Уж больно вонючее говно.
Пацик тебя завалит. Ты хиляк с юзерпиком Чака Нориса.
весело живём, ЫЫЫЫ))))))
Пацифист у себя сказал что пули для Координа не пожалеет.
Ой, какой герой… Обрез могу одолжить)
Готов заменить Пацифиста. Оружие – катаны. Где и когда?
посодют! ейбога посодют! плюньте. аминь.
– Что скажете, Александр Игоревич?
– Нет. Ничего не будет.
– Вы уверены?
– Да.
– Почему?
– Просто так.
Read comments (к записи «Графомунь» в ЖЖ юзера fatmonja):
Им, графоманам, не понять (без шуток: Эдит – конченная графоманка).
Моня-а… нехорошьё-ё…
Я специально уточнил, кого именно назвал графоманами. Тебя в этом списке нет. Но гнать такую пургу могут только люди, цинично надеющиеся занять освободившуюся полянку. Хренушки. Молодые таланты подрастают.
Моня… Ша, Моня! опускать несогласных с твоей точкой зрения («графоманка»)
и охотиться на ведьм («занять делянку») – первый признак фашиста. Я твои «таланты» графоманами не называю. Но и писателями, увы, назвать не могу.
Эдит – графоманка вне зависимости от её как бы взглятов на как бы литературу. Читал – сужу, работо моё такое. И похеру мне, дорогой друг, кого ты считаешь писателями, а кого нет. Не тебе решать.
Монечка, ну уж не тебе-то точно…
А я как бы и не претендую. В отличии от.
О чём с тобой дпльше говорить, если ты пользуешься фашистскими методами…
С разговора не съезжай, не в Раде. Кстати, за обвинения в фашизме я могу и того-с – в лицо ударить. Фильтруй базар.
Ты извини, НО И ТЫ ФИЛЬТРУЙ БАЗАР. А то за обвинения, что я желаю занять чьё-то там место можешь и в репу от меня получить, и не шуточно. А постоянное навешивание оскорбительных ярлыков это метод демагогов и, таки да, фашистов.
– Ваше мнение?
– Есть шанс. Фифти-фифти.
– Почему?
– Не знаю. Пахнет какой-то дрянью.
– Проветрить комнату?
– Не поможет.
Запись в ЖЖ юзера solveig:
Я столкнулась с очередным инет-хамом. Он сделал очень смешное предположение насчет моего места работы. Дескать, туда женщины попадают исключительно через постель. Когда я напомнила, что за базар надо отвечать, он это воспринял как вызов на дуэль и начал хорохориться – типа, ты детка на меня балоны не кати, а то я не делаю различий между мужчиной и женщиной, и типа в случае реальной дуэли набью морду. Я ему сказала, что клала на его угрозы с прибором, и если он такой смелый, ок, давай встретимся в реале. На что компост отказался и начал писать «если уж встретимся, то я тебя незаметно подкараулю, ходи и оглядывайся и чувствуй себя Анной Политковской». Когда я заметила, что не боюсь его ни капли и такой дрисни повидала до кучи, компост начал настаивать: «Нет, все-таки боишься! ну да ладно, я не буду руки марать».
Read comments:
Ты б сама не хамила. У тебя спросили нормально? Нормально ответь. А хамить на базаре торгашкам будешь. если у тебя траблы с воспинанием, то нефик тут это всем демонстрировать, тебе понятно?
Хамить мне первой начала ты. Доброжелательности к тебе у меня нету.
Вот ты и показала всю свою сущность мелкой чмырихи. Сказать нечего, а тявкнуть что-то в ответ гордость требует.
На кой заниматься полосканием грязного белья?
Меня этот козел у себя забанил.
И охота вам с дитем связываться? Ну пошли ему луч геморроя, и забудь.
– Очень плохо. Отвратительно.
– Да? А по мне, ерунда.
– Нет, не ерунда. Не врите мне, Вадим Петрович. Вы же бледный, как смерть. Наверняка читаете это не в первый раз, и все-таки… У меня у самого голова разболелась.
– У вас раньше были такие симптомы? Мигрень?
– Нет. Вы же мне не все показали, да? Это не весь диалог?
– Не нервничайте, Александр Игоревич.
– А вы не врите! Иначе я встану и уйду!
– Ну зачем вы так…
– А вы не делайте из меня идиота!
– Вот, хлебните чайку… Успокойтесь. Хватит для первого раза. Когда чувствительность прогрессирует, реакция становится болезненной. Обычное дело. Надо было ограничиться двумя случаями.
– Извините. Ради бога, извините. Не знаю, что это со мной…
– Зато я знаю. Вы не виноваты. И таки да, как говорил мой дед. Вы правы. Это не весь диалог. Он очень длинный. И закончился очень скверно. Захотите, сами посмотрите в архивах.
– Было б что смотреть… Чай, не рублевская "Троица".
– Пойдемте, Александр Игоревич. Я вас познакомлю с нашими. Отдохнете, развеетесь. С тестами на сегодня хватит.
– В каком смысле: на сегодня? Вы расчитываете, что я к вам приду и завтра?
– Обсудим это позже…
Квартира оказалась крупногабаритной. Свернув по коридору (Золотарь сперва думал – к кухне!), Чистильщиков остановился у металлического шеста. Концами шест уходил в пол и потолок. У такого "фаллоса" в барах танцуют стриптизерши. Наклонившись, Чистильщиков без труда откинул крышку люка, которого Золотарь сперва не заметил. В люке имелась боковая прорезь, так что шест остался на месте. Стало видно, что он уходит вниз, в недра квартиры на восьмом этаже.
– Так быстрее, – извиняющимся тоном произнес Чистильщиков. – И привычней. Вот ключи, Александр Игоревич. Запрете за собой входную дверь и спуститесь по лестнице. Я открою вам изнутри.
– Спортсмен? – буркнул Золотарь. – Борец? Боксер?
– Пятиборец. Мастер спорта.
Безумие происходящего захватило Золотаря. Он превратился в мальчишку, которого старший приятель ловит на "слабо". Значит, пятиборец? А мы – канцелярские крысы?
– Спускайтесь. Я за вами.
Чистильщиков без возражений кивнул. Казалось, он ждал такого ответа. Когда его крупная фигура исчезла в люке, Золотарь обеими руками взялся за шест и стал совершать спуск. В последний раз он лазил в школе по канату, под хохот сверстников и мрачное сопение физрука.
– Отлично! – одобрил Чистильщиков, поджидавший его. – Прошу вас!
Золотарь вошел в зал, оборудованный, судя по планировке, из двух комнат – и в лоб ему прилетел метательный нож. Ну ладно, не в лоб – в мишень, висевшую на стене. И не так близко от головы, как померещилось вначале.
– Блин! – выругался чудовищно толстый парень, сидевший за столом у окна. – Вадим Петрович, этот западлист Нюрка опять на форуме провоцирует. Вонь – на всю ивановскую! У меня аж зубы разболелись. Глушить?
И засадил в мишень второй нож.
Из земли торчат темные пальцы. Тянутся к небу, раскрываются ажурной финифтью. Ломкая чернота ветвей. Тонкая белая кайма. Мириады блесток слепят глаза. Щурюсь, улыбаясь.
Красиво.
Это наверху. А под ногами хлюпает овсяная каша. Обычная история: глянешь в небо – дух захватывает. Опустишь взгляд на грешную землю – плюнуть хочется. Может, стоит чаще смотреть в небо? Галок ловить?
Чтобы меньше плеваться ядом.
Приду домой, позвоню в больницу. Как там Антошка? Если к нему пускают – ноги в руки, и вперед! Мандаринов куплю. Сын их любит, может килограммами лопать…
На скамейке у подъезда кукует мужичок. Поднял воротник, зябко кутается в рябенькое кашне. Короткие, нервные затяжки. Сигарета отчаянно дымит… Ба! Да это же капитан Заусенец!
Замерз, хорек? А надо вовремя на звонки отвечать!
– Добрый день.
Когда капитан встает со скамейки, мне чудится тихий хруст. Словно Заусенец успел примерзнуть и теперь с усилием отдирает себя от стылых досок. Надо же – руку протягивает. В первый раз побрезговал…
Очень хотелось сделать вид, что не заметил протянутой ладони. Но проклятая интеллигентность – говорят, это она развалила СССР – победила.
– Здравствуйте. Меня ждете?
– Вас. Нам нужно поговорить.
– Что ж вы трубку-то не берете? Я вам – и на служебный, и на мобильный…
– Виноват, Александр Игоревич.
И так покаянно разводит руками, что мне сразу делается неловко.
– В кабинете меня редко застать можно. Волка ноги кормят. А мобилу я разбил.
– Каким это образом?
"Да не образом, а подсвечником!" – всплывает в голове фраза из старого анекдота. Ну что тебе за дело, Золотарь, как капитан телефон разбил? Бандитская пуля сразила мобилу! Сейчас он тебя пошлет, и будет прав.
– Дурацкая история… – Заусенец роется в карманах, достает мятую пачку "Бонда". Протягивает мне, но я отрицательно мотаю головой. – Повадился к нам один деятель на соседку жаловаться. Каждый день ходит. Причем всякий раз ухитряется меня на месте застать. Достал, зараза!.. Я в него первым, что под руку попалось, запустил. Оказалось – мобила. Жалко, не попал. Телефон вдребезги, а этот орет: я на вас жаловаться буду! И бегом на выход… Одна радость: больше не заявится.
Он покачался с пятки на носок, глядя в сторону.
– Но я хотел поговорить с вами совсем о другом.
