Восстановление промышленности проходило в очень тяжёлых условиях. Впервые послевоенные годы труд людей мало, чем отличался от военной чрезвычайщины. Постоянную нехватку продуктов, тяжелейшие условия труда и быта, высокий уровень заболеваемости и смертности, объясняло населению тем, что долгожданный мир только наступил и жизнь вот-вот наладится. Однако этого не происходило…
Наряду с приоритетным развитием военно-промышленного комплекса, преимущество отдавалось также машиностроению59, металлургии60, топливной, энергетической промышленности, на развитие которых уходило восемьдесят процентов капиталовложений61. Лёгкая62 же и пищевая промышленность, как и прежде, не удовлетворяла даже минимальных потребностей населения.
Одной из важнейших задач было возрождение разрушенной войной образовательной системы. Начиналось оно со строительства школ. Неуклонно росли расходы на науку и образования. К концу четвёртой пятилетки в ВУЗах63 было подготовлено, грубо говоря, шесть сот пятьдесят две тысячи специалистов, из них, которые: инженеры64, учителя, врачи, агрономы65 и другие.
Вскоре Фрусгман расцвёл и шёл на одной ступени со всеми странами, и в чём-то даже превосходил.
*****
В 1913 году в начале марта был пойман и тайно арестован Бартел Чемонт.
По правде сказать, Бартел больше походил на какого-то бродягу, нежели на достойного богатого господина. И когда происходил его арест, то поначалу, те, кто его арестовывали, не могли поверить своим глазам, что настолько богатый человек, мог выглядеть как какой-то бездомный. В одежде он был опрятный, и никакого ужасного запаха от него не исходило; но обросшая до не узнаваемости голова, и одежда, не говорили, о его так сказать благосостояние.
Его упекли в тюрьму особого содержания, сокращённо названная ТОС, расположенная на краю запада столицы. Фрусгманское государство опасалось, что если кто узнает о его содержание, то непременно разгорится мировой скандал. И во избежание этого, его держали вдали от остальных заключённых. Был так же издан указ об истребление птиц, особенно голубей, пролетавших над территорией тюрьмы.
Вы хотите спросить: «Причём здесь мировой скандал?», так вот, хочу вам сказать, что Бартел Чемонт находясь в бегах в зарубежных странах, был прозван месье Чемонтом. Со слов очевидцев66 и пострадавших, месье Чемонт проживал как величественный магнат67. Используя своё богатство, он входил в доверие различных чиновников68, и тем самым беспощадно разорял их. Приезжая в другое государство он получал неприкосновенность, платив сумасшедшие деньги. И точно так же проворачивал очередную аферу, он вновь скрывался. Вскоре его в прямом смысле этого слова ненавидел весь мир. И если бы узнали за рубежом, что месье Чемонт находится в заточение, в Ца̀рзкой-Гу̀берни, то многие чиновники потребовали мирового суда, с жестокой расправой над ним. Как бы то ни было, это всего лишь, людские слухи. Но для фрусгманского государства, была поставлена цель, узнать, где он спрятал своё богатство.
Хочу сказать, что месье Чемонт изредка появлялся в столице, где он под крылом преступного мира, приобрёл авторитет мирового мошенника69. В столице и без него хватало криминальных сообществ, которые безбрежно вели свои дела. С каждым разом как он появлялся в столице, развязывалась ожесточённая криминальная война. И о чём это он тогда говорил своему капитану, что положит конец всем война, что столицу ждёт процветание и благо. Но где, то, что он говорил? То обещанное, от чего устал мир? Я не вижу в нём какой-либо искренности70 и доброты. Он не вписывается в представление героя и патриота71 своей страны. Но я верю и знаю, что в каждом человеке, каков бы он ни был, есть частичка, которая заставляет проявить какое-либо доброе дело.
*****
Время шло, и наступил апрель.
Чёрная туча поднялась на западе, отрезав пол солнце. Потом она накрыла его целиком, так что стало темно. На улице посвежело.
Эта тьма, пришедшая с запада, покрыла громадный город; не просто город, а целый полуостров! Исчезли мосты, дворцы. Всё пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через всё небо пробежало несколько разрядов молнии. Потом город потряс со всех сторон небесный гром, и началась гроза.
Жители столицы вздрогнули. Тьма вцепилась в город словно осьминог, окутав щупальцами жертву. Люди в спешке покидали улицы, которые тускло, из-за небесных слёз, освещались фонарями. Погода будто предвещала что-то ужасное, не обратимое.
А неподалёку от ТОСа, возле сточной канавы, остановился весьма неприметный легковой автомобиль. Из него вышел атлетически сложенный человек. Его серьёзное, но симпатичное, лицо, выглядело не много недружелюбно, и это не какое-то обстоятельство вынуждало его так выглядеть, а по природе он был таков. Всё это недружелюбие лица, скорей подчёркивалось его грустноватым взглядом, из-за его широких глаз, а иначе щенячьего взгляда. Облечённый в длинный брезентовый72 плащ с капюшоном, который укрывал его голову от дождя; он, хлюпая по лужам, подошёл к багажнику и, открыв его, достал клетку с голубями. Затем он поставил клетку на багажник и поочерёдно выпустил голубей, а они в свою очередь направились в сторону тюрьмы. Выпустив голубей, он сразу же направился к сточной трубе, и при этом достал из кармана брезента авоську73.
На территории тюрьмы раздались выстрелы.
«Сейчас их всех перебьют» – наматывая на трубу авоську, думал человек с щенячьим взглядом. И тут вместе с потоком выбрасываемой воды, в сетку попадает небольшой свёрток. Высвободив свёрток от сетки, он, спотыкаясь, бежал к автомобилю.
Вскоре его автомобиль со всей скоростью нёсся по городским шоссе, поднимая брызги фонтанов луж. Хорошо знавший город, он, легко разыскал ту улицу, которая ему была нужна. На том самом углу, где улица вливалась в базарную площадь, автомобиль свернул в переулок. Волнуясь до того, что сердце стало прыгать, как птица под чёрным покрывалом, водитель, заглушив двигатель и погасив фары, скинул капюшон, под которым кудрявились чёрные волосы. Его вытянутый нос, пошмыгивая, дёргался на вытянутом лице. Достав пойманный свёрток, он стал читать под играючи свет спички, прерывающим шёпотом: «Поезжай в редакцию „Мир новостей“, и найди месье Журникса Кориспикса, после чего сообщи ему о моём место нахождение (в скобках (ТюСтРе)), и пусть печатает газету. Месье Бартел Чемонт (ниже его подпись)».
*****
Только солнце поднялось из-за горизонта, не успев осветить весенними лучами столицу, как на улицах вовсю горланили молодые мальчишки, тряся перед носом прохожих, газетами: «Сенсация74, сенсация! Арестован великий мошенник месье Бартел Чемонт!». Такая весть не могла не заинтересовать, какого-либо прохожего. Газеты шли нарасхват. Вскоре весть о поимке месье Бартела разнеслась по всей столицы.
Площадь с вызывающем названием «Часовая», которая разделяла мэрию75 от королевского дворца, одна из достопримечательности76 столицы.
Её построил некий аристократ77 Томас Лидри, которого, к сожалению, все забыли, для своей возлюбленной графине Розалинде, в эпоху исследования электричества. Само название возникло от «Грозовых часов», которые спасали от разрушения площадь во время грозы, наделённые молниеотводами. Три громоздких памятника, изображавших людей, обнажённых до пояса и стоящие на левом колене, удерживали на своих плечах гигантские песочные часы. Стекло было расчерчено множеством шкал, благодаря которым можно узнать не только фрусгманское время, но и других зарубежных стран. Эти часы окружало двенадцать фонтанов. Но к сожалению, графиня отказала Томасу в любви, на что тот покинул страну, и никто больше о нём не слышал.
Я вроде как ушёл от темы, а, впрочем, совсем нет. И я уверен, что об этой площади вы вспомните и не один раз. Ну, так вот продолжим…
В мэрии, как нам уже известно, располагавшаяся через площадь от дворца, сидел за большим столом и в кожаном кресле, читая газету, мэр78 Освальд. Кабинет, в котором он заседал целыми днями, был не столь большой; слева от него вдоль стены тянулся шкаф с множествами дверцами, с ручками подобно дверным, те что с замками; справа – такой же шкаф, но только с сервантом, располагавшимся вблизи второй двери, та что рядом к окну, – ведущая в зал заседания. Вблизи этих шкафов, стояли креплённые передвижные лестницы, с мудрёным механизмом, подле ножек, благодаря которому можно было регулировать наклон лестницы, для извлечения чего-либо из полок, за дверцами. На паркетном полу, как и полагается в подобных заведениях, лежал красный ковёр, ведущий к столу мэра, а также от него к двери зала заседания. Позади кабинета, то есть за спиной кресла мэра, вовсю стену было окно, прикрывающееся темно-зелёной занавеской и белой тюлью.
