– Согласен. До некоторой степени, – нехотя буркнул Бьорн. – Но тогда с какой радости я мог выбрать другое решение? С чего вдруг я должен был сказать: да уж, пусть парень дохнет, и зарасти оно все ромашками?
– Не знаю. Однако ты думал, колебался. А я дала подсказку и все испортила.
Бьорн собирался спорить дальше – кое-какие аргументы в запасе оставались, – но внезапно передумал. И вовсе не потому, что сообразил – если не разубеждать Элинор, будто она нисколько не повлияла на ход событий, то это может доставить ей моральные терзания, сполна компенсирующие его собственные. Нет, Бьорн Скиталец был выше мелкой мести (в отличие от крупной), просто в данном случае Элинор была права.
– Извини, утешить нечем, – с похвальной искренностью в голосе подытожил Бьорн свои мысли. – Ты действительно приняла участие в важнейших событиях и оказала на них значительное воздействие. С этим не поспоришь, и тебе придется это как-то пережить. Единственное, что могу добавить, – мне трудно оценить всю горечь или, напротив, радость этих переживаний, поскольку в отличие от тебя я лишен знания о последствиях того, что мы сделали.
Элинор неожиданно усмехнулась.
– Не слишком тонкая попытка, а, волшебник? Ты все-таки хочешь, чтобы я поговорила о будущем. Несмотря ни на что.
– Да. Но, – Бьорн тоже улыбнулся, – ты, конечно, не можешь этого сделать. Несмотря ни на что.
– Очень сложный вопрос, если рассматривать его так. Но ведь ничто не мешает мне делать предсказания будущего, которое уже не состоится, от этого мало пользы, зато ты тоже сможешь попереживать. Как? Есть желание?
– Действуй.
– Что ж... – Элинор не стала напускать на себя торжественность и совершенно обыденно сообщила: – Главное будет звучать кратко: если бы Джерри сегодня умер, Орден Света одержал бы победу.
– Что значит «одержал победу»?
Ведьма как-то неопределенно хмыкнула, а потом сказала с заметной теплотой:
– Я не очень люблю льстить, но надо признать – ты сразу ухватываешь суть, волшебник... А «победить» здесь значит установить власть над миром, уничтожить всех мало-мальски серьезных противников.
– Вот как. Не Черного Властелина, а всех. Объединить мир под сенью знамени Ордена... Где-то я это уже слышал. А Джерри, получается, единственный, кто может помешать Ордену?
– Нет, это не совсем так. Ты должен знать, что будущее не бывает жестко предопределено, одна развилка ведет к другой, и так далее. Но если бы он умер, то все возможные пути в конце сходились в точке, где Орден побеждал. По крайней мере, я не видела ничего другого.
– Сурово.
Ограничившись этим комментарием, Бьорн погрузился в сосредоточенное молчание, и спустя пару минут Элинор повернулась к нему, как будто пытаясь разглядеть в глубокой темноте выражение его лица. Трудно утверждать, чем закончилось изучение, но голос ее звучал уверенно:
– Не похоже, что ты сильно расстроен.
– А должен?
– Как сказать... Ты создал Орден Света, выпестовал его, опирался на него в тяжелейшей борьбе с Черным. А сейчас я говорю, что ты одной-единственной фразой не дал состояться полной и окончательной победе Ордена. По-моему, есть от чего расстроиться.
Бьорн ответил не сразу, зато и впрямь откровенно:
– Ты тоже, между прочим, могла бы лукавить поизобретательнее. Или вообще не лукавить. Но, наверное, как ты тут недавно заметила, ведьмы по-другому просто не умеют... Если же ты очень хочешь, чтобы я сам это сказал, пожалуйста: в последние века Орден Света полностью изменил своему предназначению и превратился в орудие для удовлетворения амбиций своих руководителей. А по большому счету – лично Лорда-Протектора. Потому его возможная победа в ныне существующем виде скорее способна вызвать у меня серьезные опасения, нежели сожаление о том, что пока она не состоялась.
– Удивительно, что ты все это признаешь.
– Ты не больше удивлена, чем я до этого расстроен.
– Больше. Я не считаю необходимым разевать рот от изумления, в темноте этого все равно не видно, но поверь: я удивлена.
– Правда? Плохо. Ты разделяешь распространенное в вашем цеху мнение, будто все волшебники – слепцы, витающие в облаках собственных фантазий? Боюсь, это не так. Волшебники могут быть очень зоркими, когда хотят. А я хочу почти всегда.
– Хорошо, пусть так. Но тогда почему ты это допустил?
– Что?
– Перерождение Ордена.
– А-а... – Бьорна будущее волновало куда больше, чем прошлое, поэтому он попытался свернуть тему: – Какое это имеет значение?
– Всего лишь любопытно. Орден изменился не за один день, это длилось века, но ты ничего не предпринимал, позволил упразднить Совет Светлых Сил. Почему? Либо ты вообще не отдавал себе отчета в происходящем, либо что? Лень было вести борьбу? Или, по твоему мнению, внимания заслуживает только Властелин Тьмы, а остальные – мелюзга, недостойная траты времени?
– Ну да, примерно так и есть, – в голосе волшебника вновь зазвучало раздражение. – Только без слепоты, лени и мелюзги. Я не мешал Ордену и Агенору потому, что не мог помешать. Да и как ты полагаешь, я должен был это сделать? Сохранить Совет? Но он развалился вовсе не из-за интриг Лорда-Протектора. У Совета не было единого врага, не с кем было бороться, и поэтому его члены принялись бодаться друг с другом. Плюс, как всегда, обострились межрасовые противоречия, и хорошо еще, что все разошлись тихо-мирно. Я был доволен, поскольку очень опасался, что все закончится войной. А так и люди, и эльфы, и гномы живут теперь спокойненько сами по себе, и это был лучший из возможных результат деятельности Совета. На тот момент...
– Может быть, – перебила его Элинор, – но речь ведь не идет ни о гномах, ни об эльфах. Они заняты своими делами, и прекрасно, – Орден их не трогает. А людей трогает, пытается протянуть свои лапы и заграбастать все, до чего может достать. Тебе не противно было смотреть, как, прикрываясь словами о всеобщем благе и чистоте помыслов, Орден обустраивал собственную тиранию, жестокую и беспощадную?
Бьорн обернулся к собеседнице с резкостью, обещавшей еще одну горячую тираду, но внезапно покачал головой и хмыкнул.
– Очень забавный у нас разговор получается... Я отвечу на твой вопрос, но прежде скажи мне: с каких пор ведьмы решили выступать защитницами человеков? И особенно те из них, кого трудно заподозрить в приверженности идеалам Добра?
– Ни с каких. Я лично всю жизнь считала, что люди имеют власть, которую заслуживают. Но ты – другое дело.
– Вот как? Я, значит, всю жизнь только и должен думать о том, чтобы у людей власть была получше. Дескать, вот в этом государстве король ничего, приятный мужчина, а вон в том больно уж деспотичен, надо бы свергнуть. Так, что ли? Нет, представь себе, я тоже считаю, что люди имеют ту власть, которую заслуживают. Почти. Это не относится к Черному Властелину. Пусть даже часть людей только его правления и достойны, но остальные должны избежать подобной участи любой ценой, хотя бы их было и меньшинство. Собственно, в этом и состоит моя главная и единственная задача – я обязан хранить статус-кво, следить за тем, чтобы мир развивался своим чередом, не допуская вмешательства темных сил. Поэтому мне приходится действовать только в дни настоящей опасности – возрождения Черного, а заниматься вопросами престолонаследия или дворцовых переворотов – это извините...
Теперь уже Элинор долго молчала, как будто решая что-то про себя, а затем заговорила по-новому: ее голос звучал так, будто они с волшебником были давними и надежными союзниками, а сейчас и впрямь дружески обсуждают сложившуюся ситуацию. Слова, правда, интонации не вполне соответствовали...
– Я понимаю тебя, волшебник, но вопросы все равно остаются. Почему ты должен хранить этот, как ты его назвал, статус-кво? Кто это решил? Так ли плох был бы мир, если бы вдруг победу в вечной битве одержал Черный? Если да, то откуда это известно, при том что Властелин Тьмы всегда оказывался проигравшей стороной? И, наконец, я вынуждена повториться – ты никогда не боялся, что твой главный враг прорвется-таки к власти? Только не простым путем – разбив войска сил Добра на поле брани, – а через дворцовые перевороты, захват одной страны другой и тому подобное. Но звать его при этом будут не Черный Властелин, а, к примеру, Орден Света.
Выслушав все это, Бьорн вместо ответа едва слышно присвистнул, и Элинор поинтересовалась:
– Неужели я тебя всерьез озадачила?
– Нет. Просто ты спрашиваешь о таких вещах, треп... разговаривать о которых я совершенно не люблю. Великих волшебников должна окутывать завеса таинственности, им это очень помогает жить. А если объяснять такие вещи всем и каждому, знаешь, что от нее останется? Фиговый листок на известном месте.
– Я – не каждый, – без особой агрессии вставила ведьма, и Бьорн усмехнулся:
– Не спорю. Ты, по крайней мере, способна понять то, что я сейчас скажу. По сути, на все твои вопросы ответ один, хотя при желании его прекрасно можно обойти. Ты спрашиваешь, например, чем плох был бы мир при Черном и откуда это известно. Что ж, я мог бы ответить, что в былые времена власть Черного распространялась на многие части мира, и я своими глазами видел, что там происходило. Я мог бы долго и детально об этом рассказывать, а тебе потом осталось бы всего лишь доказать, что когда людей жгут, вешают и заживо закапывают в землю за просто так – это, в сущности, не так уж плохо.
