Такие вот «строгие» наручники. Почище всяких ментовских. Потому что кто-то мог в любой момент отдать приказ, дернуть за невидимые цепочки, и все, кто был прикован этими цепочками друг к другу, должны были затанцевать, как марионетки.
Что это за блажь? Почему Демид решил, что обязательно должен быть этот кто-то? Разве недостаточно одного короля? Короля Крыс?
Нет. Карх, каким бы он ни был могущественным в своей нечеловеческой силе и жестокости, не подходил на роль Главного Игрока. Недотягивал. Мозгов у него было маловато. Он был создан для роли исполнителя. И исполнял свою роль. Роль убийцы. Роль символа, кумира, роль страшной потусторонней силы. И роль бессмертного.
Это был главный козырь карха – бессмертность. Демид давно бы убил эту нечисть. Это было трудно, но, как выяснилось, это не было невозможно. Да только толку от этого было мало. Карх, гори он в аду, оживал снова.
Кто же был главным в этой игре? Может быть, тот, кто знал все обо всех, опережал всех во всем и играючи справлялся с любой проблемой? Тот, кто большую часть времени предпочитал находиться в тени и только сейчас, когда забрезжил финал, вышел на сцену? Тот, кто тоже носил золотое кольцо с треугольным знаком паука и был на сатанинском сборище своим человеком?
Кикимора.
Он создавал впечатление единственного, кто получал истинное удовольствие от участия в этой истории. Да, он опекал Демида, он называл Демида братишкой, он вытягивал его из безнадежных ситуаций. А почему бы и нет? Если он был Главным Игроком, передвигающим пешки на своей шахматной доске, то он должен был заботиться о том, чтобы никакая из действующих фигур-марионеток не выбыла из игры раньше времени. Игра продолжалась и запутывалась все больше, хотя давно уже должна была закончиться. Карха убили аж два раза – а он ожил. Демида посадили в тюрьму и почти зарезали – а он выжил и даже убежал. Милиция почти схватила его за задницу – но вот он сидит, хотя и изрядно измочаленный, на свободе.
На свободе?
На хате у Кикиморы.
У Хозяина в гостях?
Все эти аргументы были притянуты за уши. Но задуматься стоило.
Демид не любил заниматься анализом окружающего его мира. Он просто жил и действовал по обстоятельствам. Он подгребал, мчась по бурному течению через бурлящие пороги, и подгребал, как правило, удачно. Но сейчас он просто не знал, куда плыть.
Стоило задуматься.
* * *
Дверь хлопнула в прихожей, и квартира, доселе тихая, сразу заполнилась разговорами и смехом. Два голоса: звонкий и тонкий – Леки и сиплый скрежет Кикиморы. Вот еще друзья нашлись. Скорешились. Шляются вечно где-то целыми днями. А Демида на улицу не пускают. Сидит он тут, как медведь в берлоге, лапу сосет и в телевизор таращится.
Это все Кикимора. Заявил, что после той злополучной ночи ментов в городе – на каждом углу. И все его ищут – Демида Коробова. Специально, наверное, Кикимора все это напридумывал, чтобы Леку от Демида отрезать, последней связи с миром его лишить. Да и удобнее так – без Демида охмурять ее, лапшу ей на уши вешать. А Кикимора это умеет. Он много чего умеет.
Плохо все это.
Ну да ладно. Отсиделся Демид, оклемался маленько. Отъелся хоть. А то сбросил со всеми этими приключениями килограммов сто. За шваброй прятаться можно.
– Привет, милый! – Лека влетела в комнату, бросилась к Демиду, обняла. Улыбается. Светится прямо вся. Давно ее Демид такой не видел.
Демид кивнул молча – привет, мол. Отстранился недовольно.
– Ты чего? – Лека попыталась заглянуть ему в глаза, но глаза Демида были задернуты непроницаемыми шторками. – Дем, ты чего такой недовольный? Ну что ты обижаешься? Тебе вправду выходить пока нельзя. Знаешь, что там творится? Про тебя опять в газетах написали. Федя сказал...
– Какой Федя?
– Ну, Кикимора...
– Не Федя он. Кикимора и есть. Плевать мне на то, что Кикимора сказал. Я без Кикиморы всю жизнь жил. И сейчас проживу. Мы уходим, Лека.
– Нет!!! – Лека взволновалась, раскраснелась вся. – Ты ничего не понимаешь! Нельзя нам уходить. Нам очень повезло, что мы попали сюда. Федор знает, что делать! Он сказал, что все сделает...
– И что же он сказал? – ядовито поинтересовался Демид.
– Он? – Лека замялась. – Ну, он это... Я ему верю. Он все делает для нас.
– Все правильно. – Демид покачал головой. – Кикимора никогда не говорит ничего конкретного. Слушай, Лека. Вы же теперь с ним друзья закадычные! Почему бы тебе не поинтересоваться более подробно, что у него за план такой загадочный?
– А я и не хочу знать ничего! – Лека смотрела с вызовом. – Ему виднее!
– А я вот хочу знать. Очень мне любопытно, как это мне собираются помогать? Да так еще, чтобы выжить после этой помощи.
– Демид, перестань! Ты ревнуешь, что ли? Федор – он такой... Он как родной мне. Как брат! У нас есть что-то общее...
– Все у него братишки-сестрички, у этого Кикиморы. Ты просто с настоящими блатными никогда дела не имела, милая моя. Стелют они мягко. Да только падать будет больно.
– Почему?!
– Шагаров – вор, – сказал Демид. – И повадки у него все воровские. Верить ему нельзя. Вспомни Крота. Он ведь тоже с тобой ласково обходился. Он это умел. Да только, когда ты на иглу села капитально, выкинул он тебя. Хорошо, хоть я подобрать успел сокровище такое.
– Шагаров – не вор! – упрямо произнесла Лека. – Он больше не ворует. Он в полной завязке. Он занимается какими-то странными вещами, но на уголовщину это не похоже. Он больше похож на волшебника...
– Циркового диплома у него, случаем, нет?! – Демиду уже начинал надоедать этот бесполезный разговор. – Слушай, милая моя. Дел у меня полно. И я не собираюсь сидеть в этой дыре и ждать...
– Ай, братышка-джан, какой такой дэла завел? – Кикимора вошел в комнату. На этот раз он говорил с жутким азиатским акцентом, клоун этакий. – Куда уходыт пошел? Опасно в город, тудай-сюдай мэнты ходют. Хватат братышку будут, пытат будут. Нэ ходы, глупай, Аллахом клянус.
– Лека, выйди-ка на минутку, – мрачно сказал Демид.
– Дем, ну подожди... – Лека испугалась, побледнела.
– Не бойся, драться не будем. – Губы Демида растянулись в кривой улыбке. – Поговорить надо мне с человеком. С глазу на глаз.
Лека вышла, хлопнула дверью. Чем этот уродец ее так очаровал? Прямо грудью на его защиту готова встать.
– Братишка, ты чего бухтишь? – Кикимора сделал умильные глазки, просто Сироп Мармеладович. – Аль заскучал взаперти?
– Заскучал. – Демид смотрел на Кикимору не мигая. Мало кто мог вынести такой его взгляд. А Кикиморе – хоть бы хны. – Очень я заскучал здесь, братан ты мой новоявленный. Хоть и телик здесь есть, а все равно небо в клеточку. Захотелось мне что-то на волю выйти, посмотреть, как люди живут.
– А что люди? – Улыбка Кикиморы разъехалась до ушей – расстегнулась ровным рядом мелких острых зубов, как застежка-«молния». – А все так же люди и живут, хлеб-соль жуют. За обе щеки уминают да о тебе вспоминают. Особливо мусора. Всех они останавливают и спрашивают: «А не видали ли вы, такие-сякие граждане, нашего дорогого Демочку? Очень мы за ним беспокоимся». А прохожие и говорят...
– Это мое дело, – перебил Демид. – Мое дело, как мне скрыться и перед ментами не нарисоваться, Я не вижу, чтобы ты мне что-то новое в этом деле присоветовал. И если ты так и собираешься со мной в молчанку дальше играть, я тут больше торчать не собираюсь! Сам как-нибудь разберусь.
– И чего же ты знать хочешь?
– Что знать хочу? – Дема прищурил глаза. – Знать хочу, какое ты отношение ко всему этому делу имеешь? Что ты там, на этом сатанинском сборище, делал? Откуда ты про меня все знаешь? И самое главное – как мне до этой вонючей псины добраться? До Короля Крыс.
– Ай-вай, Дема-джан! Маладой очень, гарачий очень. Куда спешишь? Зачем спешишь? Сидыш здэсь, спишь карашо, ешь карашо. Слушай старого Кикимору. Он добро скажет...
– Кончай паясничать. Я тебе не верю. Почему я должен тебе верить? Потому что у тебя царапины, как и у меня, зарастают? Это меня только больше настораживает. Потому что это означает только одно. Ты не обычный человек. И скорее всего, вообще ты не человек. Ты демон. Не могу сказать, что я сгораю от желания иметь дело с демоном.
– Знать все хочешь? – С лица Кикиморы вдруг исчезла всякая сиропность. – Ладно, братишка. Не хотел я ворошить все это. Потому как ты, по-моему, не готов еще. Но раз уж такая гулянка пошла, покажу тебе... Собирайся. Приклеивай свои усы и бороду.
И вышел из комнаты блатной своей походочкой.
Их было двое – Кикимора и Демид. Правда, Демида вряд ли узнал бы сейчас кто-нибудь из знакомых. И дело было даже не в том, что, Дема старательно переделал свою физиономию, прежде чем высунуться из дому. Просто на нем навьючено было столько всего, что нелегко было разглядеть эту самую физиономию.
Кикимора экипировал его с полной выкладкой. Сапоги, рукавицы, прорезиненный костюм, респиратор, пока не задействованный, но в готовности болтающийся на шее, какая-то дурацкая полиэтиленовая шапка с опущенными ушами, очки-консервы. В одной руке – мощный электрический фонарь, в другой – кирка. На плече – моток веревки.
