– Возможно. Месяц назад она исчезла и больше не появлялась. Есть достаточно надежная информация, что ее одежду сожгли на алтаре церкви Святого Иоанна, неподалеку от Роуз-Холла. Но все это – улики косвенные, а то и вообще сомнительные. Мадам могла устроить небольшую инсценировку. Кроме того, наши данные бывают неточными, так что вполне возможно, что она живет себе где-то, занимается своими делами и даже не думает кого-то там обманывать.
– Но сами вы так не думаете.
– Нет.
– И что это такое – “свои дела”? Какими делами занимаются ведьмы?
– Мадам никогда не употребила бы этого термина. – Сивилла укоризненно покачала змеями. – История придала ему не совсем приятный привкус. Не ведьма, а спиритуалистка, что звучит гораздо благопристойнее.
Глаза сивиллы затуманились; сейчас она перебирала огромные массивы информации, отыскивая в них подходящие фрагменты.
– Люди, конечно же, мало интересовались этой игрой в слова. Они приходили к мадам Кампаспе ночью, с черного хода, приходили со своими просьбами – и с деньгами. Они желали получить афродизиаки и противозачаточные средства, волшебные мази, приворотное зелье и заговоренную землю с кладбища, напускающую порчу на врагов. Кто-то нуждался в травном настое, помогающем увеличить грудь, а кто-то – в эликсире, превращающем мужчину в женщину, кто-то хотел свечку, приманивающую удачу и богатство, а кто-то – эффективную свечу против геморроя. У нас есть свидетельства, данные под присягой, что мадам Кампаспе сбрасывает кожу, как это делали оборотни, и превращается, по желанию, хоть в рыбу, хоть в птицу. Что она высасывает кровь из своих врагов, до полусмерти пугает детей, ездит на неверных мужьях своих клиенток верхом, загоняя этих несчастных в такую дикую глушь, откуда и за неделю не выберешься. Звонит в колокола на вершинах деревьев, насылает сны, лишающие души и разума, выходит из речки после купания и идет по песку, не оставляя за собой следов, может убить любого зверя, дохнув ему в морду, знает, в каких горах расположен Арарат и где в человеческом мозге расположена железа, вырабатывающая сильнейший наркотик, не отбрасывает тени, безошибочно предсказывает смерть и войны, плюется ядовитыми колючками и снимает порчу. Перечислять можно до вечера.
– Хорошо. Еще меня интересует волшебник Альдебаран Грегорьян. Что у вас есть по этому человеку?
Чтобы лучше сосредоточиться, сивилла прикрыла глаза.
– Тексты его роликов, информация, которую ваш отдел передал в Каменный дом, недавнее донесение лейтенанта внутренней безопасности Чу и стандартный набор слухов: совокупляется с демонами, богохульствует, устраивает в своем доме оргии, лазает по горам, растлевает девственниц, девственников и коз, ест камни, играет в шахматы, ходит по воде, смертельно боится дождя, пытает невинных, не признает внепланетных властей, умывается молоком, дает бесплатные консультации мистикам с Корделии, употребляет наркотики и вовлекает в это дело других, путешествует инкогнито, пьет мочу… (А чего ему не пить? – усмехнулся про себя чиновник. – После ихнего-то домашнего пива.) …пишет книги на таинственных, никому не известных языках, и так далее. Вся эта информация классифицирована как ненадежная.
– Ну и, конечно же, вы не знаете, где он сейчас.
– Не знаю.
– Ладно, – вздохнул чиновник. – Тогда еще вот что. Мне встретился недавно некий любопытный предмет, я хотел бы узнать его происхождение.
– У вас есть снимок?
– Нет, но я помню его во всех подробностях.
– Тогда нужно подключить вас к системе. Откройте, пожалуйста, выход на внешнюю линию.
Чиновник умственно вызвал необходимую комбинацию фигур, и тут же перед ним повисло огромное, в два раза больше обычного, лицо. Золотое лицо.
Лицо Бога, нечеловечески прекрасное, нечеловечески спокойное.
– Добро пожаловать, – сказал хранитель системы. – Меня зовут Тринкуло. Вам нужна помощь?
Лицо торжественное и безмятежное, как отражение луны в зеркальной глади озера.
Глаза хранителя засасывали, гипнотизировали, заставляли забыть о негромком звоне в затылке – знаке присутствия всех двадцати сивилл, подключенных к системе. Аура, окружавшая сверкающее лицо, казалась физически ощутимой, ее можно было потрогать. Чиновник понимал, что видит нечто, не существующее в природе, электрическую картинку, синтезированную в рамках весьма примитивной технологии, знал, что та же самая технология искусственно фиксирует его внимание на основном источнике информации, – и все равно ощущал трепет и благоговение.
– Что у вас есть по этому объекту?
Он представил себе устричный нож. Сивилла подхватила изображение и подвесила его над столом. Другая сивилла открыла музейный каталог; быстро обследовав сверкающие, словно вырезанные изо льда, галереи, она взяла со стеклянной полки такой же в точности нож. Интересно, подумал чиновник, а как выглядит этот музей в натуре? Редко, что ли, бывает, когда в каталоге – полный порядок, а на стендах пусто, все разворовано.
– Это – изделие оборотней, – сказала одна из сивилл.
– Устричный нож, – добавила другая. – Каменное орудие, использовавшееся для отделения замыкательной мышцы съедобных двустворчатых моллюсков.
В окне, появившемся рядом с изображением ножа, разыгралась схематическая мультипликационная сценка: рыбоголовый оборотень вскрывает раковину, старательно показывая, как именно следует пользоваться каменным ножом. Затем окно исчезло.
– В настоящее время не имеет практического применения. Для человека эти моллюски несъедобны.
– Данному ножу около трехсот пятидесяти лет. Он изготовлен и применялся прибрежным племенем, входившим в Устричный союз. Очень хороший экземпляр. В отличие от большинства подобных ножей, он не подобран первопоселенцами, а найден при раскопках городища Коббс-Крик.
– Рабочие материалы коббс-крикских раскопок полностью сохранились. Можете ознакомиться.
– В настоящее время нож находится в демонстрационной коллекции Драйхевенского музея до-человеческой антропологии.
– Достаточно, или вы хотели бы узнать что-нибудь еще?
Это были первые слова, произнесенные хранителем, если не считать начального приветствия. На божественном лице светилась мудрая, благосклонная улыбка.
– Я видел этот нож полчаса назад, – сказал чиновник. – В Приливных Землях.
– Не может быть!
– Скорее всего – репродукция.
– У музея надежнейшая охранная система. Внепланетного производства.
– Тринкуло, – сказал чиновник. – Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне одну вещь.
– Объяснять – моя обязанность. Голос золотой маски звучал дружелюбно и уверенно.
– Рекламные ролики Грегорьяна. У вас есть их тексты?
– Конечно, есть! – раздраженно откликнулась одна из сивилл.
– Когда же его арестуют?
– Арестуют?
– Нет никаких оснований!
– За что?
– Грегорьян берется преобразовать человека таким образом, что тот сможет жить в море. Это – ложная реклама. Он берет за свои услуги деньги. Это – мошенничество. Судя по всему, он попросту топит своих клиентов. А это – уже убийство.
Несколько секунд всеобщего молчания.
– Сперва нужно доказать, что он не может выполнить своих обещаний, – сказала сивилла, сидевшая за столом. Глаза ее были все так же прикрыты.
– Не смешите меня. Человек органически не способен жить в океане.
– Возможно, он способен адаптироваться.
– Нет.
– Это почему же?
– Во-первых – гипотермия. Если вы хоть раз в жизни купались, то сами знаете, что долго в воде не просидишь – зубы начинают стучать от холода. Слишком велики потери тепла. Через несколько часов ресурсы организма истощаются и наступает переохлаждение. А затем – кома. И смерть.
– Жили же в воде оборотни. И прекрасно себя чувствовали.
– Оборотни – это оборотни, а люди – это люди. Человек – млекопитающее. Он должен поддерживать высокую температуру крови.
– А разве нет водных млекопитающих? Выдры, тюлени, да мало ли кто. Та же самая ондатра.
– Они приспособлены к такой жизни, их защищает жировая прослойка. У нас с вами нет хорошей теплоизоляции.
– Откуда мы знаем, что Грегорьян не снабжает своих клиентов теплоизолирующей жировой прослойкой? Он же их трансформирует.
– Никак не ожидал услышать от информационной системы такой детский лепет! Тринкуло, – обратился чиновник к хранителю, – объясни, пожалуйста, своим девицам, что такое радикальное изменение физической структуры человеческого тела выходит за все рамки возможного.
Божественный лик слегка повернулся в одну сторону, затем в другую…
– Я… Извините, но я… – начал, заикаясь, Тринкуло. – Я… Я просто не знаю.
– Но ведь это – элементарнейшее следствие всех имеющихся научных данных.
– Я не… у меня нет… – Растерянные, полные муки глаза Тринкуло судорожно, беспомощно бегали. Словно мелкий воришка, подумал чиновник.
