индийского художника, основная тема которых индийская деревня. Вроде было много изданий художников знаменитых во всём мире, а в веках сохранился Ируван. Чему меня не научила жизнь так это врать, сейчас бы пригодилось. Проблема всех лгунов неспособность запомнить все моменты лжи. Так что скрывать буду по минимуму.
– Это Ируван Карунакаран, все картины в брошюре принадлежат ему.
– Знаете когда жил этот художник?
Я пожала плечами.
Вмешался Ветров.
– Вы утверждали, что родились в тысяча девятьсот девяносто шестом году.
– Я не утверждала.
– Но на вопрос о дате рождения назвали этот год.
– Возможно, я плохо помню тот разговор с хроном, прошло много времени.
– Знаете, – Ветров перестал сверлить меня взглядом, – нам бы очень хотелось услышать всё, что вы помните.
Во рту стало сухо, хочет он, я тоже много чего хочу.
– Мне не чем вас порадовать. Все мои воспоминания связаны с социальной службой.
– Врёте.
– Думайте что хотите.
Андрий не дал развить тему.
– Мы не причиним вам вреда у нас другие цели.
Как бы верю, цели у них.
– Какие гарантии неприкосновенности личности вы можете дать?
– Торгуетесь? – правовед вставил своё слово в общую беседу.
– Я не сумасшедшая и не желаю всю жизнь провести в закрытом заведении под лекарствами, потому что кто-то решил, что в моей голове бардак.
Ветров правильно понял, этот камень был в его огород.
– Думаю, пока вы не убедитесь, что наша беседа ни как ни отразится на вашей жизни, продолжать его, смысла нет.
Помня о том, что ведётся запись, промолчала. Пусть понимают, как хотят.
Андрий Волховский сделал вывод из сказанного.
– Значит договор. Генри сколько понадобиться времени для его составления?
– Около часа.
– Прекрасно, а мы пока поговорим.
Я демонстративно сложила руки на груди. Не поговорим. Андрию слова были не нужны.
– Вы Влада посидите, послушаете, а я поговорю, знаете, как старики любят рассказывать о том, что узнали за жизнь.
– Вам до старика как мне до…
Хотела сказать до пенсии, но подумала, что прозвучит грубо.
– До внуков.
В течение последующего часа Волховский вводил меня в мир современного искусства. Я с удовольствием слушала, а картины голограммы заинтересовали технической стороной. Оказалось, художник работал в специальных перчатках карандашом или кистью, создавая задуманный образ в воздухе как скульптор. Это очень сложно и художников, которые используют такую технику написания картин очень мало. Час прошёл и Генри предоставил договор одобренный руководством. Читала его долго, пытаясь пробиться сквозь дебри юридического слога. Получалось плохо.
– Можешь спрашивать, что не понятно.
Генри понял моё затруднение.
– Хотелось бы прочитать договор, где доступным языком будут изложены гарантии моей неприкосновенности. Всё, что вы услышите от меня, не будет использовано во вред мне, и я смогу строить жизнь по своему усмотрению. В остальном много скрытого смысла и никаких обязательств давать не буду, тем более не уверена, что вам понравятся ответы на свои вопросы. Меня это касаться не должно.
– Вы чего-то боитесь?
Взгляд Андрия стал таким же, как и у Ветрова пронизывающе холодным.
– Только того, что меня сочтут сумасшедшей.
– Давайте так. Я вас устрою на работу в академию в архивный зал. Уверен, что это, то место где вы многое откроете для себя и для нас. Зарплаты у нас хорошие, работа интересная скучать не придётся, и все ваши рассказы будут приравниваться к играм мозга, если не будут найдены объяснения.
Ветров вмешался.
– От меня вам не отвертеться, я должен буду провести ваше полное обследование.
– Обследуйте на здоровье, а на работу я согласна, я столько училась, чтобы работать…
– Договаривайте.
– Искусствоведом.
– Что же, раз всё решили. Генри вы не возражаете?
– Нет. Договор стандартный?
– Конечно, без ограничений. Влада сама решит, когда уйти.
Результат нашей беседы я работаю с Волховским под наблюдением Ветрова, но в моём случае ему ничего не светит за отсутствием наличия патологий, так что Симон Ветрв простая формальность.
Меня слушали, не перебивая, и когда я закончила свой рассказ то увидела, что они не понимают как относиться к этому. Никто не может опровергнуть мои слова или подтвердить их. Меня пытались подловить на противоречиях, но не получилось. На просьбу рассказать о паре живописцев я выбрала Кустодиева Бориса с его красавицами и конечно Леонардо Да Винчи флорентийский художник, учёный и теоретик. О них знает каждый школьник, а меня ночью разбуди, я без запинки отвечу на любой вопрос, касающийся их жизни и творчества.
– На этом предлагаю закончить. Завтра за вами придёт машина и доставит на место работы, на этом мы попрощались. Я отправилась домой отдыхать, подозреваю, что эта троица ещё долго будет перемывать мне кости.
***
Как и было обещано, в академию меня доставили с ветерком. Я шла за водителем, который сопровождал меня до места работы. По академии перед началом занятий передвигалось много студентов. Они обсуждали волнующие их темы, шутили, смеялись, а некоторые повторяли лекции, скорее всего готовясь к ожидаемому опросу. Раскрепощенные девушки и парни в поисках вдохновения. Мне стало чуть-чуть завидно, прошло немного времени, а вся былая лёгкость улетучилась, придавив меня грузом реальности. Из аудитории вышел мужчина лет тридцати пяти, и студенты повернулись к нему лицом чтобы не пропустить ни слова из того что он говорит. Студентки приняли соблазнительные позы, стараясь разом показать все свои достоинства широко улыбаясь мужчине. Что он говорит, мне было не слышно, но его внешний вид задел какие-то струнки моей души. Моя женская сущность потянулась к этому черноволосому мужчине как кошка за лаской. В нём было всё, что мне нравилось в представителях противоположного пола, рост, спортивная фигура и взгляд человека который знает, чего хочет от жизни. Такой не будет мямлить, и перекладывать ответственность на женские плечи, а потом долго поучать, выговаривая за ошибки. Пока шла чуть шею не свернула, разглядывая объект моего неожиданного внимания. Вокруг столько студентов, а привлёк внимание только он.
Волховский и Ветров подошли к кабинету вместе со мной. Андрий заварил чайный сбор, и мы расселись, так как было удобно.
– Теперь мы можем спокойно обсудить твою историю.
Я знала, как люди реагируют на такие рассказы, но надеюсь, им хватило ночи, чтобы мой рассказ заинтересовал, а не был признан галлюцинацией. Хотя мне от этого никакой пользы. Скептицизм Ветрова за ночь не исчез.
– Меня беспокоят фантомы, призраки за которыми ты побежала, перед тем как попасть сюда.
– Что с ними не так?
– По роду моей деятельности мне приходилось лечить людей, которые видели эту пару. Это их последние воспоминание, что было до этого, они не помнят.
– Есть над чем
