десяти и абстрагироваться по максимуму. Таким кончаются всякие приступы уверенности? Ты находишь себя в странной ситуации со странными людьми, делая то, чего никогда не хотела бы повторить.
Сначала чужие пальцы обвели те пресловутые сердечки, медленно проводя по контуру. Но прежде чем Элина успела возмутиться, мол, хватит оттягивать экзекуцию, тёплые губы прикоснулись к её шеи. Это было… просто щекотно. Почти терпимо. До тех пор пока он не использовал зубы и язык. Ощущения выкрутились на максимум, и вместо веселья затопила вдруг паника и брезгливость. Что она творит, что позволяет, что дальше? Зачем? Элина буквально вывернулась из его рук, неспособная даже выдавить дежурной защитной улыбки.
– Выполнил? Так вали давай, – бросил Каллист, протискиваясь между ними и геройски прикрывая собой.
Валера ушёл, и игра пошла дальше. Словно ничего и не было. Только Элина с головой окунулась в мысли, не понимая, что с ней не так.
– Хочешь уйдём?
Когда Каллист коснулся ладони, её передёрнуло. Боги, да успокойся! Ничего ведь не случилось!
– Нет, всё нормально.
Конечно, он не поверил, но и настаивать не стал, отдав пристальное внимание соловьём распевшемуся Измагарду. Не понимает. Нельзя уходить сразу после такого. Ведь будет не сложно догадаться, из-за чего именно подарвалась и захотела скрыться с глаз долой. Поймут, и будут смеяться, вспоминать, знать, куда можно ударить больнее. Лучше перетерпеть, отсидеть пару кружочков и улыбаться.
Она в порядке.
Боги, да ничего ей не исправить, не изменить! От мыслей невозможно избавиться так легко и играючи, по первой же прихоти!
Замкнутый круг.
– Ну же?
– Наверно да, – кажется, ход перешёл к Каллисту.
– А чего так неуверенно? – забавлялся Измагард, и, удивительно, Элина была с ним согласна.
– Потому что «любишь» громковатое слово для такого.
Всё-то они не уймутся. Вот у кого язык любви – подколки и издёвки, зашифрованные в полутонах намёки. Чем дальше, тем сложнее выносить их искрящиеся взгляды.
Когда подошёл её черёд, Элина опять выбрала действие. Как удивительно быстро поменяла мнение: правда ни разу не проще. Или так только с Измагардом, любящим каверзные вопросы и слишком много знающим?
– О-о-о, – такая реакция пригвоздила к месту; никакого ожидания хорошего, – золотой билет!
Ребята подхватили его предвкушение. Опять она одна ничего не понимала?
– Позвольте проводить к нашему бармену, – шутливо поклонился, передавая другому свои мешочки. – Каюсь, не ожидал, что кому-то выпадет.
Элина поднялась, растерянно оглядываясь. Каллист собрался следом и успел шепнуть опасливо:
– Щепки!
– Я же умру…
– Да не боись, – Измагард подскочил излишне воодушевлённый и потолкал к Кассиану. – Знала бы, какой чести удостоена! Столькие мечтают их попробовать, чем меня только не пытались подкупить.
– Может, я тогда предложу кому-нибудь…
– А вот и нет. Действие есть действие. Нужно следовать правилам. Или решила сдаться? Труси-и-ишка.
Чего у Измагарда было не отнять, так это умения подначивать других, подталкивать ко всяким глупостям. Но Элина не была бы собой, если не добавила собственных уничижительных комментариев: «Раз решила, так иди до конца. Ты не ребёнок, прятаться под кроватью. Отвечай за себя».
– На твоей совести будет, если я не дойду до комнаты и завалюсь где-нибудь здесь.
Но кого это когда останавливало?
Под пристальными взглядами всех собравшихся, Кассиан за стойкой намешал Щепки. Это оказались маленькие шоты, всего-то пять ровно стоящих стопок. Каждая дымилась и как будто даже издавала треск. Только вид далёк был от привлекательного: какого-то бурого болотного цвета вязкий сироп с утешительной веточкой мяты сверху.
– Наше произведение искусства, – слова Измагарда звучали не иначе как издевательство.
Элина уставилась на эти стопки, так будто те вот-вот взорвутся. Чего ожидать? Эйфории, отравы, полной амнезии? Вспоминая, как Каллист буквально вырубился и ни на что не реагировал, даже когда его затаскивали в окно, то точно ничего хорошего.
Лишь бы не опозориться из-за какой-то глупой игры и собственных не менее глупых принципов.
– Двух будет достаточно, – вдруг заявил Каллист, загораживая стойку.
– Не думаю, что это по правилам…
– А мне плевать. Я за тебя отвечаю. Если уж некоторым не до того и не могут. Да и разве можно доверять нашему имениннику на слово?
Измагард даже рот приоткрыл, не ожидая, что палки полетят в его огород. Пора бы привыкнуть, ведь никакая дружба не могла спасти от вечных упрёков Каллиста. Сдаваясь и подняв руки, тот воскликнул:
– Ладно, ладно! Я-то при чём?
Словно не он минуту назад объявил, что пути назад нет и те, кто отказался полные трусы.
Кассиан, пожав плечами, отставил ненужное в сторону. Измагард остановил его и потянулся сам, видимо решив составить ей компанию. То ли забыл, что хотел продержаться до рассвета, то ли у него на самом деле высокая толерантность к алкоголю. В любом случае так было куда проще.
– За мои шестнадцать!
Элина закрыла глаза и выпила одну, а затем и вторую следом – лишь бы быстрее и бездумнее. Сначала напиток показался ужасно горячим, даже выступили слёзы, но так же резко рот вдруг онемел, как после анестезии. Послевкусие ударило горечью, да такой что щёки сводило. Но в целом…
Ничего ужасного?
– Не ведись, – Каллист щёлкнул по лбу, – я тоже сначала думал пустяк, а потом!..
– Зануда такой, да?
Измагард закинул руку ему на плечо и сдвинул с места, давая Элине немного пространства, чтобы вздохнуть свободно.
– Пойдём…
Наблюдая за их отдаляющимися фигурами, она только рассмеялась. Невыносимы. Но без них её бы здесь не было, и план по переменам никогда не воплотился в жизнь. Хотя может это и не плюс вовсе?
Намереваясь пойти следом, Элина вдруг пошатнулась. Тело сделалось удивительно лёгким, так что казалось не ходит теперь, а парит над землёй. А Каллист-то прав оказался. Всё приходило постепенно. Если бы Элина не знала – точно запаниковала бы. Ей стало удивительно хорошо. Подхватила самую настоящую эйфорию: беззаботную и игривую. Хотелось глупо смеяться, улыбаться и нести одно добро. Не вспоминать никогда боль, не думать больше никогда и ни о чём.
Рай.
В какой-то момент она нашла себя на танцполе. Музыка била по ушам так, что кажется и сердце вот-вот остановится, сбившись с ритма уже не в первый раз. Наверно, Элина выглядела смешно и убого, неумело подёргиваясь и надеясь выдать это за танец, подпевая, хотя едва ли знала половину слов… Но другие сейчас совсем не волновали, не волновало ни их мнение о ней, ни грубости и насмешки.
Она свободна. Хотя бы на один этот вечер. На одну ночь, когда Золушка с первыми лучами солнца превратится обратно в тыкву.
Неизвестно сколько времени прошло так. Мгновение или вечность. Не важно, не важно, не важно. Песни сменяли друг друга, лица и голоса, но неизменным оставалось одно – единение толпы. Отдельный живой организм.
– Эля!
Как сквозь мутную воду углядела она Демьяна, стремительно приближающегося и чем-то открыто взволнованного. В такой гуще музыки и событий невозможно было говорить и слышать, если только не уткнуться друг в
