мало. Измагард воссиял – именно он сидел напротив. Каллист же не разделил радости и, закатив глаза, удручённо вздохнул. Может, стоило отказаться? Хотя для них, похоже, дело принципа.
Вместо того чтобы смирно сидеть и дожидаться, Измагард сам подорвался и умостился лицом к лицу. Кто-то крикнул: «горько», и остальные единодушно подхватили насмешливую кричалку. Каллиста это не смутило. Элина стала вдруг третьим колесом, с первых рядов наблюдая за главным действием. Видела, как тот уложил ладони на чужих плечах, как смотрел в глаза неотрывно и как медленно-медленно стал приближаться. Она вместе с ними затаила дыхание, и…
Вторя остальным, разочарованно выдохнула.
Каллист поцеловал Измагарда, да. Но не так как все ожидали, а всего лишь в щёку.
– Уточнения «куда» не было, верно? – воспользовался лазейкой.
– Верно.
Элина буквально прочитала на лице Измагарда: «А так тоже неплохо». Чем дальше, тем сильнее эти двое дразнили друг друга и ходили по грани. О них уже много слухов ходило, а после сегодняшних «кошек-мышек» и того страшно представить.
За их играми Элина совсем забыла о себе. И когда обратились к ней, растерялась.
– Правда?
Вытянув бумажку, Измагард, она уверена, даже не видел, что там написано, а просто придумывал прямо на ходу.
– Нравились ли тебе когда-то два человека сразу, причём одинаково сильно?
Элина не знала возмущаться или паниковать. К чему он вообще клонит? Хочет заставить её сравнивать Демьяна и Севериана? Прямо здесь и сейчас? За секунды прийти к умозаключению, которого избегала всё это время?
– Думаю, да.
– И что же, с обоими стала встречаться? – открыто насмехался.
– Ни с кем.
Отгораживая от «У-у-у» собравшихся, Каллист предложил зло:
– Хочешь, убьём его вместе? Сам напрашивается!
– С радостью бы.
Элина боялась ненароком поймать взгляд Севериана. Всё-таки может, он благополучно ушёл? Иначе она лучше собственными руками задушит себя, чем столкнётся с очередной порцией ненависти и презрения, брезгливости.
Всё это было так глупо! У неё никогда не ладилось с выборами. Где только не ругали за нерешительность: в школе, дома, на репетициях и даже в магазинах. Но ведь правильного, единоверного решения не было! Что не выбери, не будешь счастлив. Так какой смысл? Для неё лучшим виделось отказаться совсем, не брать ничего. Бесконечное: «чёрное или белое», «мама или папа», «музыка или друзья». Что делать, если одинаково дорого, одинаково желаемо и любимо?
Как-то незаметно это превратилось в жизненное кредо. И вот достигло кульминации, апофеоза: чувства разделились надвое, и нужно выбирать к кому же больше. Но как, если словно по линейки отмеряли миллиметры её сердца? Как, если пусть такие разные, но одинаково близкие.
Севериан постоянно делал больно. Спорил, врал, пользовался наивностью и доверчивостью. Надевал кучу масок, лишь бы не подумали, что общается с потерянной по-настоящему, искренно. Держал на расстоянии, но сам требовал от неё правды и открытости.
Однако вместе с тем же, не могла отрицать, что по-своему заботился и волновался. До тех пор пока всё совсем не испортилось. Он помогал с домашкой и
Демьян же оставался себе на уме. В один день он был самым милым и добрым, как будто знакомы всю жизнь, а в другой делался холодным и , нарочно отталкивая
Севериан или Демьян?
Да как же тут выберешь!
– Эля.
Она с ужасом вскинула голову. Неужели её ход? Настолько выпала из реальности?
Никаких больше мальчишек! Всё! Свободная и самодостаточная!
Тем более, что мысленно, на расстоянии и безответно можно любить хоть разом десятерых!
– Действие, – после таких откровений, на правду больше точно не тянуло.
Измагард как будто даже честно вытянул бумажку и зачитал:
– Позволь нескольким людям написать маркером что-то на тебе. Та-а-ак, секундочку. Маркеры у нас где-то имеются.
Резво пытаясь влиться обратно, Элина стянула пиджак, открывая спину и руки. Каллист первым выхватил маркер и, взяв за исчерченное белыми шрамами запястье, написал: «Ты не одна. Ты прекрасна». Ощущение холодного стержня ласково щекотало кожу. Подтянулось затем и несколько незнакомцев, наградив смешным рисунком лягушки на предплечье и неизвестной надписью на самых лопатках. Когда ход уже перешёл к другому, к ней подсел излишне улыбчивый Лера.
– Не могу устоять, – горячий шёпот опалил ухо. – Как же не оставить свою метку на такой прекрасной шее?
Элина чуть не рассмеялась открыто, до того слащаво и абсолютно пьяно прозвучали чужие слова. Но вместе с тем было в нём самом или в его отношении что-то до того мерзкое и фривольное, что хотелось поскорее отодвинуться. Шутки переставали казаться шутками. Подставив шею, она сделала вид, что крайне заинтересовалась выбравшим «действие» несчастным, который теперь, надрываясь, пытался поднять Измагарда на руки. Валера, будто и не заметив или проигнорировав её скованность, продолжал медлить, и пальцами лишь гладил её голое плечо. Прежде чем успел вмешаться Каллист, следивший пристальнее чем надо было, Элина спросила безо всякого намёка:
– Ты зачем пришёл?
Лера расплылся в улыбке, ещё шире и ещё бесстыднее. Всеми способами добился-таки от неё словечка.
– Верно, верно.
И уронив колпачок, он быстро нарисовал что-то. Догадаться не сложно – сердечки. Старо как мир. Когда тот ушёл, Каллист громко выругался.
– Чего ему от тебя нужно?
– Если бы я знала.
– Будь умной девочкой, ладно? Не твори глупостей.
Элина только закатила глаза. За кого принимает? Измагард вон тоже поглядывал косо, но быстро вернулся в амплуа «остроумного и беззаботного».
Черёд Вали настал удивительно скоро. Тот резво подскочил, готовый ко всему. Отныне пообещал выбирать одни лишь действия, а Измагард и рад стараться. Только в этот раз Валя заявил:
– Дай-ка выбрать самому! У меня рука счастливее!
Вертел и вертел, перебирал не то, не то будто, пока, наконец, не ухватил одну из бумажек. Развернул, и по воссиявшему лицу, понятно стало – действительно счастливая. Зато Элину посетило какое-то нездоровое предчувствие.
– Итак, – Измагард подсмотрел, что там было, – представь, что ты вампир. Найди себе жертву и высоси немного крови.
Может, она всё же зря себя накручивает? Какой ему толк выбирать её, когда вокруг столько людей, более привлекательных и воодушевлённых? Может, если не смотреть на него, поймёт, что шутка слишком затянулась?
– Да твою мать. Он мне надоел! – всё стало понятно, когда Каллист принялся ругаться.
Лера стоял прямо над ней и той же самой улыбкой давал понять – нет, не надейся сбежать. Словно намеренно бросал ей вызов именно сегодня, когда решила меняться и не потакать больше страхам. Элина упрямо вскинула голову. Завтра спишет на алкоголь, но сегодня это было ни что иное как храбрость, первые шаги на пути к переменам.
– Как знал, что заполучу твою аппетитную шею.
Когда он сказал это так громко и отчётливо, стыдно уже стало всем. Смех разошёлся по кругу, приговаривали: «перебрал» да «головой поехал». Хотя бы не одна Элина понимала, что такое скорее мерзко, чем соблазнительно.
Валя опустился на колени, непослушными руками зачесал назад светлые пряди и потянулся к ней. Элина уставилась в потолок, намериваясь считать до
