Глава 7
Конечно, Лека снова сидела на приеме у своего психотерапевта. Дурной сон снова повторился – и не давал ей покоя. Но еще больше беспокоил ее Демид. Сегодня утром снова устроил разборку – его неприязнь к доктору Панкратову принимала уже характер бреда ревности. Опять был раздраженный утренний разговор – как утренняя разминка перед боем. Все эти разговоры были одинаковыми – Лека могла бы уже написать стандартный сценарий их перепалки с Демидом. Примерно такой:
Демид. Слушай, ты опять пойдешь к этому своему... Панкратову? Лека. Да. А что? Демид. Ничего. Ничего хорошего. Дурь все это.
Лека (повышенным тоном). Что – дурь?!
Демид (с чувством и расстановкой). Дурь – то – что – ты – хочешь – ЭТО – вспомнить.
Лека. Не лезь не в свое дело.
Демид. Это мое дело.
Лека. Дем, да не будь же ты дитем малым, в конце концов! Тебе что, нравится, что я полной неврастеничкой стала? Что сосредоточиться ни на чем не могу? Что по дому ничего не делаю? Я хочу вылечиться! Это все, чего я хочу! Оставайся ненормальным, если хочешь. А я так больше не могу!
Демид. Ты решила, что, если ты восполнишь провалы в своей дырявой памяти, ты сразу станешь веселой и работящей? Будешь пылесосить ковер, класть свои шмотки на место в шкаф, жарить котлеты, гладить галстуки и писать диссертацию? И при этом являться образцом умиротворенного оптимиста? Ха-ха!
Лека. Да!!! Доктор сказал, что я стану нормальной. Я тебе сейчас все объясню, Дем. Понимаешь, подавленные воспоминания могут быть причиной невроза. Лучше вспомнить это, чем таскать в подсознании. В человеке есть такое «ОНО», и оно может вести себя как враг...
Демид. Знаю. Фрейд. Зигмунд Соломоныч. Или Иваныч?.. Читал. Читал я про все это «ОНО», «Я» и «Сверх-Я». А знаешь, был еще такой поэт хороший. Его звали Мэтью Арнольд. Он психотерапевтом не был, но тоже был мужичок не дурак. Он сказал: «Мы забываем потому, что ДОЛЖНЫ это сделать. А не потому, что хотим забыть».
Лека. Поконкретнее, пожалуйста.
Демид. Память – это не только искусство помнить. В еще большей мере это искусство забывать. Я уж не говорю обо всякой мелкой ненужной дребедени, которую ты забываешь каждый час, каждую минуту и тем самым освобождаешь свою память от бесполезного для тебя хлама. Это само собой. Но бывают такие ситуации – когда ЗАБЫТЬ что-то, произошедшее с тобой, – единственный способ выжить. Спасти свое.,«Я» от полного разрушения.
Лека. ??? (Упрямое молчание.)
Демид. У нас с тобой как раз такой случай. Мы не должны с тобой ничего вспоминать.
Лека. Но это же делает меня психопаткой! ЭТО лезет из меня! ЭТО требует, чтобы его вспомнили! Какой ценой я могу сохранять свой пробел в памяти?
Демид. Любой ценой. Я не знаю, что у меня там, в подкорке, сидит. Во всяком случае, у меня ОНО ведет себя не менее агрессивно, чем у тебя. Тебе ОНО сны дурные показывает. А со мной так вообще запросто разговаривает – хочу я того или нет. Знаешь, мерзкий такой голосочек в ушах. Причем мой же голосочек. МОЙ!!! Вспомни, мол, Дема, и тебе будет очень хорошо. Но я не хочу ничего вспоминать! Ты что, думаешь, у нас с тобой вправду энцефалит был? Черта с два! Не бывает такого энцефалита на пустом месте! Это наши с тобой бедные организмы работали – мы валялись без сознания, а мозги трудились день и ночь, перемалывая опасные воспоминания. Они такую работу сделали – а ты хочешь пустить ее насмарку. Очень хорошую работу – блок понадежнее любого секретного сейфа. Неспроста вы со своим доктором уже месяц ни черта сделать не можете. Единственное, что мне не нравится, то, что ты нашла очень хорошего доктора. Видел я твоего Панкратова. Он психотерапевт от Бога – все остальные с ним и близко не стоят! Какой-нибудь старичок невропатолог, который лечит своих неврастеничек бормотанием с магнитофона «Тембр», давно бы махнул на тебя рукой. А этот – упорный. Он может и сломать твою блокировку. А тогда начнется самое страшное! Не трогай ЭТО, Лека, умоляю! Копание в твоих личных воспоминаниях – это так, детские игры. Панкратов знает штучки посильнее! И скоро он захочет их применить.
Лека. И что же такое применит ко мне мой гениальный доктор? Электрический стул со встроенным вибратором? Или прыжки с самолета без парашюта?
Демид. Гипноз. Вот как все это называется одним словом. Гипноз. Какую бы разновидность гипноза он тебе ни предлагал – отказывайся. Ты не должна в его присутствии терять контроля над собой! Ни в коем случае. Иначе ЭТО убьет тебя. Не во сне, а на самом деле.
Лека. Мне очень страшно! (Хлопает дверью.)
* * *
– Лена...
Голос доктора вернул Леку к реальности. Доктор Панкратов. Юрий Васильевич. Юра, как она давно называла его про себя. Красивый, улыбчивый парень – с умным, добрым, деликатным взглядом. Всегда в модерновом пиджаке с засученными рукавами, безукоризненной рубашке и идеально подобранным галстуком. Всегда причесанный. И невероятно умный. Лека знала только одного человека, который был умнее доктора Панкратова. Это был Демид. Но быть умнее Демида было просто невозможно.
– Лена, я освободился. Пойдемте?
– Ага...
– Лена... Слушай, Лена, ты не хочешь выпить? «Он назвал меня на «ты»... В первый раз».
«У меня получилось. Я назвал ее на «ты». О Господи, что я делаю? Я просто теряю голову. Но я должен это сделать. Ради ее же блага».
– Да, Юрий... Юрий Васильевич. Выпить... Можно немножко...
Два растерянных человека. Две красивые куклы в руках судьбы.
* * *
ИЗ ЗАПИСЕЙ ДОКТОРА ПАНКРАТОВА
«...Невероятно сложный случай. Состояние пациентки ухудшается. Я не уверен, что это уже дело психиатрии, но традиционная психопрактика не воздействует на нее абсолютно. Гипноз? Да, безусловно. Гипноз. Я не сторонник этого метода, но в данном случае показания для гипнотерапии стопроцентные. В чем проблема? В том, что этот ее Демид (черт бы его побрал!) намертво вдолбил бедной девчонке, что гипноз ей абсолютно противопоказан! К множественным комплексам, которые сидят в подсознании бедной девочки, он добавляет новые табу, даже не подозревая, какое разрушительное воздействие они оказывают на ее психику. Конечно, ведь он считает себя новоявленным сверхчеловеком! Что, впрочем, вполне характерно для параноиков с бредом сверхценной идеи.
Я знаю, что делать. И я сделаю это. Сделаю!!! Надеюсь, эти записи не попадут в чужие руки. Потому что в руках следователя они могут стать неопровержимой уликой.
Разумеется, я сделаю все, чтобы этот дневник был спрятан надежнейшим образом. И все же, господин Следователь, ежели, паче чаяния, вы держите эти страницы в своих руках, прошу Вас понять одно: все, что я сделал, продиктовано только одним – благом моей пациентки. Поверьте моему опыту – опыту психотерапевта.
Сыворотка правды».
* * *
Нормального бара у доктора Панкратова не было. Нормального бара с непременной водкой «Smirnoff», джином «Beefeater», а также мартини – белым и красным, армянским бренди и французским коньяком, скотч-виски, дюжиной «Vino bianco» и «Vino tinto» всяческих сортов и годов разлива, и ликера «Cuarenta у tres», и, разумеется, текилы в сплющенной бутылке. Бутылочек было несколько сотен – и все маленькие. На два глотка. Таких бутылочек, которые выдаются бесплатно в самолетах любой аэрокомпании мира (кроме родного «Аэрофлота», который, как известно, потчует своих пассажиров только «Монастырской избой» на разлив). Ну что такое маленькая бутылочка для пьющего человека? Какой-нибудь приличный алкоголик, какой-нибудь Джефф Бич, нефтяник из Уэльса, осушил бы всю коллекцию Юрия Васильевича за два часа.
Но доктор Панкратов не пил. Он коллекционировал эти маленькие бутылки. И Лека не догадывалась, какую Сокровищницу открывал сейчас перед ней добрый доктор.
– Лена... – Панкратов замялся. – Что ты предпочитаешь?
«Боже, до чего же я официален! Неужели я так и не смогу скинуть с себя эту деревянную маску?»
– Ух ты! – Лека своей непосредственностью могла растопить любую ледяную стену. – Сколько их тут! Это вы что, все в самолетах собрали?
– Нет, ну почему же? – Панкратов тут же почувствовал себя скрягой, в каждом рейсе набивающим свою авоську маленькими дармовыми бутылочками. – Конечно, я и сам много летал... Я тебе расскажу как-нибудь о других странах... Но в основном здесь – подарки. Знаешь, среди моих пациентов много богатых, уважаемых людей. Им приятно привезти мне из далекой страны какую-нибудь бутылочку, которой у меня еще нет. Разве ты не любишь получать подарки?
– Люблю. – Лека шарила глазами по полкам. – Вот это, может быть? Или это? Ой, я совсем не разбираюсь в этих напитках. Мы ведь с Демидом не пьем почти. Ну, он, бывает, заквасит маленько. А я... У вас джин-тоник есть? – вспомнила она наконец хоть что-то знакомое. – Только сладкий такой джин... Не помню, как он называется.
– Он называется «Larios», – произнес Панкратов. – Я сейчас сделаю тебе... У меня в холодильнике есть тоник хороший. Я сейчас...
