Дэвид Линдсей Путешествие к Арктуру
Мартовским вечером, в восемь часов, Бэкхаус, медиум – быстро восходящая звезда в мире парапсихологов – был препровожден в кабинет в Проленде, Хэмпстедской резиденции Монтегю Фаулла. Комната была освещена лишь светом пылающего камина. Хозяин взглянул на него с вялым любопытством, встал, и они обменялись традиционными приветствиями. Указав гостю на кресло перед камином, южноафриканский коммерсант вновь опустился в свое. Включили электрическое освещение. Похоже, рельефные, правильные черты лица Фаулла, его кожа с металлическим отливом и общая атмосфера скучающего безразличия не произвели особого впечатления на медиума, привыкшего оценивать людей с особой точки зрения. В Бэкхаусе, напротив, была какая-то новизна для коммерсанта. И, спокойно разглядывая его сквозь полуприкрытые веки и дым своей сигары, он удивлялся, каким образом этот маленький плотный человек с остроконечной бородкой ухитряется сохранять такой свежий и здоровый вид, несмотря на патологическую природу своей профессии.
– Вы курите? – растягивая слова, спросил Фаулл, как бы завязывая беседу. – Нет? Тогда, может быть, выпьете?
– Не сейчас, спасибо.
Наступила пауза.
– Все в порядке? Материализация состоится?
– Не вижу причин сомневаться в этом.
– Это хорошо, я не хотел бы, чтобы мои гости были разочарованы. Я уже выписал вам чек, он у меня в кармане.
– Это можно и потом.
– По-моему, было назначено на девять.
– Я полагаю, да.
Разговор не клеился. Фаулл с равнодушным видом развалился в кресле.
– Не хотите ли узнать о моих приготовлениях?
– Не думаю, что нужны какие-то приготовления, разве что стулья для ваших гостей.
– Я имею в виду убранство комнаты для сеанса, музыку и все такое.
Бэкхаус пристально посмотрел на хозяина:
– Но это не театральное представление.
– Правильно. Видимо, я должен объяснить... Будут присутствовать дамы, а дамы, вы знаете, склонны к эстетике.
– В таком случае, у меня нет возражений. Надеюсь только, что они насладятся представлением до конца.
Говорил он довольно сухо.
– Ну тогда все в порядке, – сказал Фаулл. Он разжег сигару, встал и налил себе виски.
– Вы пойдете взглянуть на комнату?
– Нет, спасибо. Предпочитаю не заходить туда раньше времени.
– Тогда пойдемте, я познакомлю вас с моей сестрой, миссис Джеймсон, она в гостиной. Она иногда оказывает мне любезность и выступает в роли хозяйки, поскольку я не женат.
– С удовольствием, – холодно сказал Бэкхаус.
Они застали леди одну, сидящую с грустным видом у открытого рояля. Она играла Скрябина и еще находилась под впечатлением музыки. Медиум обратил внимание на ее тонкие строгие патрицианские черты и фарфоровые руки и удивился, что у Фаулла такая сестра. Она встретила его смело, мелькнула лишь тень волнения. Он привык к такому приему со стороны женщин и прекрасно знал, как с ними обходиться.
– Что меня удивляет, – произнесла она почти шепотом после десяти минут изящной бессодержательной беседы, – так это не столько появление само по себе – хотя это вне сомнения будет поразительно, сколько ваша уверенность, что оно произойдет. Скажите, на чем основывается эта уверенность?
– Я сплю с открытыми глазами, – ответил он, оглядываясь на дверь, – а другие видят мои сны. Вот и все.
– Но это великолепно, – произнесла миссис Джеймсон и улыбнулась с несколько отсутствующим видом, так как только что вошел первый гость.
Это был Кент-Смит, бывший мировой судья, знаменитый своим грубым судейским юмором, который, однако, у него хватало ума не переносить в личную жизнь. Хотя ему было уже далеко за семьдесят, глаза его еще удивительно блестели. Проявив стариковское умение выбирать, он немедленно разместился в самом удобном из многих удобных кресел.
– Итак, нас сегодня ожидают чудеса?
– Свежий материал для вашей автобиографии, – заметил Фаулл.
– А, не нужно упоминать мою неудачную книгу. Старый чиновник просто развлекается на пенсии, мистер Бэкхаус. У вас нет причин для беспокойства – я прошел школу осмотрительности.
– Я не беспокоюсь. Нет абсолютно никаких возражений против того, чтобы вы опубликовали все, что захотите.
– Вы чрезвычайно любезны, – сказал старик с хитрой улыбкой.
– Трент сегодня не придет, – заметила миссис Джеймсон, бросив на брата странный взгляд.
– Я и не думал, что он придет. Его это не интересует.
– Понимаете ли, – продолжала она, обращаясь к судье, – мы все должны быть признательны миссис Трент.
– Она просто великолепно убрала старую гостиную наверху и обеспечила услуги чудного маленького оркестра.
– Ну просто римское великолепие.
– Бэкхаус считает, что к духам нужно относиться с большим почтением, – рассмеялся Фаулл.
– Конечно, мистер Бэкхаус, поэтическая обстановка...
– Прошу прощения. Я простой человек и всегда предпочитаю сводить все к элементарной простоте. Я не возражаю, а просто высказываю свое мнение. Природа это одно, а искусство – другое.
– А я не согласен с вами, – сказал бывший судья. – Подобное событие должно быть обставлено просто, чтобы устранить возможность жульничества. Извините за прямоту, мистер Бэкхаус.
– Мы будем сидеть при полном свете, – ответил Бэкхаус, – и всем будет предоставлена возможность осмотреть комнату. Я также попрошу вас подвергнуть меня личному досмотру.
Наступила неловкая тишина. Ее нарушило прибытие еще двух гостей, вошедших вместе. Это были Прайор, процветающий импортер кофе из Сити, и Ланг, биржевой маклер, хорошо известный в своем кругу как иллюзионист-любитель. С последним Бэкхаус был немного знаком. Прайор, наполнивший комнату легким ароматом вина и табачного дыма, попытался внести в происходящее атмосферу веселости. Однако, обнаружив, что его усилий никто не поддерживает, он вскоре затих и принялся разглядывать акварели на стенах. Высокий, худой, лысеющий Ланг говорил мало, но во все глаза смотрел на Бэкхауса.
Принесли кофе, ликеры, сигареты. Все воздали им должное, кроме Ланга и медиума. Тут провозгласили о прибытии профессора Халберта. Он был видным психологом, писал и давал лекции по вопросам преступности, психических заболеваний, гениальности и так далее, рассматриваемым с точки зрения психологии. Его присутствие на такой встрече несколько озадачило остальных гостей, и все почувствовали, что происходящее немедленно обрело дополнительную торжественность. Он был невысок, невзрачен, с мягкими манерами, но он был, по-видимому, самым неподатливым и упрямым из всей разношерстной компании. Не обращая на медиума абсолютно никакого внимания, он сразу подсел к Кент-Смиту и начал обмениваться с ним замечаниями.
Через несколько минут после назначенного часа без всякого объявления вошла миссис Трент. Это была женщина лет двадцати восьми. У нее было белое, скромное, как у святой, лицо, гладкие черные волосы и такие малиновые и полные губы, что казалось, они переполнены кровью. Ее высокая изящная фигура была подчеркнута чрезвычайно дорогим нарядом. Она кивнула остальным собравшимся и украдкой взглянула на Фаулла, улыбнувшись ему. Тот странно посмотрел на нее, и Бэкхаус, от внимания которого не ускользнуло ничто, увидел в самодовольстве, мелькнувшем в глазах, затаившегося варвара. Она отказалась от напитков, и Фаулл предложил, поскольку все уже собрались, перейти в верхнюю гостиную.
Миссис Трент подняла тонкую ладонь.
– Монтегю, ты дал мне карт-бланш или нет?
– Конечно, да, – со смехом сказал Фаулл. – Но в чем дело?
– Возможно, это несколько бесцеремонно. Не знаю. Я пригласила присоединиться к нам двух друзей. Нет, их никто не знает... Это два самых необычных человека, которых вы когда-либо видели. И я уверена – медиумы.
– Звучит весьма таинственно. Кто же они?
– Вы нас заинтриговали, назовите, по крайней мере, их имена, – вставила миссис Джеймсон.
– Одного зовут Маскалл, а другого – Найтспор. Это практически все, что я о них знаю, так что не нужно меня больше ни о чем спрашивать.
– Но где вы их подцепили? Где-то же вы должны были их подцепить?
– Это просто перекрестный допрос. Я что, погрешила против приличий? Клянусь, я больше не скажу о них ни слова. Они сейчас будут здесь, и я предоставлю их вам.
– Я их не знаю, – сказал Фаулл, – и похоже, никто не знает, но, разумеется, мы все будем им рады... Нам подождать, или как?
– Я сказала, в девять, а уже полдесятого. Вполне возможно, они и вовсе не появятся... В любом случае, не ждите.
– Я бы предпочел начать немедленно, – сказал Блэкхаус.
Гостиная – высокая комната, сорока футов в длину и двадцати в ширину – была по такому случаю разделена на две равные части тяжелым занавесом, натянутым посредине.
Дальний конец, таким образом, был закрыт. Ближайшая половина, благодаря расставленным полукругом креслам, превратилась в зрительный зал. Другой мебели не было. Посреди стены, между спинками кресел и дверью, пылал большой камин. Электрические бра ярко освещали помещение. Пол был покрыт роскошным ковром.
