— Надежда! — слышу я свое имя. Голос мне незнаком.
Поворачиваюсь и вижу среднего роста мужчину.
Его руки чуть меньше развиты, чем у остальных. И одет он весьма странно для этого места — в белый халат. Плечи его покаты, а грудная клетка не выпирает так откровенно вперед, как это происходит у других.
— Да. Кто вы?
— Я — Вуд. Местный врач и, по совместительству, ученый, что постоянно трудится в лаборатории, которая находится над взлетной площадкой. Я видел тебя сегодня там.
— Я тебя не знаю и не разу не видела здесь.
— Верно, — присаживается он ко мне. Я пододвигаюсь, чтобы освободить ему место. Он не из тех, кто ждет приглашений. — я предпочитаю быть рядом с колбами, а не с этими мужланами. А еда… ее можно создать и в лаборатории.
— Разве?
— Думаешь, что биоробота-человека можно создать, а бутерброд — нет?! — смеется он звонким, таким неестественно-открытым смехом.
— Наверное, можно. Раз ты так говоришь. Но что тогда заставило тебя спуститься сюда вниз? — отпиваю я сок из своего стакана.
— Ты. Не хочешь прогуляться до моей обители и помочь мне в одном исследовании?
— О каком исследовании пойдет речь?
— Твоих способностей, — делает он выпад и играет сразу козырем. Крыть мне нечем. — Ты же хочешь узнать их причину?
— Да.
— Тогда, я тебя приглашаю на чашечку чая.
— Тоже, сделанного в лаборатории?
— Конечно, — помогает выбраться мне Вуд из-за стола.
Мы быстрыми шагами покидаем столовую.
Лаборатория находится над площадкой и огромная стеклянная стена открывает на нее невероятный обзор. Можно видеть всех и вся. В любой детали.
В самом помещении чисто. Оно отделано широкой квадратной плиткой и нет и намека на то, оно находится внутри горной породы.
Множество разнообразных приборов то пикают, то умолкают. Что-то печатает, а что-то вырисовывает замысловатые дерганые линии на бумаге. Где-то ухает и жужжит круглая центрифуга с многочисленными колбочками.
В углу отделено место под кушетки для больных и раненых.
Около каждой стоит держатель, чтобы можно было подвесить капельницу. Тут же есть и монитор слежения за сердцебиением. Все сделано на славу.
— Сюда, пожалуйста, — приглашает меня Вуд к дальнему столику, где есть три стула. Они задвинуты. Похоже, здесь царствует единолично лишь Вуд.
— Спасибо, — присаживаюсь я на предложенное мне место.
Мой взгляд сразу же натыкается на бумаги, которые неряшливым веером раскинулись на столешнице.
— Что это? — вчитываюсь я в протокол исследований и испытаний. Номер попытки пугает меня и, одновременно, поселяет уважение к этому парню — он настырен в достижении своей цели.
— Попытки понять нашу суть. Суть хладного. Что ты знаешь о нас? Об отце? Что он рассказывал о себе? — вкрадчиво интересуется Вуд.
— Ничего. У нас были некоторые темы под запретом.
— И эта тема входила в их список. Так?
Я кивком головы подтверждаю его слова.
— Ясно. Тогда, я расскажу тебе кое-что о нас и о тебе. Но для начала, — берет он в свои руки, одеты в стерильные перчатки, шприц. — позволь взять мне немного твоей крови.
— Зачем?
— Если мои догадки верны, то все дело именно в ней.
— Откуда ты будешь брать кровь?
— Протяни мне свою руку.
Вначале один из моих пальцев оказывается расковырянным. Из ранки появляются алые яркие капли крови. Я ноздрями могу уловить едва заметный запах солености и железа.
Следом Вуд втыкает новую иглу, потолще и побольше, мне в вену.
— На всякий случай, — пожимает он плечами на мой вопросительный взгляд.
— А теперь расскажи мне все, что вам известно, — с азартом наблюдаю я за манипуляциями парня, когда он ставит пробирки с кровью в какую-то камеру под лампы.
— Нас называют хладными не просто так. Не просто из-за того, что мы хладнокровно относимся к таким чувствам как боль, сострадание и жалость. Нет. Наша температура… она иная, чем у простых людей.
— Чувствую, что моя голова вскоре взорвется от информации. И пока этого не произошло, объясни все по порядку! — от волнения стучу я пятками о ножки стула.
Вуд кивает и пускается в долгие и тернистые разъяснения.
Из его слова следует то, что у простых людей все реакции и процессы организма находятся в постоянном стрессе из-за высоких температур, которым они постоянно подвергаются.
Обычная для человека температура в 36,6 градусов Цельсию оказывается разрушающей для его крови, кожи и мускул. Из-за этого жара жизнь человека становится весьма и весьма короткой. Он подвержен травмам и ограничен в своих возможностях.
Когда ученые этого мира озаботились о защите порядка, то первым делом, решили понять уязвимость людей перед природой и другими факторами.
Они ставили опыты над собаками, простыми людьми и хладнокровными гадами.
Результаты ошеломили их!
Температура собак была лишь на пару градусов выше, чем у человека и его жизнь в разы была меньше. Их клетки быстрее умирали, не успевая полноценно регенерироваться. Мозговая деятельность была заторможена и не могла похвастаться быстротой принятия решений.
Хладнокровные, что могли принимать температуру той среды, где находились, показывали результаты впечатляющие. Их ткани и клетки могли замедлять свой процесс разрушения и отмирания, тогда как новые развивались с молниеносной скоростью. Это позволяло увеличить их продолжительность жизни, сделать их изворотливыми и хитрыми хищниками, которые могли оставаться невидимыми для своих врагов.
Сопоставив выводы, ученые пришли к идеи создание человека с пониженной температурой тела. Но той, которая бы помогала своему владельцу, делая его практически неуязвимым.
И так появились хладные.
Люди, чья кровь была холоднее, чем у обычных людей. Их реакции были молниеносны. Скорость принятия решений зашкаливала, а регенерация тканей смогла добавить им несколько десятков молодости.
— И какая же у вас температура? — не выдерживаю я и вмешиваюсь в повествование Вуда.
Он вздрагивает. Я его, кажется, вырываю из оков воспоминаний.
— 33,2 градуса по Цельсию. Это нормальная температура для хладного.
— Я тут поняла, что не знаю свою температуру.
— А вот на этот счет у меня есть маленькая гипотеза. Я просил Прайма привести тебя ко мне сразу же, как вы прибудете с Петро. Но он решил, что это все, — обводит он рукой свое «царство». — напугало бы тебя и ты отказалась бы от сотрудничества с ним.
— Именно, поэтому ты решил поговорить со мной, пока их здесь нет?
— Верно. Все приближенные Прайма улетели с ним. Это высококлассные специалисты, которые знают свое дело.
— И что же это за гипотеза?
— Придвинься, я проверю твою температуру, — просит меня Вуд, собираясь засунуть термометр мне в ухо. Через пару секунд у нас есть результат. — 36,6 градусов.
— Значит, я все же человек, а не хладная.
— Не спеши, Надежда. — остужает мой восторг Вуд. — А теперь, — вновь термометр у меня в ушной раковине. — подумай о Ксандере, о своем отце и о том, что он сейчас находится на грани жизни и смерти и ты его можешь потерять навсегда! Навсегда! — заставляет он переживать меня не самые лучшие моменты моей жизни.
Я закипаю от злости и сжимаю руки в кулаки. На запястьях становятся видны голубоватые просветы вен. Жар клубом поднимается во мне вверх. Я словно задыхаюсь — мне становится мало воздуха в этом огромном помещении.
Писк термометра сбивает меня. Я моргаю глазами и все живые образы перед моими глазами пропадают.
— Смотри, — довольно улыбается Вуд.
— 32,1 градус! Это же даже меньше, чем нужно!
— Верно.
— Но мне, наоборот, было жарко.
— Именно в этом и заключается моя гипотеза, которую призвана доказать твоя кровь. — я ничего не понимаю, но не решаюсь перебивать парня. Мне становится жутко интересно. — Твоя способность лечить, регенерируя ткани, или убивать, разрушая их огнем — это результат совмещения ДНК хладного с ДНК человека. Ты можешь вырабатывать жар, которые плавить даже сталь, не причиняя себе никакого вреда. Словно, твой организм ставит щит — это подарок хладных. Жар — это подарок людей. Ты — универсальна, Надежда!
— Мне кажется, что я сейчас грохнусь в обморок, — прикладываю я ладонь ко лбу. Он потный и холодный.
— Не грохнешься, — отходит от меня Вуд, направляясь к своим пробиркам и микроскопам. — Наука — великая вещь! Ты можешь жить так же долго, как и хладные, но испытывать все то, что испытывают люди. Твои реакции быстры, как у нас, но ты можешь принимать лишь то решение, что захочешь сама. — рассматривает он в увеличение мою кровь. — Сложно программировать не робота, а человека. Удивительный состав кровяных тельцов.
— Вы можете быть кем угодно, но не роботами. Вы — люди! — отрицательно машу я головой на заявление Вуда.
