- Ты забыла добавить: «Интеллигент сраный». Это ведь так меня твои родители за глаза называют? Не повезло им с зятем, точно. Не орел я, не орел.
- Даже тут ты продолжаешь юродствовать.
- Конечно, я юродивый. «Не наш, не от земли», - передразнил я, подражая тестягиной манере выговаривать слова. - Езжу на мотоцикле, слушаю «Deep Purple» и не понимаю, чем картошка, купленная на рынке, отличается от выращенной на собственном огороде. Трачу деньги, вместо того, чтобы их на книжку складывать, на черный день. Вместо того, чтобы по выходным на тещиных сотках раком стоять, книги читаю. Истинный придурок. И виноват перед тобой выше крыши. Соблазнил, паразит проклятый, вашу семейку четырехкомнатной «сталинкой» в самом центре города. Доходами соблазнил - как же, в частной фирме работаю, зарабатываю хорошо. Так соблазнил, что доченьку за меня тут же отдали. Я же все помню, радость моя. Хорошо помню.
- И что же ты помнишь, родной?
- Как твои папенька с маменькой изменили ко мне отношение после первого визита в наш дом. До того волчарами на меня косились, на дух меня не переваривали, а после слаще меда стали, о свадебке заговорили. Ну как же - у женишка-то квартира в сто двадцать квадратов в центре города! Даже половину суммы на покупку квартиры дали, целых два миллиона из кубышки вытащили, расщедрились, хотя за копейку в церкви пернут. Еще бы, намечалось очень выгодное вложение капитала!
- Ты моих родителей не трогай, ты их в зад целовать недостоин!
- Конечно, недостоин. Их сам Александр Македонский не переплюнул бы. Это же стратеги, не родители. Так все просчитать на перспективу! Только-только Настенька родилась, так сразу, как будто невзначай пошли эти душевные разговоры – мол, свекровка одна живет в четырех огромных комнатах мандой-барыней, а сын со снохой и дочкой в двухкомнатной хрущобе, чего бы не поменяться квартирами, молодым жизню улучшить! А я возьми и откажись меняться, потому что понял, что не со своих слов говоришь. И сразу стал мамсиком, неудачником и тряпкой. Сломал тебе жизнь, лучшие годы украл. Хватит, Ирина. Пускай я в твоих глазах тряпка – мне плевать. Какой есть, такой есть. В любом случае послезавтра у нас суббота, и я заеду за Настеной.
- Думаешь, я позволю тебе возить ребенка на этом двухколесном гробе?
- Позволишь, потому что я ее отец. Никто не лишал меня родительских прав, так что свои страхи и капризы можешь засунуть себе куда поглубже. Чего уставилась, как Ленин на буржуазию? Я вам не позволю сделать из Настасьи плебейку, вроде вас. Не дождетесь.
- Очень эмоциональная речь, - Ирина улыбнулась еще более мерзко. – Ладно, чеши отсюда, неудачник. Я-то думала, ты хоть на прощание мужчиной себя покажешь. А ты как был чмо, так и остался им.
- Чмо сейчас в "Лексусе" сидит, тебя ждет. Чистый подкаблучник без грамма индивидуальности - идеальный мужчина для тебя. Будешь лепить из него все, что захочешь Ну уж кто он точно, пластилин или говно, будущее покажет.. И предупреди своего Павлусика, чтобы не смел обижать Настю. Узнаю что-нибудь, вдовой тебя сделаю. Я не шучу.
- Какие мы грозные! Давай, вали отсюда, клоун голожопый.
- Ага, голожопый, но свободный и счастливый, потому что избавился от змеи на сердце. I`m just a poor boy, I need no sympathy, - пропел я ей прямо в лицо строчку из «Богемской рапсодии», сунул связку ключей в карман и пошел на стоянку, где стоял мой байк.
У меня появилось странное, почти мистическое чувство. Мне показалось, что до этого дня Ирина, женщина, которую я так любил, с которой прожил пять лет, носила маску – красивую, искусную, неотличимую от живого лица. Я был так слеп, что принимал маску за настоящее лицо. И только сейчас прозрел и сумел увидеть то, что скрывалось под личиной. Господи, лучше бы я оставался слепым!
И хоть я все дальше ухожу от своего прошлого, это кошмарное чувство продолжает преследовать меня даже сейчас…
***
- Эй, Сим! Ты чего?
Я с трудом разлепил глаза, ойкнул от пронзившей голову боли. Появившееся в поле зрения лицо поначалу показалось мне физиономией из моего кошмара, но миг спустя я узнал Беа.
- А? – Я с трудом пошевелил распухшими, наполненными болью губами. – Что?
- Орешь во сне, вот чего. Пить меньше надо.
- Губы, - я коснулся пальцами губ, потом понял, что левый глаз у меня почему-то не видит. – Болит все.
- Еще бы! Ты хоть помнишь, что было?
- А что… было?
- Вы с сэром Джуно напились и подрались, - Беа хмыкнула. – Жаль, зеркала тут нет, глянул бы на себя.
- Подрались? – Я с трудом сел на лежаке, тщетно пытаясь разлепить заплывший левый глаз. Потом посмотрел на костяшки пальцев рук: они были разбиты и запеклись засохшей кровью. – По..почему?
- Потому что перепились.
- Черт, ничего не помню, - я почувствовал темный ужас. – А Холшард где?
- С молодой женой, где же ему быть?
- Значит, была таки свадьба, - сказал я самому себе. – И мы напились и подрались.
- Память возвращается? – с иронией спросила Беа. – Может, тебя подлечить?
- Подлечить? – При мысли о выпивке желудок у меня противно задергался. – Нет, не нужно. Я в порядке. Уже утро?
- Давно утро. Я уже о лошадях позаботилась.
- А Флавия где?
- В лаборатории. Готовит целебную мазь для твоей разбитой физиономии.
Я попробовал левую скулу, охнул и отдернул руку.
- Голова будто чужая, - простонал я, глядя на Беа. – Давно так не напивался.
- Эйтан тоже вчера хватил лишку. Зато вы с сэром Джуно выяснили отношения. Думаю, это было вам обоим на пользу.
- И вы нас не разняли?
- Напротив, насладились сполна потрясающим кулачным боем между двумя забулдыгами, едва стоявшими на ногах. Между прочим, мы с Флавией ставили на тебя.
- И кто победил?
- Если скажу, что ты, это тебя утешит?
- Нет, ты правду скажи.
- Сим, ты был великолепен, - с самым серьезным видом заявила Беа. – Ты здорово дрался. Но когда стало ясно, что сэр Джуно проигрывает бой, Мика решила вступиться за мужа. И она усыпила тебя заклинанием. Ведьма все-таки.
- Смухлевали, значит, - я снова посмотрел на разбитые костяшки. - Пить хочется очень.
- Я могу сходить за водой, - предложила Беа, насмешливо глядя на меня.
- Я сам.
Пока я спал, сапоги с меня кто-то стянул – скорее всего, либо Беа, либо Флавия. Я нашел их на полу, рядом с лежаком, кряхтя и охая, натянул на ноги. Рискуя свернуть себе шею, спустился по лестнице в «рыцарский зал». Увидел ложе новобрачных, сооруженное сэром Джуно из нескольких сундуков, накрытых досками, застеленное шкурами оленей, усыпанное полевыми цветами и окруженное погасшими светильниками. Крепко пахло горелым жиром, травами, перегаром и потом – убойная смесь запахов. Самих сэра и леди Холшард в зале не было. Я увидел их во дворе, у колодца: сэр Джуно, в одних полотняных брэ, весьма грязных, надо сказать, мылся из ведра, которое держала Мика, фыркая и расплескивая воду. Я его не сразу узнал: славный рыцарь сменил имидж, сбрил свою бомжовскую бороду и разом помолодел лет эдак на десять. Вот что любовь с людьми делает!
Завидев меня, он издал восторженный крик, раскрыл руки и двинулся мне навстречу.
- Мой друг! – рявкнул он, облапив меня, обрызгав ледяными каплями и заглянув в лицо. – Ты дрался великолепно. Прими мои поздравления, не каждому удавалось выстоять против меня в кулачном бою, да еще и чувствительно меня потрепать.
- По твоему лицу, сэр Джуно, этого не скажешь, - ответил я, удивленный и обескураженный тем, что не увидел на физиономии рыцаря никаких следов вчерашнего мордобоя.
- Это все моя милая Мика, - заявил рыцарь, с обожанием глянув на свою новоиспеченную женушку. – Ее магия и ее любовь исцелили меня.
- Весьма этому рад, - ответил я, опустив взгляд.
- Если юный лорд желает, я могу его полечить, - предложила молодая ведьма.
- Не стоит, спасибо. Я подожду мазь Флавии.
