размял то! Чудно, просто чудно!
Как оказалось, доктор принес мне новую порцию морфина — предложил не стесняться при болях и колоться. Вежливо поблагодарил. Даже отдал деньги за склянку и за визит. Хотя Павел Тимофеевич поначалу отнекивался.
— У вас кровь на щеке, — под конец визита заметил я.
— Где? Тут? Справа? — доктор достал платок, начал оттирать капли.
— Откуда кровь? — поинтересовался я. — Пациент с раной?
— Да такой, что в газетах надо прописать, — завелся Павел Тимофеевич. — Нет, каков же идиот!
— Кто?
— Вызвали меня после обеда в Чистый переулок. Там дом генерала Смолина. Сынок его, кадет, с друзьями приехал в отпуск. Так представляете, Евгений Александрович, какая забава у них нынче? Садится такой дуралей в кресло, запрокидывает голову. Дружки его плотно приставляют бритву к шее, дают дураку стакан с водой — пей!
— А у того кадык ходит, — сообразил я, а потом догнал про опасную бритву. Нехилые тут забавы.
— Надо выпить так, чтобы не поранится. Тогда орел, дружки в восторге. Только вот у Смолина-младшего все не задалось, — доктор вздохнул. — Полстакана он выпил гладко, а на второй половине его товарищ вскрыл ему горло. Как я приехал, все было уже кончено. Держал бы лезвие прямо, получил порез. А этот… как раз по сонной артерии… И ума не приложу, как можно было так бритву держать? Будто специально… Ведь при запрокидывавший головы ситуационно меняется анатомия шеи. Сосудистый пучок уходит далеко назад и кнутри, к позвоночнику, — Павел Тимофеевич увлекся, начал размахивать руками, будто лекцию студентам читал. — Вперёд выходит трахея и частично глотка. Поэтому при таком положении очень редко повреждаются сонные артерии, — доктор наклонился ко мне, вполголоса добавил: — Я ведь помню случаи самоубийств, когда резали трахею и глотку, но артерии не были повреждены…
Тут меня конкретно так проняло. Вот она кровушка, полилась.
— Такое горе! До генерал-губернатора дело дошло — его адъютант примчался. Полиция, конечно… Дружков под арест, мать отпаивал валерьянкой… Семью очень жалко. Молодые дурни, не ценят жизнь, — Павел Тимофеевич даже промокнул глаз платком. — Ладно, что-то я расклеился. Мне пора, на днях еще зайду к вам.
***
Дальше потянулись тяжелые, унылые будни, наполненные болью. Уже через неделю я был готов взвыть от новой кровати и перебраться в старую. Дважды почти дошел до желания всё же уколоть морфий во время самых тяжелых ломок. Очень тяжко было. Пытался отвлечься чтением книг, газет. Проглатывал все подряд — медицинские справочники, учебники, заметки о похоронах царя.
Погребение Романову устроили торжественное, по высшему разряду. Как сообщали газеты, пять дней тело Александра III пролежало в Ливадийском дворце. Шестого ноября оно было перенесено в Большую Ливадийскую церковь, а оттуда через двое суток гроб императора отправили на борт крейсера «Память Меркурия», который после полудня доставил его в Севастополь, где уже ждал траурный поезд. Одиннадцатого ноября поезд подошел к Москве, и гроб с телом покойного императора под звон колоколов, мимо сотен стоящих на коленях москвичей, привезли в Архангельский собор Кремля, а на следующий день, после непрерывных служб, снова доставили на вокзал и оттуда — в Петербург.
Вымоливший прощение после пьянки Кузьма ходил к Кремлю, и был в числе видевших траурный кортеж. Москвичи искренне плакали — Александра в обществе любили и уважали. Не все, конечно, но общие настроения были понятны. Царь-миротворец, не начал ни одной войны, строил Транссиб, открывал музеи. Да, самодержец был реакционным товарищем, много чего запрещал и кучу народу отправил на каторгу. Но когда у вас папу взрывают бомбой на глазах всего Питера — трудно ожидать иного.
После Москвы траурный поезд прибыл на Николаевский вокзал. Точно также, как и в старой столице, путь к Петропавловскому собору был переполнен коленопреклоненным народом. Как только вынесли гроб императора, погребальная процессия отправилась через Невский проспект. Двигались по заранее определенному церемониалу, причем министры шли парами вперед гроба, перед певчими и духовенством, а наследник Николай II — позади.
Больше недели газеты писали только о похоронах, и ни о чем другом. Потом переключились на присягу, к которой приводили гвардейцев и прочие части, будущую коронацию. А я лежал на своей специальной кровати и думал о Ходынке. Мероприятие это закончится плохо — большое число людей пострадают в давке. С этого, собственно, и начнется несчастное воцарение Николая II. Что тут можно сделать? Как предостеречь? Вопрос.
К концу ноября появился эффект от иглоукалывания и массажей. Я смог пошевелить ступнями, слегка согнуть колени и даже немного подтянуть правую ногу к животу. Конечно, с помощью рук. Это открыло большие возможности по дополнительным упражнениям в кровати. Закачивать мышечный корсет вокруг спины стало легче. Да сквозь боль и не могу, но тем не менее…
Прогресс отметил баней. Заставил Кузьму вновь арендовать пролетку — поехали в Сандуны. Не поскупился на высший разряд — благо деньги от студентов еще были. Номерные кабинеты, бассейн, отличная парная — и чего я раньше сюда не заглядывал? Да и народа совсем нет, цены-то кусаются!
Однако не в деньгах счастье. Попарился хорошо, банщики были услужливыми, помогали везде перемещаться, позвали цирюльника — тот наконец сбрил ужасную бороду, укоротил усы и волосы на голове. В зеркале не меня глянул молодой, элегантный мужчина, с усиками а-ля Доктор Ватсон в исполнении Соломина. Парикмахер пытался оставить мне длинные баки, но я попросил сделать стандартные прямые виски и окантовку сзади. Под левый пробор получилось очень по-передовому — местные купцы предпочитают бороды-лопаты в стиле почившего царя, аристократия — роскошные усы, бакенбарды. Так что стал выделяться на фоне, как первых, так и вторых.
В последний заход в парную ко мне все приглядывались, качали головами. Кроме одного молодого красавчика прямо с усами как у меня. Небольшие, аккуратные…Он все просил поддать и поддать. Пока один старичок не пожурил любителя пара:
— Вы, господин Бунин, жар обожаете. А про нас, на верхних полках все забываете. Поднимайтесь повыше и будет вам полное удовлетворение.
Я присмотрелся к «подавальщику». Неужели этот тот самый поэт, прозаик и будущий лауреат Нобелевки? Худенький, глаза печальные — прямо вся скорбь русской литературы.
— Господа, я в Москве проездом, — пояснил Иван Алексеевич сандуновским гуру. — Когда еще удастся попариться? Да еще с хренком…
Тут то меня и проняло. Нет, не паром и не хреном, а возможностью познакомиться с Чеховым, Толстым, Тургеневым… Хотя стоп. Последний уже, наверное, умер. Зато живы академик Павлов, Склифосовский… Я ведь столько всего знаю в медицине, а умею еще больше! От перспектив у меня закружилась голова. В буквальном смысле. В глазах появились
