Правда, пока они получили в оные лапы лишь бессознательное тело.
Вот тут-то и кроется вторая угроза.
Буде врачи весьма высоких принципалов справятся с недугом чародея, то Наталье случившееся ничем не грозит.
Орден ввек не отказывает больным людям в приюте и лечении. Кем бы они ни были… Так нас учит сама Додола, судари стражники!
В общем, извините, но никаких законов наша медицинская помощь чародею не нарушала!
Но буде врачи не справятся…
Лекари такого уровня достаточно квалифицированы, чтобы не токмо понять серьезность полученной чародеем раны, но и оценить уровень помощи, предоставленной чародею в обительской лечебнице.
И вот тут-то Наталью возьмут под белы рученьки.
Кто у вас занимался лечением раненого чародея?.. Ага, сестра Ива Алюшникова. Весьма справная лекарица, надо сказать!.. Вам тоже об этом известно, предводительница?.. Ну, тогда, надо полагать, что лекарице подобного уровня до́лжно работать на государственные службы. Пусть-ка она продолжит лечение чародея! Вы не возражаете?
А в такой ситуации и не возразишь!
Заберут сестру Иву из обители, ироды! И тогда ей, Наталье Кондаковой, ввек уже не излечиться от бесплодства!
И вообще, коли чародей – тот, о ком говорит Великое Прорицание, он непременно выкрутится. Боги ему помогут.
Она же, Наталья, сделала все, чего от нее требовало Прорицание. А посему пора подумать и о себе, родимой…
И предводительница развила бурную деятельность.
Первоначально Наталья планировала посадить Иву Алюшникову на поезд и отправить с рекомендательным письмом в Устюжну, к матери Всеславе. Никому в голову не придет искать девицу там.
Однако влюбленная в чародея Ивушка, кажись, и сама была после случившегося едва ли не без сознания.
Поступь ее сделалась неуверенной, будто девица впервые надела платье, на большинство вопросов она отвечала невпопад, то и дело замирала, словно прислушивалась к чему-то внутри себя.
Наталья позвала ее в свой кабинет и сказала:
– Ивушка, я полагаю, вам надо срочно уезжать. И не токмо из обители, но и из столицы. Я полагаю, вас в любой момент тоже могут арестовать. А мне бы этого очень не хотелось.
– Хорошо, – сказала Ива.
Можно было подумать, что Натальины слова касались вовсе не ее судьбы.
Нет, с девицей творилось что-то неладное.
Видно, арест любушки стал для нее настоящим ударом судьбы. Эти мне юные девицы, совершенно не готовые к самостоятельной жизни!
Впрочем, она, Наталья, не совсем права. У самой-то из-за всех этих треволнений индо зеленец прекратился, а так коротко он ввек не протекал!
Так что в потерянности, обуявшей бедную Иву, нет вины самой девицы. И ясно, что в предстоящей поездке лучше ее сопровождать. И для сокрытия тайны след это сделать самой Наталье.
– Собирайтесь, краса моя! Мы немедля отправляемся в дорогу! Возьмите с собой только самое необходимое!
Ива равнодушно кивнула и ушла.
А Наталья в очередной раз развела бурную организаторскую деятельность.
Товарка Воля была тут же поставлена перед фактом: предводительница Наталья и сестра Ива срочно покидают обитель.
Того требуют политические интересы Ордена, сестра!.. Бывает, они зависят от совсем, казалось бы, незначительных людишек… Нет, куда именно мы отправляемся, вам лучше не ведать. Крепче, сестра, спать будете! И когда вернусь, вам тоже не стоит знать. В свое время вернусь!
Наталья быстро собрала походный чемодан. Прихватила из сейфа приличную денежную сумму – чтобы не оказаться, в случае чего, у разбитого корыта. Самолично забежала за Ивой.
У той еще и конь не валялся.
Девица сидела перед выброшенными на кровать шмотками и бессмысленно перебирала их.
Нет, все-таки она явно пребывала в разбитых чувствах…
– Успокойтесь, душа моя! Сейчас вы должны в первую очередь думать о себе.
– Хорошо, – сказала Ива.
Но толку в ее движениях не добавилось.
Пришлось Наталье взяться за дело самой. Чемоданчик у Ивы был невелик. Однако в нынешней ситуации выбирать не приходилось – что есть, то и есть. А чего нет, в приюте помогут.
Через четверть часа они вышли через задний ход. Поймали трибуну и поехали на вокзал.
Ива всю дорогу сидела с закрытыми глазами, ее токмо что не трясло…
Наталья взяла ее за руку, сжала легонько:
– Не бойтесь, Ивушка, все будет справно. Переждете некоторое время, пока все тут успокоится. А потом вернетесь в обитель. И продолжите свою работу.
– Хорошо, – сказала Ива, и на сей раз в ее голосе уже не звучало равнодушие. – Спасибо вам!
Однако более разговорчивой она не стала. Находилась в глубокой задумчивости и в поезде. Или спала. А потом снова молчала.
Не позволяла себе трепать языком и Наталья.
Законы человеческого общения при необходимости соблюдать тайну известны. Не стоит много болтать, буде можно лишний раз промолчать. Мало ли что может ожидать вас в будущем… Как бы о некоторых сказанных словах пожалеть не пришлось!
Такой молчаливой компанией они и добрались до приюта в Устюжне, где их встретила мать Всеслава.
Наталья не стала вводить ее в подробности случившегося в обители, просто оставила некоторое количество купюр и попросила временно призреть за юной девицей, попавшей не по своей вине в большую беду.
Всеслава была многим обязана предводительнице Ордена, а потому лишних вопросов не задавала. Тут же определила юную гостью на приютскую кухню.
Прощаясь, Наталья сказала Всеславе:
– Что бы ни случилось, сестра, никто не должен проведать, что я тут была.
– Совсем никто?
– Совсем никто. Индо буде вас начнет спрашивать сам Великий князь!
На том они и расстались.
Старшая гостья никем, кроме Всеславы, неузнанной покинула стены приюта. А младшая осталась.
О том, что Ива умеет лечить людей, Наталья говорить не стала.
Информация о том, что в приюте появилась лекарица, вызовет гораздо больше интереса у сыскников, которые, вполне вероятно, займутся поисками Ивы Алюшниковой, чем известие о новой посудомойке.
Таким образом девица теперь была хотя бы на время защищена от интереса со стороны высокопоставленных неприятелей чародея Смороды.
Выдать ее теперь могла токмо сама предводительница Ордена, но у той не было никакого личного интереса в предательстве, зато имелись известные личные планы на будущее. Такой расклад обязывает к молчанию, а потому предстоящие возможные допросы Наталья собиралась перенести стойко.
Однако Мокошь решила ее судьбу иначе, избавив от весьма вероятного общения со стражниками.
На устюженском вокзале в вагон поезда, отправляющегося в столицу, села самая дюжинная женщина.
А на следующий день на вокзале в Боровичах местные стражники обратили внимание на тронувшуюся умом бабу с расхристанными волосами и безумными очами, убивавшуюся по родной кровиночке.
Неизвестная не помнила ни своего имени, ни откуда приехала. Ни денег, ни документов при ней не имелось.
После недолгих бесплодных попыток определить личность сумасшедшей ее отправили в местный приют, руководительница которого не узнала в несчастной свою собственную начальницу.
Через седмицу, так и не дождавшись возвращения предводительницы Ордена, ее товарка Воля Капустина, сообщила в районную стражу об исчезновении Натальи Кондаковой.
Был организован сыск.
Воле пришлось ответить на кучу вопросов, которые ей задали сыскники.
Воля отвечала честно.
Однако пропавшую Наталью Кондакову так и не нашли. А еще через два месяца, в середине первого зимнего месяца грудня в Ордене состоялись выборы, после которых новой предводительницей стала сама Воля Капустина.
Участь прежней так и осталась неизвестной. Как и судьба уехавшей вместе с нею сестры Ивы Алюшниковой.
Мать Всеслава, руководительница устюженского приюта, никому ничего не рассказала.
Да ее и не спрашивали.
28. Взгляд в былое: Забава
После получения документов об освобождении из «Малова приюта» Забава, преодолев коридоры и многочисленные решетки с дверями, вышла на улицу.
Экипаж уже ждал ее. Он был весьма кстати, потому что накрапывал дождик: листопад – это вам не вересень. Мог бы уже и снег землю покрыть…
Петр спустился с облучка и обнял бывшую арестантку. А она, не удержавшись, расплакалась.
– Ну-ну, голубушка, полно! – Петр ласково похлопал ее по спине. – Все уже закончилось.
– Что с хозяином? – спросила Забава сквозь всхлипывания.
– Берендей сказал: сидит. Боле ничего не ведаю. Спрашивайте у него.
Забавой вдруг овладела слабость, и Петр помог ей подняться по лесенке.
Когда экипаж тронулся, Забава оглянулась в заднее окошко на здание, в котором пришлось провести целый месяц.
Малов приют возвышался над улицей, как мрачная неприступная скала.
