С Эральдом пытались поговорить и секретарь Дамьена, жаждущий голоса в Совете, и советник Тайной Канцелярии, претендующий на место Холана. Оба они начали с компромата на Алвина.
Советник Жильбер выпросил беседу наедине — и, оставшись с Эральдом, рассказал всё, что Эральд знал и так: о задушенной принцессе, отравленном принце-регенте и спившейся, а потом удавившейся с горя принцессе-регентше. Он на словах рекомендовал, а на деле — потребовал ареста Алвина и показательного процесса.
— Не было даже ни низложения, ни отречения от Алвина, составленных по форме, прекрасный государь, — сказал Жильбер. — Аристократы Святой Земли в растерянности; никто не может понять, почему Алвин ещё не в крепости. Все ждут, что с вашей коронацией, ваше милосердное величество, над Святой Землёй воссияет новая заря — а вы оставляете бывшего узурпатора и бездушную тварь в опасной близости от трона.
— Мессир Жильбер, — попытался возразить Эральд, — Алвин — мой брат, и о причинах его поступков весь свет осведомлён. А что касается растерянных аристократов, то отчего же эти люди молчали раньше? Если они видели и понимали, что происходит, почему никто не принял мер?
— Но ведь тогда страной безраздельно правил ад, государь! — удивился Жильбер.
— А теперь вам не страшно… Но теперь-то поздно бороться с адом, мессир. Если хотите творить добро, займитесь пересмотром приговоров с момента коронации Бриана.
— Так ведь все опасаются за вашу жизнь, государь!
— Алвин уже давно убил бы меня, если бы хотел, мессир. Будьте любезны заняться хоть чем-нибудь полезным, — сказал Эральд с досадой. Он чувствовал, что на Жильбере не закончится — и оказался прав.
Почти все аристократы страстно жаждали пообщаться с новым государем, чтобы свести старые счёты и выразить лояльность. На Эральда вытряхнули мешок самых отвратительных сплетен обо всех опальных членах Совета — но по сравнению с Алвином воры были чисты, как хрусталь и невинны, как морские свинки. Из всего рассказанного Эральд понял, что Алвин, когда одержимость не накатывала совсем уж нестерпимо, пытался хоть как-то удержать Святую Землю на плаву — но ему мешали решительно все, начиная с ада и кончая его собственным отцом.
Теперь же Алвина дружно обвиняли в том, что он не слушал добрых советов. Но никто не хотел объяснить Эральду, что делать с налогами и пошлинами, как быстрее и проще всего амнистировать тех, кто попал на каторгу, не совершив преступления, как обойтись с разбойниками и как распределить средства для голодающих. Налоги устраивали аристократов, связываться с каторжниками и разбойниками никто не собирался, а спасение голодающих знать считала делом рук самих голодающих.
Что-то хорошее вырисовывалось только во внешней политике: драконы желали дружить и торговать, а в Златолесье Джинера написала письмо, пригласив своего брата, наследника престола, обсудить условия нового союза. Но внутри всё стояло, как в бочаге, и заставить течь это стоячее болото у Эральда пока не получалось.
А вечером, когда Великолепная Четвёрка собралась в королевской опочивальне, Алвин добил положение, сказав:
— Знаешь, с кем я разговаривал, Эр? Племянник Наджела и ещё какая-то сволочь из его герцогства припёрлись выразить уверение в почтении и преданности. Предлагали свои услуги, чтоб я трон вернул, представь. Тебя предполагалось убить. Из-за тебя всё пошло наперекосяк — и Наджела арестовали. Они мне предложили тебя убить, — повторил он потрясённо. — Сейчас они, святое дерьмо, это, конечно, обсуждают с Наджелом в Уютном Доме, но ты представь.
— Почему меня это не удивляет? — задумчиво проговорил Эральд.
— Потому, что тебе сегодня человек пятьдесят сказало, что хорошо бы убить Алвина, — сказал Сэдрик. — А меня сегодня подкараулили чуть ли не рядом с отхожим местом и предложили убить вас всех — принцессу тоже. За это обещали должность и невероятную кучу деньжищ. Один скользкий типчик, он в каземате. Хотите посмотреть? Наверное, тоже из людей Наджела, больше некому.
Джинера печально усмехнулась.
— А мне, мессиры, предлагали отравить вас обоих сразу после моей свадьбы с Эральдом. Даже дали несколько перстней с разным ядом. Обещали роль вдовствующей королевы-регентши — а чтобы кто-нибудь родился, позаботится тот, кого я выберу. Эти — на свободе, но я, разумеется, вам их представлю.
— Всё ясно, — сказал Эральд грустно. — Мы с вами что-то делаем неправильно. Видимо, это не те люди. Надо искать тех.
— Если мессиры готовы слушать, я хотела бы вставить слово, — сказала Джинера. Убедилась, что никто не хочет её прерывать, и продолжила. — Я думаю, что все эти безумные выходки творятся потому, что ты ещё не коронован официально, Эральд, а Алвин уже как будто не король. Ваши недоброжелатели полагают, что твоё возвращение на Святую Землю освобождает их от присяги Алвину — но тебе они ещё не присягали. Пожалуйста, поторопись. Не жди, пока Святой Орден выберет Иерарха — я убеждена, что многим святым наставникам платят за то, чтобы они тянули, сколько смогут. Пусть тебя коронует Хуг. В ближайшие дни. Завтра с утра — пусть объявят об этом, Эральд, хорошо?
— Ладно, — кивнул Эральд. — Думаю, ты права.
— Рыжая, ты стратег, — ухмыльнулся Алвин.
— Да. Ты подашь Хугу корону.
— Почему я⁈ — возмутился Алвин, но Джинера коснулась пальцем его губ.
— Не кричи. Вы покажете всей Святой Земле дивную, простую и честную вещь: ты — настоящий дворянин, дитя своей страны, уже без всяких адских козней, выполняешь волю небес и человеческий закон, отдавая то, что тебе не принадлежит. И никто уже не посмеет обвинить тебя в государственной измене: ты — истинный брат короля, благородный вассал. Ты должен присягнуть первым.
— Так никто никогда не делал, — заметил Сэдрик.
— Не делали. А мы сделаем. Надо показать людям, что мы свободны от ада. Что никакие адские побрякушки, вроде короны ради короны, даже через ложь и убийство, не имеют больше над Алвином власти.
— Очень разумно, — сказал Эральд. — Просто потрясающе разумно.
— Есть ещё одна важная вещь, которую нам с тобой нужно сделать срочно, — сказала Джинера. — Обвенчаться. Чем скорее, тем лучше.
— Точно, стратег, — одобрительно сказал Алвин. — С любым из нас может случиться что угодно, и с Эром… а его кровь должна уцелеть обязательно. Тебе надо родить быстрее, чем кошка рожает, Рыжая.
Джинера улыбнулась, пожалуй, покровительственно.
— Так быстро рожать — нехорошо. Но вот зачать надо быстро, тут ты прав, брат… Эральд, я тебя смутила? Прости.
— Это ты прости, — сказал Эральд, взяв себя в руки. — Я просто никогда не видел таких девушек, Джинера. Знаешь, в том месте, где я воспитывался, об этих вещах не так говорят… Ну… хихикают… конфузятся… или… ну, не так всё это воспринимают. Я восхищён, но мне удивительно, что ты распоряжаешься такими штуками, как полководец. Да, честно говоря, чуть-чуть неловко. Ты о своём теле говоришь, как… ну, как бы сказать на нашем языке… как о станке для чеканки денег или как о наковальне для мечей — и мне тебя почему-то почти жаль.
Джинера, как в подвале Малого Замка, положила голову на его плечо, взяла руку:
— Бедный государь… я представляю, как тебе сейчас должно быть тяжело. Тебя воспитывали простолюдины, да? Обычные добрые люди? Научили читать, более-менее писать — спасибо им, молодцы — но и всё, да?
Эральд кивнул. Джинера сформулировала жестоко, но точно.
— Не огорчайся, — продолжала она. — Тебе все подтвердят, у тебя хорошее чутьё, ты почти всё делаешь правильно. Надо только освоиться и принять те мерки, какими мерят во дворцах. Ты всё верно понял: я — принцесса, моё тело — станок для чеканки государей, это достойный удел принцессы, и жалеть меня не надо. Я хороший станок: у нас с тобой — и с Алвином, он твой близкий родственник — нет ни одной пересекающейся родословной линии. И я честный вассал — твой — я тебе в душе уже присягнула.
— В подвале? — спросил Алвин.
— Пожалуй, даже раньше, — Джинера помолчала. — Не верила, что Эральду удастся выжить, но поверила, что он — король. Ты слишком напугал меня. Я присягнула тому, кто пришёл нас спасти — нас с тобой. И ещё мне кажется, что нужно поторопиться с титулом для Сэдрика: то, что он сделал — тема для баллады.
