— Восхитительно. Нет, Рэйнер, ты слышал? Что скажешь?
Две пары глаз обратились ко мне. Трэвиса — с надеждой и молчаливой просьбой поддержки. Императора – усталые и раздражённые. Я вздохнул, сел поудобнее в кресле и сказал, взвешивая каждое слово:
— Скажу, что безопасность государства и Императора превыше всего. Тот, кто причастен к посягательству на власть или жизнь Императора, должен быть наказан по всей строгости, в назидание остальным. Не вижу достаточных оснований для смягчения приговора.
— Хвала Стихиям! — Император поднял глаза вверх. –— Хотя бы кто-то здесь в здравом уме! А ты, Трэвис, разочаровываешь меня подобными просьбами. Я могу заподозрить у тебя в этом деле личный интерес.
Лорд Шарпмайнд покачал головой и ответил:
— Прошу меня простить, Ваше Императорское Величество. Мне жаль, что вас расстроила моя просьба, но никакого личного интереса в данном деле у меня нет.
— Зато от тебя разит симпатией к государственной преступнице, что в любом случае прискорбно, но раз уж так сложилось, ты и передашь ей, — император открыл ящик стола и достал исписанный лист пергамента с красной гербовой печатью. — Вот этот приговор к казни через повешение. Когда там у нас ближайшая дата?
— Через три дня, — глухо ответил Трэвис.
— Долго. Ну, ничего. Есть время раскаяться и подумать о душе. Спасибо, лорд Шарпмайнд, вас я более не задерживаю. Рэйнер, останься. Предлагаю назначить дату вашей с Глорией помолвки.
Ангелина.
Я лежала на спине и в очередной раз пересчитывала деревянные балки на потолке. Из коридора доносились разговоры стражи и грохот чего-то тяжёлого. Обычное утро в казённом учреждении.
В дверь постучали. Я села на кровати и сложила руки на коленях. По лицу вошедшего Трэвиса Шарпмайнда сразу поняла – хороших новостей не предвидится. Так и оказалось.
— Всё плохо, да? — спросила и до последнего ждала, что мужчина меня разубедит, заверит, что всё решилось. Но он лишь молча опустился на стул и протянул мне лист пергамента.
Дрожащими руками я взяла его и попыталась прочесть. Буквы прыгали перед глазами, слова путались. Мозг отчаянно сопротивлялся написанному: «…приговаривается к смертной казни через повешение…». За подписью и личной печатью Императора.
— Когда? — голос хриплый и словно не мой.
— Через два дня.
— Так скоро?
— Я просил о помиловании, леди Ангелина. Но Император уже заранее всё решил. Он подписал приказ ещё до того, как увидел отчёт и выслушал пояснения.
— Этого просто не может быть, — я встала, обняла себя за плечи и принялась ходить взад-вперёд. — Не может всё закончиться вот так. Рэйнер что-нибудь придумает. Обязательно придумает, он всегда находит выход. Где он, почему его ко мне не пускают?
— Леди Ангелина, вы всерьёз думаете, что местная стража остановила бы генерала армии, если бы он решил побеседовать с пленником?
— Это невозможно, — я прижала ладони ко лбу и опустилась обратно на кровать. Кружилась голова и накрыла слабость.
— Вам нехорошо?
— Я должна увидеть генерала Файерстоуна. Вы сможете передать ему от меня записку?
Лорд Шарпмайнд вздохнул и ответил:
— Это не моё дело и, возможно, я не должен вам говорить, но, думаю, так будет лучше. Не тратьте время на напрасные надежды. Генерал Файерстоун сейчас занят подготовкой к помолвке с Глорией Хэлленбург. Он возражал против моего предложения вас помиловать и поддержал смертный приговор.
Шах и мат, Ангелина. Последние слова начальника тайной полиции больно ударили в солнечное сплетение и выбили из лёгких весь воздух. Забыв о приличиях, я молча опустилась на кровать, согнула ноги в коленях и отвернулась к стене. Вот теперь это действительно конец.
Спустя некоторое время после ухода лорда Шарпмайнда открылось окошко в двери и на пол поставили миску с едой. Ноздри заполнил запах жареного лука и чего-то жирного. Я едва успела добежать до ведра за ширмой и склониться над ним, выворачивая содержимое желудка. Горло жгло. На лбу выступил холодный пот. Да что же это такое?
Едва отдышалась и обессиленно опустилась на пол. Именно в этот момент дверь снова открылась, и вошёл новый посетитель. Целитель Каритас посмотрел на меня, на ведро, снова на меня. Затем помог подняться и дойти до кровати.
На удивление, мне полегчало. Но целитель явно был другого мнения:
— Как вы тут, леди Ангелина? Выглядите скверно.
— Чувствую себя немногим лучше. Что привело вас?
— Я узнал о случившемся и счёл своим долгом навестить бывшую пациентку. Как теперь вижу, не зря. Давно это с вами?
-- Что именно?
— Тошнота и рвота.
Я покраснела, осознавая всю постыдную неловкость ситуации. Всё-таки, целитель Каритас был мужчиной, и только потом — лекарем.
— Простите. Мне очень стыдно за то, что вам пришлось видеть.
