– Думай! – говорит Саня. – Сосредотачивайся!
– Не получается, – хнычет Рита. – Не выйдет у меня ничего.
– Выйдет! – убеждает он. – Надо только отвлечься от всего и предельно сосредоточиться. Так, чтобы в мыслях был только образ желаемого места в мельчайших подробностях, без посторонней шелухи.
Сколько уже бьется он над ней, пытаясь развить у нее способность к внепространственным перемещениям, но безрезультатно. Или не хватает уверенности в себе, или, может, нужны какие-то экстремальные условия, чтобы сдвинуть с места мыслительные центры. Как произошло у него. С того первого раза, когда он без помощи «дыры» перескочил с горного склона Серебрянки к своему далекому дому, в его организме будто что-то сместилось. Теперь он уже без особых усилий может перемещаться, куда пожелает. Стоит только мысленно вообразить это место. Но на этом дело не остановилось. С организмом происходило еще что-то непонятное. Саня иногда ловил себя на том, что ясно видит место и даже происходящие там в данный момент события. Хотя сам он в это время находится совсем в другом месте. Вот и сейчас за этим длинным зданием кошачья орава обложила со всех сторон отбившуюся от своей стаи молодую собаку. Саня воспринимает ее ужас, обреченность и предсмертную тоску, но помочь ей желания нет. Это их дела, их борьба за выживание. Да и опасно ввязываться, ломать охоту этим маленьким демонам. В ярости они не жалеют жизни и при своей феноменальной живучести представляют серьезную угрозу.
Но что за угроза, не связанная с кошачьей охотой, накладывается на его мысли, гнетет? Угроза неясная, явно не выраженная и идет откуда-то с верховьев реки. Но там тихо, спокойно – река, не заслоненная коробками зданий, видна отсюда далеко.
Саня отбрасывает тревогу и вновь приступает к Рите. Та вымученно мотает головой.
– Голова разболелась.
– Отдохни, расслабься, – Саня целует ее.
– Ой, что это? – вырывается Рита. – Смотри!
В верховьях реки, куда только что смотрел Саня и где не было до этого ничего странного, стоит, возвышаясь над лесом, серая стена. Стеной она кажется лишь в первое мгновение. Затем становится ясно, что это не обычная стена, а стена воды. Громадная волна, идущая по реке и сметающая все на своем пути. Видно, как склоняются и исчезают в бушующем месиве отдельные деревья, мечутся на гребне в гроздьях пены их обломки.
Вот откуда шла томящая его угроза. По-видимому, не выдержала оставшаяся без надзора плотина стоящей выше по течению электростанции. Теперь это искусственное море, вырвавшись из бетонных застенков на свободу, мчится своей мегатонной громадой, мща за свое былое заточение всем без разбора. Никто не в силах остановить эту несущуюся смерть. Бежать от нее уже поздно, да и бесполезно, – через мгновение не то, что от них, – от города ничего не останется. Все разнесет вдребезги. Единственное спасение – это исчезнуть отсюда, переместиться в безопасное место. Надо спешить, иначе волна через считанные секунды накроет их.
Саня прижимает к себе оцепеневшую от испуга Риту… и они оказываются на Серебрянке, возле их палатки.
Саня оторопело смотрит на Риту. Он ведь даже не успел представить себе место перехода!
– Получилось?!
– Она радостно трясет головой и прижимается к нему…
Процедуры, перевязки, осмотры… До чего ж невыносима бездеятельность! Только Рита, появляясь тайком по ночам, сидела, развлекая, до утра. Затем наступал рассвет, появлялась сестра и прогоняла ее. И Саня на весь день оставался один.
Откуда у тебя эти шрамы? – спросил как-то доктор, рассматривая исполосованное застарелыми рубцами тело Сани. Саня рассказал, как вскоре после первого прыжка Риты над горизонтом на востоке поднялась темно – серая стена, которую даже солнце по утрам не в состоянии было пробить своими лучами. Все кругом затянулось серой неосязаемой дымкой, дальние дали потеряли свою ясность. Горизонты смазались и растворились в этой дымке. Даже солнце, утратив свою яркость, превратилось в тусклый желтый диск, что при пусть слегка и сероватом, но все-таки безоблачном голубом небе вызывало беспокойство и тревогу. Саня решил, что наступило обычное солнечное затмение, – ведь при нем всегда так бывает. Но затмение тянулось уже несколько дней, что было неестественно. Тогда Рита объяснила, что это вовсе не затмение. Там, на востоке, где стоит серая стена, горят леса. Так бывает при таежных пожарах. Ей уже приходилось сталкиваться с такими случаями. И действительно, во рту появилась сухость, горло противно першило, как от дыма.
Саня, не умевший спокойно сидеть на месте, отправился разведать обстановку и попытаться предпринять какие-нибудь меры для ликвидации пожара. Риту уговорил ждать его на Серебрянке.
Сначала он перепрыгнул в свой город. Последствия прошедшей волны он представлял, но явь оказалась намного трагичней. Вода уже сошла, но от былого величия человека не осталось ничего – ни деревца, ни здания. Всюду, куда ни кинь взор, расстилалась однообразная грязевая равнина, исперещенная лужами и озерами мутной воды. Все здания оказались разрушенными. Лишь кое-где под скользкой глинистой грязью угадывались груды кирпичей и стеновых блоков, бывших когда-то высокими стройными зданиями, да высовывалась из них скрученная арматура. Река, будто еще не насладившись местью, пробила себе новое русло прямо через город, довершая его гибель. Из воды торчали обнаженные подземные коммуникации, нависали грозящие ежеминутно рухнуть асфальтовые участки улиц и размытые фундаменты домов.
От увиденного у Сани тоскливо сжалось сердце. Нет у него больше родного города, в котором он когда-то родился и вырос. От страны тоже ничего не осталось, – все ее население разбрелось по планете. К чему теперь расстраиваться, – одернул он себя, – когда сейчас вряд ли найдешь хоть одного человека, не потерявшего свою родину. Сейчас родина любого – вся Земля, вся планета. Нет разделения на страны, народы, нации. Единый город, единая страна – Земля.
Собравшись с мыслями, Саня обратил внимание на север, куда переместилась серая стена. Заняв половину небесного свода, приняв черный грязевой оттенок, она показалась ближе и грознее.
Определив вдали возвышение, показавшееся с виду надежным, Саня перепрыгнул туда. Затем снова подыскал подходящее место и повторил прыжок. Так он постепенно, преодолевая с каждым шагом по несколько километров, будто на нем были надеты сказочные сапоги – скороходы, углублялся в дымную стену, которая, отодвигаясь, окружала его со всех сторон, укутывая в свой туманный саван. Идти с каждым шагом становилось все труднее. Дальние ориентиры исчезли, а ближние, едва различимые в зыбком сером месиве, оказывались предательскими. Саня провалился несколько раз в грязь и оказался вымазанным с ног до головы. От едкого дыма слезились глаза, кашель сотрясал тело. Саня уже подумывал о возвращении, но решил продержаться еще сколько сможет.
Сумрак сгустился настолько, что солнце едва пробивались сквозь пелену и угадывалось только по еле видимому ореолу. Саня уже не выбирал путь, а наугад перескакивал с места на место. Это чуть не погубило его. Перепрыгнув в очередной раз, он очутился по колено в жидкости. Что это была за жидкость, он разгадал позднее. А пока было только ощущение, что ступил в кастрюлю с кипятком. Кругом был огонь. Море огня. Языки пламени плясали по нефти, лизали ее жаркими языками. Нестерпимый жар вызывал ощущение раскаленной сковородки. Одежда и волосы вспыхнули мгновенно. В следующее мгновение Саня исчез.
Рита опешила, когда из небытия перед ней возник пылающий факел и покатился по полу. Она упала на этот факел, крепко обхватила его, несмотря на жуткую боль, и представила мысленно воду – море, океан воды.
Позже они пришли к выводу, что та гигантская волна, снося на своем пути леса, деревни и города, разрушила нефтепроводы и установки Сибири. Высвободившаяся и продолжающая поступать из скважин нефть, залив Сибирскую котловину, воспламенилась и превратила этот район в ад. В память об этом вечном огне у Сани осталось шрамы от долго не заживающих ожогов.
Однажды доктор появился в палате слегка взволнованный.
– Что случилось? – спросил Саня.
Доктор помялся и, присев на краешек кровати, задал ему вопрос:
– Как ты думаешь, почему тот человек стрелял в тебя?
– Маньяк, наверно, – Саня задумался, – или охранял свою территорию. Жизнь сейчас тяжелая, голод везде. Вот он и опасался лишних ртов.
– Нет, – возразил доктор, – причина совсем в другом, – и, поймав недоумевающий взгляд Сани, продолжил. – Уже почти год прошел, как исчезли «дыры». Жизнь постепенно налаживается, входит в свою колею. Пусть многое изменилось. Пусть тяжело сейчас, голодно. Но и человек остался таким же, каким был. И эти временные трудности он преодолеет. Цивилизация восстановится в таком же виде, в каком и была. Единственное, что не укладывается в ее схему, – это вы, люди – мутанты. А, может, уже и не люди, а нечто другое. Чужое, инородное. Вы мешаете обычным людям воссоздать цивилизацию, не вписываетесь в нее. Вас боятся, ненавидят, как боятся всего нового, непонятного. Вам завидуют, завидуют вашим способностям перемещаться по всей планете, тогда как другие ограничены своим узеньким мирком. Особенно мешаете вы новым правителям, которые появляются сейчас повсюду. Даже в нашем городке, где едва ли имеется сотня жителей, появился свой мэр. Свалился, как снег на голову. Теперь ходит, командует, будто мы без него прожить не могли. И мы подчиняемся, да, подчиняемся, – качнул он огорченно головой, – а что делать? Он собрал вокруг себя горстку головорезов. Попробуй, пикни. Следов твоих в это смутное время не найдут. С вами же разговор особый. Вы неуправляемы, вольны, как птицы, Захотел – туда прыгнул, захотел – сюда. Как заставить вас подчиниться? Поэтому вы представляете угрозу нашему мэру, да и любому другому правителю, угрозу их власти. Поэтому в вас и стреляют. Но ты не волнуйся, – потрепал он напрягшегося Саню по плечу. – Я в тебя стрелять не собираюсь. Все обстоит несколько иначе. Дело в том, что в город просочились слухи, что в больнице обитают мутанты. Кто это разнес – персонал или больные – не знаю. Да и не так уж это важно. Сегодня утром меня вызвали к мэру и учинили допрос. Я им ничего не сказал.
