– Откуда? – спросил Салсбери, сжимая его так сильно, что тот захрипел.
Мальчишка ударил Салсбери в голень. Довольно сильно.
На мгновение весь мир для Салсбери сузился до небольшого участка острой боли, распространявшейся от колена до бедра, отзывавшейся в костях. Он застонал, лицо исказилось гримасой, и он чуть было не упал. Вырвавшись из рук Салсбери, мальчишка бросился к раковине, в сторону от стола, намереваясь оказаться за спиной противника.
Салсбери заковылял за ним, ругаясь. Схватил парня за рубаху кончиками пальцев, но почти в ту те секунду выпустил, оступился и упал.
"Если этот маленький ублюдок удерет…", – подумал он.
– Боб. – Паника. – Остановите его! – Истерика. – Убей его! Ради всего святого, убей его!
***Клетка стояла на лужайке под кухонным столом. Рай слышала, как в ней верещал Бастер, а затем услышала чей-то крик в доме.
***Та-та-та-та-та-та…
Салсбери поднялся на ноги.
Обессиленный. Напуганный.
Обнаженная женщина плакала.
Совершенно не к месту в голове у него завертелись слова из детской игры, в которую он однажды играл: все упали.., все упали.., все упали…
Торп загородил дверь.
Мальчишка пытался увернуться от него.
– Убей его.
Торп схватил парня и с силой швырнул на кухонную электрическую плиту, затем, взяв за горло, ударил головой о крышку плиты, сделанную из полированной нержавеющей стали. Загремела, упав на пол, сковорода. Словно механизм, как заведенный автомат, Торп бил ребенка головой о металлический край плиты, пока не почувствовал, как треснул череп. Когда кровь брызнула на стену и потекла из ноздрей, огромный мужчина выпустил мальчика из рук и шагнул назад. Тело ребенка сползло к его ногам. Джереми плакал.
– Прекрати, – резким окриком приказал Салсбери.
Тот мгновенно замолк.
Направляясь к окровавленному телу ребенка, Салсбери увидел девочку, возникшую в проеме открытой двери. Она смотрела на кровь, будто загипнотизированная. Он бросился к ней.
Она ошарашенно взглянула на него.
– Я "ключ".
Девочка повернулась и бросилась бежать.
Салсбери кинулся к двери. Но девчонка успела обогнуть угол дома и скрыться из виду.
Пятница, 26 августа 1977 года
9.45 утра
Рай сидела на переднем сиденье автомобиля между Полом и Дженни, молчаливая и неподвижная, охваченная странным состоянием, испытывая одновременно страх и гнев. Ее руки, сжатые в крепкие маленькие кулачки, лежали на коленях. Лицо, несмотря на летний загар, было пепельным. Крупные капли пота выступили на лбу. Она плотно сжала губы, как устрица сжимает половинку своей раковины. Она не только хотела унять их дрожь, в ее гримасе соединились отчаянная злость, разочарование и решимость добиться своего.
Хотя она никогда не лгала ему, когда речь шла о серьезных вещах, тем не менее Пол не мог поверить в то, что несколько минут назад ему рассказала дочь. Она видела что-то из ряда вон выходящее в доме Торпов. В этом он был совершенно уверен. Однако она наверняка не правильно истолковала увиденное. Когда она ворвалась в магазин, где находились Сэм, Дженни и он, слезы и ужас на ее лице были неподдельными, это без сомнения. Но слова о том, что Марк мертв? Немыслимо! До смерти забит Бобом Торпом, шефом местной полиции? Невероятно! Если она не лжет, то значит, что-то ужасно напутала.
– Это правда, папочка. Правда. Клянусь Господом, что это правда. Они.., они у-у-убили его. Они его убили.
Его убил мистер Торп. Незнакомый человек приказал мистеру Торпу убить, и он убил. Он ударял Марка головой.., его головой.., бил его головой о край электроплиты. Это ужасно. Он ударял.., ударял снова и снова.., все вокруг в крови. О Господи, папочка, с ума сойти, но это правда!
Это безумие.
Нет, подобное не может быть правдой.
Тем не менее, когда она ворвалась в магазин, с трудом переводя дыхание, задыхаясь и плача, бормоча, словно в бреду, что было так не похоже на нее. Пол почувствовал, как ледяная рука схватила его затылок. По мере того, как дочь рассказывала, ледяные пальцы шевелились на шее. И сейчас они все еще держали ее.
Пол повернул за угол на Юнион-роуд. Дом шефа полиции находился в полумиле, в конце улицы, около реки. Гараж, достаточно просторный для двух машин, с подсобкой на втором этаже, отстоял от дома ярдов на пятьдесят. Пол въехал на дорожку и припарковал машину перед гаражом.
– А где клетка? – спросил он.
Рай ответила:
– Она стояла вон там. Около кухонного окна. Они убрали ее.
– Все выглядит спокойным, мирным. Не похоже, что полтора часа назад здесь совершено убийство.
– Внутри, – отрывисто проговорила Рай. – Они убили его в доме.
Дженни взяла руку девочки и сжала ее.
– Внутри.
Лицо Рай напряглось и застыло; сама она казалась воплощением решимости.
– – Давай посмотрим, – предложил Пол. Они вышли из машины, пересекли свежеподстриженный газон и направились к заднему входу в дом.
Эмма очевидно слышала, как они подъехали, потому что, когда они подошли к кухонному крыльцу, она распахнула дверь и стояла, поджидая их. На ней был королевский, до самого пола, голубой халат с высоким круглым воротником и светло-синим вельветовым поясом. Ее длинные волосы, собранные на затылке, удерживались несколькими шпильками. Она улыбалась, явно радуясь встрече с ними.
– Привет, – нерешительно приветствовал ее Пол. Внезапно он почувствовал, что не находит слов. Если рассказанное Рай хоть на йоту соответствовало истине, Эмма вряд ли смогла бы держаться с такой искренностью. Он чувствовал себя глупо оттого, что поверил в столь невероятную историю. Он никак не мог сообразить, как рассказать об этом Эмме.
– Привет, – весело откликнулась Эмма. – Привет, Рай. – Дженни, как поживает твой отец?
– Хорошо, спасибо, – ответила Дженни.
Голос ее звучал так же недоуменно, как и у Пола.
– Извините, – проговорила Эмма. – Я все еще в халате. После завтрака осталась невымытая посуда. На кухне страшный беспорядок. Но если вы не против посидеть среди беспорядка, милости прошу.
Пол колебался.
– Что-то не так? – спросила Эмма.
– Боб дома?
– Он на работе.
– Когда он ушел?
– Как обычно. Без чего-то девять.
– Он в полицейском участке?
– Или курсирует по городу на патрульной машине. – Эмме уже незачем было спрашивать, не случилось ли чего; она догадалась, что они взволнованы.
– Зачем он нужен?
"В самом деле, зачем?" – подумал Пол. И вместо того, чтобы объяснить, он спросил:
– Марк здесь?
– Он был здесь, – ответила Эмма. – Вместе с Джереми они отправились на баскетбольную площадку около театра "Юнион".
– Когда это было?
– Полчаса назад.
Он решил, что она должна говорить правду, поскольку ее слова можно с легкостью подтвердить или опровергнуть. Если ее муж убил Марка, то что она надеялась выиграть такой примитивной ложью? Кроме того. Пол считал, что Эмма не из тех женщин, которые стали бы скрывать преступление, и тем более с такой очевидной выдержкой и спокойствием, не выказывая ни малейшего напряжения и чувства вины.
Пол с высоты своего роста посмотрел на Рай.
Ее лицо по-прежнему являло собой маску напряженной решимости и упрямства, оно побледнело еще сильнее.
– А что вы скажете про Бастера? – спросила она Эмму. Голос прозвучал резко и излишне громко. – Они что, забрали Бастера с собой, чтобы он тоже сыграл с ними в баскетбол?
Естественно ошарашенная неожиданной неприязнью девочки и ее активной реакцией на столь простое замечание, Эмма спросила:
– Белку? А, они оставили ее со мной. Тебе нужна белка? – Она отступила назад, освобождая проход в дом. – Проходите.
На мгновение, вспомнив рассказ о безумном насилии, услышанный от Рай всего лишь тридцать минут назад, Пол невольно подумал, не скрывается ли на кухне Боб Торп, подкарауливая его…
Однако это полнейший абсурд. Эмма даже не представляла, что кто-то подозревает, будто на ее кухне сегодня утром был убит ребенок. А что она в полном неведении. Пол мог бы побиться об заклад на любую сумму. Но если Эмма невиновна, то все рассказанное Рай выглядело сплошной выдумкой, и, честное слово, весьма нехорошей.
Он прошел в кухню.
Клетка стояла в углу, рядом с мусорным ведром с откидывающейся крышкой. Бастер сидел на задних лапках и с деловым видом грыз яблоко. Когда он заметил гостей, его хвост взметнулся вверх и напряженно застыл, как деревянный. Белка среагировала на появление Пола, Рай и Дженни так, словно никогда не видела их прежде. Затем, решив, что они не представляют угрозы, вернулась к прерванному завтраку.
– Марк сказал, что ей нравятся яблоки, – объяснила Эмма.
– Это правда!
– Я просил тебя помолчать.
– Она была голой и…
За все одиннадцать лет ему не приходилось прибегать к наказанию дочери более суровому, нежели лишение ее на сутки некоторых из ее привилегий. Но сейчас, разъяренный, он двинулся к ней.
