В очереди к окошку вагончика мы простояли минут сорок. Я успел звякнуть Анне и похвастаться новой работой. Переезд в Карши она категорически не одобрила, но я решил, что уболтаю её вечерком.
Внутри вагончика восседал симпатичный вежливый усач, одетый в новенькую форму узбекских ВВС. Судя по маленькой бирке фамилия капитана была Турпищев. Капитан Турпищев очень корректно и мирно объяснял наиболее нетерпеливым гражданам, что ори-не ори, а устав, он и есть устав. И ему, капитану Турпищеву, совершенно наплевать какую фирму или заводскую многотиражку они здесь представляют, и по чьему звонку прорываются на Базу.
Кроме Турпищева внутри вагончика был колченогий стул с огромным инвентарным номером, будто ханабадские интенданты в страхе ожидали тут дерзкую вылазку Кисы Воробьянинова. В паре со стулом стоял и стол с облезшей лакировкой.
На столе перед капитаном стояла самая настоящая пишущая машинка «Ятрань». Раскачиваясь на колченогом стуле, усач так тщательно вычитывал предоставленные просителями документы, будто искал в них стилистические ляпы. Тут же, одним пальцем он навеки впечатывал буквы в неровно заправленный список. Он переписал и наши с Эппсом фамилии.
Единственная вещь привлекающая внимание в будке была маленькая изящная рация не от мира сего — Моторола. Таких я раньше не видел. Моторола болталась у капитана на поясе и была явно декорацией из другого, современного фильма.
«Видимо, выцыганил у американцев» — злобно подумалось мне. Хотя капитан пока не сделал мне ничего плохого, у меня уже выработалась генитическая неприязнь к военной форме с манерной птицей Симург — символом бессмертия великой джамахирии. Когда усатый вставал из-за трескучей электромоторами Ятрани, он случайно крутанул пимпочку на рации и переключил канал. Рация немедленно затарахтела на марсианском наречии. Я сразу встрепенулся, поняв насколько близко мы уже подобрались к Порталу. Новому аномальному явлению в каршинских степях.
Даже если вы долгие годы изучали английский, когда впервые услышите американскую речь по рации, не поймёте ни хрена, гарантирую. Во-первых у американских военных особый выговор, даже не выговор, а интонация, которую, в первое время невозможно подделать, а во вторых вся эта статика и искажённый по радио голос сбивают с толку настройки даже у опытного синхрониста.
Несколько громких непонятных фраз по рации заставили всю толпу, вокруг вагончика немедленно и уважительно замолчать. Походило на войну миров Герберта Уэллса, когда земляне впервые перехватывают радиопереговоры воинственных рептилоидов.
Единственное, что ухватило моё не готовое к этой форме коммуникации ухо были слова: «Роджер. Аут». Пройдёт пара месяцев, прежде чем я узнаю, что речь вовсе не о Роджере, который в полном ауте, а «вас понял, конец связи».
Из-за чуждых хлопковой пасторали нерусских выкриков из моторолы, Турпищев с глубочайшим презрением глянул на рацию и просто её выключил. Вот так-то. Знай наших.
Потом он гаркнул на кого-то по-узбекски в старинный телефон без номернабирателя, и вскоре за ним из таинственной глубины потусторонних полей примчался темно-зелёный козлик без крыши. Усач ловко выдрал свой список шиндлера из жерла Ятрани и, подняв облако мелкой как тальк узбекской пыли, умчал в неизвестном направлении. Знакомый с местными пантомимами Ван Эппс коротко вздохнул и сел под смоковницей. Он вытянул из рюкзака мак бук, который за ночь крупной сетью наловил кучу почты, и заиграл свою неизменную мелодию костяных клавиш.
— Садись-ка на землю! Это минут на сорок. Одноразовый пропуск тут как переход мексиканской границы без паспорта. Первое, что тебе предстоит сделать как новому резиденту Майнард это пробить мне постоянный пропуск на базу. С таким просто заезжаешь в ворота и всё.
У меня внутри все вздрогнуло. Для человека который только вчера волей случая забрал из ментуры новенький паспорт джамахирии провалявшийся там дней десять, это задание звучало почти невыполнимым. Печати и бланки вызывают у меня острое желание их сжечь на столе прямо перед чиновниками, наблюдая, как они будут меняться в лице. Вот, например сейчас — гляньте только! Ворота перегораживают дорогу на Базу, но забора-то вокруг них совсем НЕТ! Все что вам нужно это не пропуск, а свежий, незамыленный подзаконными актами взгляд на суть вещей.
Если научиться видеть картинку целиком, без зашоренных узколобых правильных понятий, которые нам тщательно, вместе с оспой привили в детстве, то при удачном раскладе вы даже сможете стать новым юртбаши. Или наполеоном из шестой палаты. Это уж как карта ляжет. Всё — только на свой страх и риск. Вы вовсе не гагарины, поэтому если вздумаете самостоятельно слетать на орбиту без печати и подписи академика Королева, никто не станет перед вами выстреливать в пространство несчастными собаками. Будьте готовы к пиковым перегрузкам. Или тихо топайте как все — в ворота посреди чистого поля. Но имейте в виду, что широкие ворота часто могут привести на мясокомбинат.
* * *
Наконец, капитан Турпищев, жгучий усач и баловень ханабадских дам, привез нам пропуска размером с пол листа формата А4. С ним приехало два худосочных солдата-срочника с автоматическими мушкетонами. Нас загнали в старенький пазик с военными номерами, и у меня возникло дежавю будто сейчас всех погонят этапом во глубину сибирских руд.
Пазик следовал очень медленно с постоянными зигзагами: на пути с обеих сторон были густо расставлены бетонные плиты. Это было сделано, я полагаю, чтобы основные ворота базы нельзя было с разгону протаранить. Бетоные плиты были свеженькие и явно появились здесь совсем недавно, вместе с американцами. Советские лётчики, а позже и бравые узбекские ВВС, очевидно, нападения на базу совсем не ожидали. Как я вскоре, выяснил читая тимуровские стенгазеты в узбекском штабе, Ханабад находится в самом конце важной железнодорожной линии, связывающей Карши с европейской частью России. Кроме того, взлётно-посадочная полоса способна принять практически любое воздушное судно — от шустрого истребителя до тяжеленых грузовиков и летающих заправщиков.
Мы медленно подъехали ко второму узбекскому КПП. Здесь уже все выглядело гораздо серьёзней, чем просто ворота посреди поля. Пазик остановился на ямой, типа тех, что используются для шмона в колонии строгого режима. Один юркий зеленый солдатик забегал вокруг с зеркалом на телескопической ручке (явно американского производства) осматривая дно. Двое других ввалились в салон с мушкетонами наперевес и начали проверять наши свеженькие одноразовые пропуска. Переться обоим в салон с оружием было, нам мой взгляд, глупо, потому что будь он заполнен не местными бизнесманами, а озлобленными бывшими зеками, отобрать мушкеты и взять зелёных в заложники не составило бы особого труда.
Простояв на блок-посте еще минут десять, автобус медленно пополз вперёд. Дальше начиналась линия укреплений, явно воздвигнутая уже пришельцами.
Территория базы была окружена плотным кольцом длинных сорокафутовых морских контейнеров, установленных друг на дружку в два ряда. Эта техника походила на старый ковбойский трюк «circling the wagons», которое использовали покорители дикого Запада. Когда нападали индейцы, все вагончики каравана выстраивались в круг и ковбои палили из полученного укрепления. Решение было гениальным по простоте — доставить оборудование базы в морских контейнерах, а потом, забив прочные стальные контейнеры под завязку мешками с песком, выстроить из них двухэтажную стену-кольцо. На контейнерах был изображен стилизованный орёл с огромными плосками крыльями — логотип фирмы америкэн президент лайнз. Орёл настолько походил на шеврон немецкого вермахта, что захватывало дух. Казалось, будто попал на съёмки фантастического фильма про то, как в войне победили немцы.
Американский блок-пост находился за небольшим поворотом и это многократно усиливало эффект. Пазик повернул и буквально уткнулся в два желтых бронированных хамви полевой жандармерии. В жизни они гораздо недружелюбней, чем в кино.
Один из хамви сразу же радостно оживился и развернул турель с крупнокалиберным пулемётом прямо на наш автобус. Калибр был таков, что вряд ли можно было бы спастись даже лёжа на полу автобуса. Две коротких очереди и от нас осталась бы только светлая память.
Солдаты полевой жандармерии не повторяли ошибок узбекских колег. Никто из них в автобус не сунулся. Хотя экипированы они были что-надо и в случае чего, продержали бы КПП довольно долгое время.
Автобус дальше не пустили. Выстроив нас гуськом (оставалось посадить на корточки, если действовать как совковое ВВ с зэками) нас позволили обнюхать грозной крепкой овчарке. На собаке было накинуто подобие камуфляжной конской попоны с официальным литературным названием базы К2 — Кэмп Стронгхолд Фридом. Лагерь — оплот свободы.
