Немного не могу понять, как быть с ней.
— По рукам, — киваю я со вздохом.
— Это не договор, — отвечает он недовольно. — Не понимаешь? Мы с тобой не сделку заключаем, ты не владелец тотализатора. Он мой. И ты мой, врубаешься? Я даю тебе работу, а ты её выполняешь. Единственное на что ты можешь рассчитывать — это на свои проценты. А ещё на то, что твои косяки я убираю в долгий ящик. Навсегда или нет, от тебя будет зависеть.
— Да не вопрос, понимаю.
Главное, что ты не до конца понимаешь, что я понимаю.
— Ну и всё тогда. Приступай к работе.
— А Айгуль? — спрашиваю я.
— Что с ней?
— Ну, я этим и интересуюсь. Что с ней? Она меня похитила, ну и всё такое. Зачем? И что она хочет?
— Боишься её? — усмехается Цвет. — Это правильно. Она девка ураган.
Да-да, девка уркаган.
— Я так понял, у неё ко мне претензии.
— Считай, что больше претензий нет. Не переживай, она скоро уедет. Дела сделает и всё. Так что живи спокойно. А то что похитила… Ну, ты ж не пострадал, о чём вообще базарить тогда. Всё, бывай.
— А она меня отвезёт обратно?
— Чего? — Цвет начинает смеяться. — Ну, ты сам у неё спроси об этом.
— А Киргиз где сейчас? — спрашиваю я.
Цвет ничего не отвечает, только плечами пожимает, глядя на меня в упор. Ну ладно. Сам узнаю. Выхожу во двор. Как добираться теперь? Нахрена вечно выбирать какую-то тьмутаракань для своих резиденций? Вот она… Айгуль всё ещё во дворе. Шуба снова на ней. Она даёт команды своим «санитарам», отрабатывающим удары.
— Айгуль, — говорю я подходя ближе. — Когда обратно поедем?
— Чего? — она изгибает бровь и смотрит на меня действительно, как на насекомое.
— Ты ж меня привезла, теперь вези обратно.
— А ты что, баба? Женщина мужчину не возит.
— Почему же, бывает по-разному. Тебе сколько лет?
— Тебе это знать не положено, — отвечает она и отворачивается к своим бойцам.
— Речь у тебя чистая, молодец. Надо было бы тебя маме показать, как пример торжества русского языка. Ей бы понравилось.
— Слушай, — снова поворачивается она. — Ты чего нарываешься? Хочешь, чтобы я довела начатое до конца?
— А ты же неместная, да? — отвечаю я вопросом. — Откуда приехала?
— Из Алма-Аты, — говорит она качая головой. — А ты из тех, кому проще дать, чем отделаться, да?
— Неплохой вариант, — усмехаюсь я. — Ты сама предложила.
— Чикуня! — внезапно повышает она голос.
Чикуня, умеющий, как выяснилось сегодня утром, изображать из себя настоящего джентльмена, мгновенно подлетает к нам. Рожа у него совершенно бандитская, не обезображенная интеллектом. Он довольно крупный бычок с крепкой шеей. Тот самый, что ткнул мне под дых. Больше такое не проконает. Можешь не рассчитывать.
— Вот этого, — Айгуль презрительно морщится, — вышвырни за ворота.
Вот же обломщица.
— Давай, — тут же рычит Чикуня и хватает меня за локоть.
— Слышь, — совершенно стандартно и максимально доступно для понимания говорю я. — Руку убери. Под ручку с аптекаршей ходить будешь. Да-нет-Александр.
Должно быть эта фраза каким-то образом ранит его самолюбие. Его дружки, услышав это, начинают ржать. А сам он, вместо того, чтобы выполнить мою просьбу, хватает меня за рукав и тянет на выход.
— Ты чё там тявкнул гандон? — грозно и громогласно вопрошает он. — Я тебя урою прямо здесь!
Неприятный тип. Никакой симпатии не вызывает. Да они все здесь, как на подбор. Дегенераты, одно слово. И такая меня злость берёт, что мне почему-то очень хочется заставить его извиниться. Видно, кстати, что они неместные. Иначе как-то держатся, и в выговоре есть что-то неуловимое, чужое.
Стрелять они не будут, да и месить меня всей толпой вряд ли станут. Я же типа человек Цвета теперь. Так что…
— Извинись, пожалуйста, — спокойно говорю я.
Но он вместо того, чтобы признать свою неправоту, усугубляет положение.
— Ты, гандон штопаный, я тебя сейчас на части порву.
Такой может, если ему позволить, но позволять я ему больше ничего не собираюсь. Я расстёгиваю куртку и резко выкручиваюсь, выдёргивая руку и оставляя в руке Чикуни пустой рукав. Выскальзывая из одежды я оказываюсь у него за спиной и не могу отказать себе в удовольствии, чтобы ни дать пендаля. Как Никола Питерский в «Джентльменах удачи»:
— Деточка, а вам не кажется, что ваше место возле параши?
И бац ему по заду, причём так, что он летит вперёд и падает на утоптанный снег. И прежде, чем он успевает подняться, я оказываюсь у него на спине и хватаю его голову за подбородок и затылок, готовясь крутануть и остановить все проявления жизни в этом бестолковом существе. Кажется, он понимает, что это не шутка.
— Достаточно просто попросить прощения, — миролюбиво говорю я.
Он проверяет мою решимость, напрягая мышцы своих накаченных рук. Однако по тому, как его голова сжимается в моих руках, он делает вывод, причём совершенно правильный. Разумеется, лишать жизни я его не собираюсь, но он-то этого не знает.
— Извини, — бормочет Чикуня.
— Нет, так не пойдёт, — качаю я головой. — Оскорбление нанесено громогласно. Давай-ка и извиняйся так же.
Я вынуждаю его извиниться в голос, под улюлюканье и насмешки его соратников, сам же смотрю в это время на Айгуль. Она стоит неподвижно, крепко сжав зубы, и наблюдает за происходящим. Отпустив Чикуню, я поднимаю свою олимпийскую куртку и ни на кого не глядя, иду к воротам.
Я конечно понимаю, что не нужно было этого делать, что всё это чистой воды мальчишество, но захотелось утереть нос этим уродам. Ну и перед барышней хвост распушить. Не без этого. Как теперь выбираться отсюда?
Иду вдоль дороги и машу рукой всем попуткам, включая грузовики и автобусы, но охотников на мой трояк не находится. Так и шагаю до самой остановки, а это почти сорок минут. Потом долго жду автобуса и ещё дольше еду до центра. И только тогда отправляюсь к Куренкову.
Он меня уже ждёт. Вернее, ждал, а теперь его нет на месте и ждать приходится мне самому. Надо отметить, день сегодня не самый удачный. Хотя… Хотя, как посмотреть. В принципе, с Цветом всё отлично получилось. Я сижу в коридоре и размышляю. Проходит, наверное, не меньше часа, прежде чем меня окликает Куренков.
— Брагин! А я уж думал тебя перевербовали. Ты куда пропал? Спал что ли до обеда?
— Роман Александрович, здравствуйте. Что вы такое говорите, я ведь вообще не сплю, постоянно чем-то занимаюсь.
— Да уж, лучше бы спал, — смеётся он, — а то от твоих занятий тревожно как-то на душе.
— Да бросьте вы, чего тревожиться? Всё же хорошо. Сегодня вот начал вербовку Паши Цвета.
— Ой, Брагин, — машет он на меня рукой. — Молчи, ничего не говори. Слышать этого не желаю.
Мы заходим к нему в кабинет, и я подробно, во всех подробностях, кроме интимных, рассказываю обо всех московских делах и событиях. Не обхожу вниманием и меню в столовой ЦК.
— Да, Егор, — качает он головой. — Ты даже в ЦК пробрался. Может ты шпион? Может тебе на самом деле лет сорок, просто буржуи тебя законсервировали в ходе какого-то иезуитского эксперимента, а?
— Может и так, — смеюсь я, — но я же не могу этого рассказать, иначе вы меня расстреляете. Только на самом деле, мне уже пятьдесят.
— Вот я и думаю, что-то с тобой не так.
— Со мной-то всё так, а вот что с Артюшкиным?
— А ему кроме Кахи ничего и не надо было, так что его жизненная программа выполнена. Он сегодня сам рапорт подал. Вроде ему место во вневедомственной охране предложили, но точно не знаю. Не уверен, что после всех этих дел его туда возьмут.
— Понятно, — киваю я. — Думал, навестить его, но не знаю.
— Я тут тебе не советчик, решай сам.
— Ну да, ну да. А что с Лидой?
— В смысле? — пожимает плечами Куренков.
— Она к вам приходила?
— Приходила.
— Ну и?
— Чего «ну и»?
— Блин, Роман Александрович. Чего решили-то по ней? Берёте её к себе?
— Беру. А ты чего так волнуешься? Тебе-то что? Ты мне лучше про Цвета расскажи.
