Вопрос: как лучше это сделать? А для начала – где? Гоблину ясно, что не здесь, не в лесах. Тут, кроме волшебника, есть еще и ведьма, а с ней связываться не стоит. Значит, накрывать их придется там, куда они отсюда направятся... Здорово, да? Жемчужина, а не мысль! И куда же они направятся? В их распоряжении всего-то целый мир, и одно мешающее обстоятельство – пешком по нему не особо походишь.
Применим самый надежный способ проникнуть в планы врага: поставим себя на его место и подумаем. Не очень, правда, понятно о чем. По виду, возможностей к быстрому передвижению у Бьорна нет никаких. А пешком... Пешком он просто никуда не пойдет, бессмысленно. Может ли он тогда засесть в этом медвежьем углу и заняться... Чем? Да чем угодно – героя определять, олухов воспитывать, с ведьмой шашни крутить. Ну, может, как сказал бы Черный, в теории. А вообще-то Скиталец однозначно не болван и должен понимать, что выход из затыка искать придется. Не сейчас, так потом, и какая, в сущности, разница?.. Что-то ерунда получается. Либо Бьорн окажется поумнее нашего, либо можно все-таки... того этого... хвост на них положить, ибо просидят они тут до морковкина заговения!..
Хм. Спокойно, Рандорф, не отвлекайся и подумай, что бы ты сделал, действительно оказавшись на месте Бьорна? Просто взял бы да улетел из этих лесов, не так ли? А Скиталец с крыльями и со всем молодняком на закорках, это как, не смешно?.. Не очень, на самом-то деле. Раз можно только улететь, значит, он и улетит, будь спокоен. А на каких крыльях – не наша забота, пусть сам придумывает. Беда в том, что если так, то мы сгоняли кружок за собственной тенью, ибо тогда в распоряжении волшебника и впрямь окажется целый мир, без всяких оговорок.
Да уж, еще в одном прав был Черный – легко не будет. Но ничего. Смотри на это лучше, как на повод показать, что ты умеешь не только трепаться о том, кто самый мудрый дракон в мире. И не надо жаловаться, что зрителей-де нет...
Итак, ты снова Бьорн Скиталец, и в голове у тебя... Что, если одним словом? Правильно, мешанина. Ты не знаешь, кто из твоих герой, и не понимаешь толком, что происходит, хотя не можешь не догадываться: путем все не идет. А уж если ты с ведьмой станешь разговаривать, то наверняка наплетет она такого, после чего исчезнут последние остатки уверенности в чем-либо. При этом, заметь, мужик ты осторожный, ответственный, к риску и неожиданным коленцам не склонный. Каким было бы тогда твое самое естественное желание? Или, скажем по-другому, где бы ты хотел оказаться? Очевидно там, где можно собрать побольше сведений, получить хороший совет, заручиться поддержкой и, главное, чувствовать себя в безопасности. Сложно, но выполнимо, поскольку Бьорну такие места известны. Мне тоже, и в связи с этим появляются две новости. Плохая: подходящих мест несколько. Хорошая: мне в отличие от Бьорна не надо выбирать определенное. Достаточно того, что все они находятся на западе, и чтобы попасть туда, Бьорну придется перевалить через горы.
Ну вот, вроде все и ясно. Скверно лишь, что опять будем Нимрааза задействовать, но не самому же вонючих гоблинов строить прикажете..."
* * *
Тем, что с таким блеском удалось дракону Рандорфу, Бьорн сумел заняться только спустя несколько часов, уже глубокой ночью. Выйдя на крыльцо домика ведьмы, он дышал прохладным воздухом и успешно побеждал усталость, дабы сконцентрироваться и решить наконец, что ж ему сделать на своем собственном месте. Никаких принципиально новых ключей к пониманию ситуации волшебнику не дали, хотя какие-то ответы он, конечно, получил. К примеру, понаблюдав за работой Элинор по излечению Джерри (а оно стоило им обоим много времени и труда), Бьорн убедился, что ведьма тяготеет к противоположной стороне в извечном конфликте. Косвенно это подтверждал и тот факт, что волколаки, с темнотой вновь обозначившие свое присутствие в непосредственной близости, внезапно убрались обратно в глубь леса. Бьорн не уловил момент, когда и как Элинор отдала им приказ, но готов был побиться об заклад, что именно это она и сделала.
Впрочем, симпатии ведьмы уже большого значения не имели. Джерри теперь здоров, сделала она это честно и весьма искусно, а в дальнейшем, как полагал Бьорн, их дороги вряд ли пересекутся. Единственное, с чем он долго не мог определиться: не попытаться ли вызвать Элинор на откровенный разговор с целью что-нибудь разузнать, но в итоге отказался от данного намерения. И вовсе не из-за приверженности той к Добру или Злу, а исходя из простого логического соображения, что раз уж на информацию, полученную от ведьм, стопроцентно полагаться нельзя, так к чему плодить сомнения, которых и без того предостаточно?
И как раз в тот момент, когда старый маг утвердился в своем мнении, события, не спросив его дозволения, двинулись по иному руслу. Точнее даже, спросить-то его спросили, но альтернативы не предоставили.
– Не помешаю ли я твоим раздумьям, волшебник? – Услышал Бьорн вместе с мягким шелестом открывающейся двери, и хотя подумал: «Еще как помешаешь!», вслух этого не сказал. Вышло бы настолько невежливо, что граничило бы с неприличием. И к тому же, какими трезвыми суждениями себя не урезонивай, в каждом из нас живет неистребимое, иррациональное желание проникнуть в самую великую тайну сущего, коротко формулируемую: «Ну, и что дальше будет?..»
Тем не менее Бьорн выбрал своеобразную форму ответа, оставлявшую теоретическую возможность того, что разговор не получится:
– Я внимательно слушаю тебя, ведьма.
Элинор вышла на крыльцо, прикрыв за собой дверь, встала рядом с ним, с минуту помолчала, а потом выступила предельно ясно:
– Давай сразу решим: мы будем ругаться или разговаривать. Если первое, то я уйду, и ты сможешь заняться своими трудностями в одиночестве.
– А если второе, то мы займемся ими вместе, и их станет гораздо больше, – подхватил Бьорн, но ведьма его утешила:
– Вряд ли. По-моему, больше просто некуда.
– Приятно это слышать. Ведьмы, как правило, не склонны к оптимистическим прогнозам типа: «Хуже уже не будет».
– Да нет, хуже будет. Я скорее имела в виду, что в новых трудностях нет нужды, поскольку прежние неразрешимы.
– И ты дала себе труд – прости за каламбур – прийти сюда, чтобы мне об этом сообщить?
Элинор насмешливо фыркнула и напомнила:
– Ты так и не ответил – мы говорим серьезно или тратим время на состязание, кто кого пнет посильнее?
– Хорошо, – Бьорн действительно изменил тон. – Мы говорим серьезно. Я бы сказал даже – мирно и доброжелательно беседуем.
– Ты неисправим. Но волшебники по-другому просто не умеют. – Ведьма, казалось, несколько секунд размышляла, имеет ли смысл продолжать, и в итоге с крыльца не ушла. – Давай все-таки попробуем. Объясни мне, пожалуйста, – можно только мирно, обойдемся без «доброжелательно», – почему ты принял вечером именно то решение, которое принял?
– Почему я принял такое решение? – задумчиво переспросил Бьорн и начал ковыряться пальцами в бороде, что являлось у него признаком особо мучительных колебаний. Борьба противоречивых чувств достигла своего апогея и закончилась весьма неожиданно – победой желания в кои-то веки поговорить нормально, без фиги в кармане. – Я поверил своему ощущению. Когда ты сказала Элли, что всего не знаешь, это прозвучало так, будто хороших решений у меня нет. А тогда уж пусть парень живет, это ясно... Но, может, я не прав, и услышал в твоих словах то, чего там и близко не было?
– Нет. Зря я ей ответила, не сдержалась. – Бьорн не видел в темноте, но готов был поклясться, что ведьма горько улыбнулась. – Я так и поняла, что ты воспринял мои слова как подсказку. Слишком уж сразу перестал мучиться. Скверно. Очень скверно. Мне не следовало вмешиваться в это ни под каким видом.
– Почему?
– Ты знаешь почему. Кто я такая, чтобы выбирать пути, по которым пойдет мир?
Таким образом разрешилась одна из дилемм, совсем недавно стоявшая перед Бьорном. Конкретно – первая. Теперь ее можно интерпретировать так: последствия любого решения волшебника обещали громадные неприятности, и поэтому ведьма не хотела нести за них даже толику ответственности. Эта информация настолько поднимала настроение, что Бьорн, не сдержав порыва, лягнул ни в чем не повинную избушку и прорычал с подлинным благодушием:
– А я кто? Светлый собственной персоной? Мне определить путь, по которому надлежит идти миру, это как котенку чихнуть! И особенно легко, если я не имею ни малейшего представления, из чего выбираю. Так, да?!
– Не кипятись, – попросила Элинор почти извиняющимся тоном. – Да, обстоятельства действительно тяжелые. Но что еще я могла сделать?
– К примеру, обозначить в самых общих чертах, к чему, по-твоему, приведет то или иное мое решение.
– Не говори ерунды! – Теперь уже она едва сдерживалась. – Ты не можешь не знать, как опасны предсказания будущего! Они никогда не бывают совершенно точны, они не всегда оказываются тем, чем кажутся, и, наконец, это было бы то же самое, что принять решение за тебя. Не согласен?
