– Во-во, на том камешке, который скрывал родник, – согласился Паляныця.
– И это не просто так, – подтвердил Горыныч спокойно. А глазки-то заблестели, причем все шесть сразу. – Читал мы в древних летописях, что Леля – дочь самой Берегини, она есть повелительница вод. От матери досталась ей прядь живительного истока, и есть от пряди той в каждом ручье, потоке и речушке волосинка животворная, потому Леля – то руна весеннего пробуждения и плодородия, цветения и радости. А еще ее неможливо найти разумом, токмо чутьем и интуицией, потому Лелю кличут руной интуиции, знания-вне-разума.
– Правду говорит, – проквакал Филька, запихивая в рот очередную банку еды. – Родители мои озеро свое не иначе как Лелиным прозывали, – болотник вдруг вздохнул, повел ручкой на свои владения: – А теперь вот – Филькино болото.
– Кошмар, – Заика помотал головой, словно отгонял страшные мысли. – Что там дальше по списку, Калиныч?
– Следующая руна называется Рок, – змей начертал на земле знак . – Ничего нет вне Рока. Рок – то не божество, не закон, даже не предопределение, это просто – Все-Что-Есть… Ежели на пути встречается руна Рока – значит, высшие, непознаваемые силы порезвиться решили. А потому каждый шаг надобно с оглядкой делать.
– Ты смотри! – изумился Вовчик. – А чисто внешне – наша буква «ж», ну вылитая просто!
Мы уже не обращали на его выходки внимания, надоело. Рассказ Горыныча был намного занимательней.
– Руна Опора. Выглядит она вот так: . Много сказать про нее не могу. Знаю, что значит она богов, опору людскую во всех делах их. Коль крепок духом человек, то и боги поддержку своя ему даруют.
– Руна Даждьбог: . Значит сия руна блага во всех смыслах: и денежкой звонкой и радостью любви истинной.
– Руна Перун. Означает мощь, могущество, мужскую прямолинейность и жизненную силу.
– А пишется как? – поинтересовался Вася.
– Вот так: .
– Ты смотри! – Заика в своем репертуаре. – Наша буква «п», только более вытянутая.
– Следующая руна называется Есть и выглядит так: .
– Слышь, Калиныч, а что она значит?
– Это руна жизни, природной подвижности, изменчивости бытия, ибо неподвижность мертва. Эта руна есть знак тех божественных сил, что заставляют траву – расти, соки земли – течь по стволам деревьев, а кровь – быстрее бежать по весне в человеческих жилах. Она и есть самое Жизнь.
Ну и, наконец, последняя руна, именуемая Исток. Пишется просто: .
– Ну, буква «и» – она везде одинакова.
– Это точно, – Вася чуть ли не впервые согласился с Заикой. – Что она нам несет?
– Не-Подвижность, Первооснова. Это сила-в-покое, движение-в-покое. Вот, собственно, и все. А почто вам знать все руны?
– Летун, покажешь? – Вася не любил присваивать себе славу.
Я кивнул, развернул карту, показал наглядно.
– Думается, не зря путь называется рунным, – заключил я в конце объяснения. – Что скажешь?
Но первым высказался не змей, а, как ни странно, наш Филька. Увидав карту, он даже отбросил в сторону еду, потянул ее на себя с такой резвостью, что мы ничего не успели предпринять. Болотник несколько раз взмахнул над ней ручкой, пробормотал что-то нечленораздельное, еще раз взмахнул. Руны, начертанные змеем, вдруг запылали огнем, поднялись в воздух, перенеслись и опустились на карту. Даже те, которые сейчас Горыныч не рисовал.
– Ну, и что все это значит? – спросил Вася, заново разглядывая карту.
– Путь Солгерда, – с каким-то благоговением пояснил Филька, словно этим все было сказано.
Горыныч посмотрел на него и на карту, как искусствовед на неизвестное творение древнего гения.
– Переведи, – потребовал Заика.
– Да нет, быть того не может, – пробормотал змей, сам себе не веря. – Так просто? Брехня!
– Филька, давай ты, – предложил Паляныця. – Что за путь такой и с чем его едят.
– Слыхал я, как однажды батюшка поведал лешему, что, мол, не уходил Солгерд никуда, посвящение проходил, эту, как ее… ини-циа-цию, вот! По местам особым ходил, а потом, когда прошел все испытания, ему открылась дорога к Творцу. А что путь был непрост, говаривал батюшка, так ведь и цель великая.
– Бред какой-то, – оценил я надежность информации. – Ты-то откуда этот путь знаешь?
– Батюшка говаривал, что самолично с Солгердом гуторил. Тот, мол, не просто так пришел к родителю моему. Ранен был учитель Марой, вот батюшка и врачевал его, и выходил, а в отместку дочь Чернобога, как узнала, так отомстила местью страшной: извела живой источник, обрекла родителей на смерть медленную и мучительную, – Филька вдруг всхлипнул, вытер глаза власяницей. – Я помню, как день ото дня мои родители тощали, чернели ликом, становились схожими на тени, покамест в один день не истаяли на солнце. Не смогли озерники жить на болоте, в кое обернулось озеро.
– Как же ты тогда выжил? – спросил Заика, порывисто погладив Фильку по голове и тут же резко, словно устыдившись, отнял руку.
– Батюшка с лешим тогда договорились, дабы меня в болотника обернуть, сил у обоих едва хватило. Видно, знал уже родитель, к чему дело шло.
– Это все печально, – согласился Вася. – Только как ты путь узнал?
– А, это? Тут все проще репы. Солгерд поведал батюшке, куда его путь-дорога пролегала, а я мальцом вострый был, запомнил все враз. Вот теперь вспомнил, как на карте вашей увидал.
– А не врешь? – Горыныч с сомнением уставился в шесть глаз на болотника.
– Не, незачем нам.
– Калиныч, что нам дает эта информация? – Вася требовательно посмотрел в глаза центральной голове.
– Мы уже говаривал вам, что Солгерд в свой черед долго где-то скрывался.
– Говорил, говорил, – нетерпеливо подтвердил Заика. – Дальше-то что?
– А то. Он посвящение прошел, а теперь и вам пройти его надобно.
– То есть, то, что ты рассказывал в тереме – деза? – уточнил я.
– Не деза, а неполная информация. Откуда ж нам было знать, как все обернется? – оправдывался змей. – Информация засекреченная, о ней, получается, никто и не знал, кроме Фильки.
– Чего-то я не чувствую даже частичного посвящения, – озадачился Заика. – Ну, побывали в лабиринте Буяна, в харчевне, в Приказе. Дальше-то что?
– Действительно, – поддержал я друга. – Слышь, Калиныч, а ты ничего не перепутал?
– Не-а, все так, – змей и сам был озадачен. – Мы и сам в толк не возьму, почему. На то они и пророчества, чтобы их разгадывать, как ребус какой.
– Возвращаюсь к своему вопросу: что нам это дает? – Вася оказался самым трезвомыслящим. Его, похоже, совсем не волновало, что мы ступили на путь легендарного человека.
– Коль возжелаете, силу получите небывалую, да власть безмежную, – ответил вместо Горыныча Филька. – С самим Творцом напрямки разговоры разговаривать. Это вам не фунт изюму!
– Слушай, Калиныч, а ведь Заика прав, – поддержал вдруг Вовчика Паляныця. – Что-то никакого посвящения мы не почувствовали.
– Может, мы что-то не так делаем? – Заику снова понесло. Вот же человек, честное слово!
– Может, – змей озадаченно придвинул к себе карту поближе, начал ее рассматривать, будто хотел найти что-то такое, что мы пропустили. – Но знаю только одно: руны на ключ иначе, как через посвящение, не вернуть.
– Филя, а ты больше ничего не помнишь? – спросил я, вдруг уцепившись в мелкую прыткую мыслишку, которая норовила вырваться из моего мозга прежде, чем смогу ее оприходовать.
– Да нет, не упомню ничего такого, – пожал плечами болотник. – Что-то леший говаривал про то, что, мол, путь Солгерда, можливо, не такой, как все, ибо нашли бы его Мара с детьми, да перехватили.
– Ну да, ну да, – бормотал Горыныч, карту мозоля глазами. – Спросить бы у кого, только кто теперь все это помнит?
А мысль все крепла, мысль росла, заставляя поверить в себя. Правда, озвучить ее я не рискнул. Нужно сначала самому обдумать, ночку переспать с ней, а уж потом…
Мы еще около часа обсуждали, что делать дальше. Сошлись все же на том, что остаемся-таки до утра на болоте. Живая вода хорошо залечивала раны. О Леднице никто и словом не обмолвился, словно не из-за нее весь этот сыр-бор. Больше беспокоились о погоне, которая до сих пор где-то по лесам шастала, нас разыскиваючи.
Когда мы завалились спать, я крутился некоторое время, пока меня не выставили на свежий воздух из тесного шалаша. Ну и ладно. Посплю на улице.
А утром, едва рассвело, я подкатил к Фильке с единственным вопросом:
– Где здесь ближайший перекресток?
– Ты что задумал? – Паляныця вынырнул внезапно, как чертик из шкатулки.
– Хочу проверить один вариант, – отмазка получилась так себе, если честно. Но не докладывать же непроверенную информацию?
– Летун, ты давай не юли, – тут уже вмешался Заика, зайдя с другой стороны. Надо же: проснулся сам – и так рано!
– Вы чего, парни? – я не понимал причину такого пристального внимания к своей особе.
