прохор было метнулся к лодкам, вытащенным на берег, но Лука Фомич осадил мужика.
– Стоять! Без тебя там справятся, чай не несмышленыши, – строго сказал воевода, всматриваясь в ночную темень.
– Лука, там же наших убивают! – взвыл буйный новгородец.
– Негоже так, Лука Фомич, – поддержал приятеля урман Данила.
– Это не есть карашо, – поддакнул бывший пленник, а ныне свободный человек, рыцарь Дитрих по прозвищу Кабан.
Прозвище свое немчура получил в той памятной битве при Каторосли, когда схлестнулись рати московского государя с его старшим двоюродным братом Васькой Косым. Народу полегло в той битве – тьма тьмущая. Еще больше сгубили пленников после битвы. В том сражении Дитрих вылетел из седла и словно торпеда протаранил строй вятских копейщиков. Рога на стальном горшке рыцаря пробили кольчугу вятчанина и вонзились тому в грудь. Так Дитрих потерял свое родовое имя, обретя новое – Кабан. Немец отнесся к такому повороту событий философски. Кабан – сильное и могучее животное. Вместе с прозвищем немец получил от князя поместье, пускай не большое, всего одна деревенька в три двора, но земли много. А заселить земельку народом – уже забота боярского сына.
– Погоди, – остановил немца князь.
– Удумал чего? – спросил воевода.
Андрей всматривался в водную гладь, но в темноте плохо видно, зато над рекой отчетливо разносился шум сражения: звон металла, ругань на русском и татарском языках. Татары умудрились обрубить канаты, связывающие кораблики. Лишившись якорей, струги, ушкуй князя и паузок купца поплыли по течению. Ушкуй развернуло кормой к берегу, и в этот момент служилые татары взялись за луки. Андрей смог разглядеть только силуэты лодок, облепивших кораблики, словно гончие кабана. Татары даже в таком тумане смогли разглядеть противника, а может, били на слух. Без разницы, главное, в ответ на стрелы раздались предсмертные вскрики и плеск падающих в воду тел.
– Самострелы есть у кого? – спросил Андрей.
Самострел нашелся, но только один и тот – блочный. Служилые татары, например, арбалетами не любили пользоваться. Данила урман, так тот вообще не признавал самострел за оружие. Толку от него нет. С ушкуя с него стрелять или с крепостной стены – самое то, слишком большой и тяжелый. И как назло, веревки в неподходящий момент спутались.
– Я мигом, – буркнул Митяй и сорвался из-под защиты щитов, на бегу подхватывая легкие самострелы, лежащие у костров.
– А, была не была, – Прохор рванул следом за приятелем.
– Стой! Куда, черти! – заорал воевода.
Мужики почти справились, они успели подхватить арбалеты, не забыли про колчаны с болтами и почти добежали обратно, когда вновь зашелестели вражеские стрелы. Прошка, ловкач, умудрился проскочить, а вот Митяй споткнулся и со всего маху пал на сырой песок, роняя поклажу, стрела вонзилась новгородцу в ногу, прошив бедро насквозь.
