Когда они приблизились к театру, Фреска снова спросил:
— Ты точно в порядке, Макс?
Она положила руку ему на плечо и поцеловала в щеку, звук ее поцелуя был как сладкий удар. Когда она его отпустила, Фреска покраснел, тысячи его веснушек слились в одно большое сияющее пятно. Она знала, что сейчас в его голове крутились те же мысли, что и в ее после вялого поцелуя Муди… Только Муди не казался смущенным, он был рад, даже… взволнован.
Ох…
Ее побуждения были абсолютно невинными, и это заставило ее задуматься, были ли таковыми побуждения Муди…
Манн медленно просыпался, члены Клана шевелились и выстраивались в очереди, чтобы принять ванну, разносились приятные запахи готовящегося завтрака. Макс оставила все еще красного Фреска у его стойки и направилась в главный зал искать Муди.
Скошенный пол был устелен спальными мешками и кроватями, спасенными из руин Рузвельт-Отеля, на натянутых между стенами веревках висело белье. Несмотря на ароматы завтрака, запах застарелого пота и немытых тел висел в воздухе, и все же в памяти еще не стерся запах свежего попкорна.
Это была разномастная шайка Муди, но все они были семьей, Макс уже одолевала некоторая ностальгия по ним, и все они любили старика.
Заместитель Муди Габриэль, афроамериканец около тридцати, будил детей, когда она вошла.
— Мудман у себя? — спросила Макс.
У Габриэля была копна черных волос, карие глаза и страусиная шея. Он поднял глаза к киноэкрану.
— Да, и он счастлив как моллюск. Что же такое вы сделали прошлой ночью, Макси?
— Небольшое дельце. Немного того, немного этого… типа съэкономили время днем.
Он нахмурился, но усмехнулся.
— Не правда. Не знаю, что бы мы без тебя делали, девочка.
Макс почуствовала себя виноватой.
Габриэль посмотрел вниз на Нинер, шестнадцатилетнюю девочку, которая была с Кланом около месяца.
— Вытаскивай свою задницу из кровати, — прорычал Габриэль. — В реальном мире для тебя есть работа.
Продвигаясь вырисовывающемуся в гулине зала экрану, Макс думала о Нинер. Милый ребенок, немного напоминает ей Люси. Макс надеялась, что однажды, когда она уйдет Фреска и Нинер могли бы соединиться. Это было бы хорошо для них обоих.
Макс направилась к двери слева от экрана, где единственный охранник Типпетт блокировал проход в аппартаменты Муди. Шесть на четыре, около двухсот сорока фунтов, сплошь покрытый татуировками и пирсингом, в предимпульсжые дни он был задним полузащитником. Сейчас ему было около пятидесяти, он все еще имел черный пояс по карете, и Типпетт был единственным человеком в Клане, который мог совладать с Макс. Когда он однажды состязался с ней, то смог продержаться восемь секунд. Теперь, когда она знала все его приемы, могла уложить его за пять.
— Привет — сказала Макс.
Типпетт улыбнулся, показывая тонкий ряд пожелтевших от табака зубов. Большой и смуглый, явно в примесью африканской крови, он мог напугать любого… кроме Макс и Муди. Даже Габриэль выказывал Типпетту повышенное уважение.
— Милашка, — сказал он. — Хочешь устроить несколько раундов?
— Нет. А ты?
— Черт, нет! Ты наверно хочешь увидеть босса.
— Мне нужно видеть босса.
— Девчонке, надравшей мне задницу, не нужно просить дважды! — и охранник отошел в сторону.
Аромат ладана в корридоре всегда приносил Макс наслаждение после жуткого запаха в зале. Офис Муди располагался за второй дверью слева по оклеенной бледно-голубыми обоями стене. На следующей двери красовалась табличка «Кабинет Муди». Крошечная комнатка за ней была пуста, не считая заряда C4.
Она постучала во вторую дверь и твердо произнесла:
— Макс!
Дверь ответила приглушенным «Входи!» Она обнаружила Муди за его столом, разговаривающим по мобильнику. Он махнул рукой, чтобы она вошла и села на стул напротив него, что она и сделала.
Стена слева от нее, смежная с ловушкой, была полностью заваленной мешками с песком, чтобы защитить офис Муди, когда ловушка захлопнется. Старый стол был металлический и сопровождался двумя неподходяшими к нему металлическими стульями, одним для Муди и двумя с противоположной стороны. В стене справа был дверной проем, и занавес их фиолетовых бусинок отделял жилые комнаты Муди от офиса. Несколько старинных кинопостеров, — Шон Коннери в «Голдфингере» и Клинт Иствуд в «Грязном Гарри» (оба неизвестны Макс) — найденнные где-то в театре, были развешаны то тут, то там.
— Не оскорбляй меня! — рычал он в трубку, хотя спокойное выражение его лица резко контрастировало с тоном. Он глянул на Макс, закатил глаза и изобразил рот пальцами руки, открывая и закрывая его: бла, бла, бла…
Пятнадцатью секундами спустя Капризный сказал в телефон:
— Я знаю, что это кровавое давление, но этот бриллиант больше, чем твое глазное яблоко, тупой ты сукин сын.
Он нажал на кнопку отбоя.
— Вот почему я всегда ненавидел эти сотовые телефоны, — сказал он таким спокойным голосом, будто заказывал чай. — Ты не можешь отложить его в сторону и спокойно провести переговоры.
Макс подняла голову:
— Кто это был?
— Это был тот, кто, если я сделал все правильно, сейчас же перезвонит. — Через пять секунд телефон зазвонил, и Муди улыбнулсяю — Попался.
Макс и раньше наблюдала, как Муди ведет переговоры, и знала, что он всегда получает, что хочет. У него были обаяние, чутье и первоклассное чувство такта.
— Да, — сказал Муди в трубку.
Он слушал в течении нескольких секунд.
— Хорошо, может быть то, что ты сказал о моей матери, было правдой, — говорил Муди, — но этого мы никогда не узнаем, потому что она давно умерла… Но одна вещь насомненна: моя цена — справедливая цена.
Он снова слушал, улыбаясь и подмигивая своей протеже.
— Роскошно, — наконец произнес он. — Где и когда? — Муди что-то быстро записал в блокноте. — Приятно с тобой работать, как и всегда. Ничего так не люблю, как удачную сделку. — И он снова отключился.
Брови Макс поднялись:
— Ну и какова цена?
Его белозубая улыбка могла бы осветить комнату, большую чем эта.
— Не утомляй себя деталями, Максин. Будет достаточно сказать, что Клан может переместиться в такое место, где потолок не грозится рухнуть ему на голову… хотя будет сложно покинуть это место. Несмотря на разруху, оно стало нашим домом после всего.
Она это хорошо понимала.
— Моя дорогая, ты не улыбаешься. Что-то не так? Это из-за сообщения о том, что мы покидаем этот дворец?
Внезапно Макс почувствовала, что не может говорить. Всю дорогу из ресторана она репетировала эту речь, но теперь, когда пришло время ее произнести, она не могла подобрать чертовых слов.
— Ты знаешь, что можешь взять и больший куш? Возможно даже сможешь возглавить свой собственный подклан.
Макс сделала глубокий вдох и медленный выдох, как учили в Мантикоре. Она чувствовала себя как перед взрывом бомбы, хотя ей придется делать это еще много раз. Сконцентрировавшись, она начала снова:
— Муди, я хочу уйти.
Он отклонился на стуле, скрестил пальцы и вежливо улыбнулся.
— Куда, моя дорогая, и надолго ли?
Глядя на потертое ковровое покрытие пола, Макс проговорила:
— Я думаю, это к лучшему.
Улыбка Муди исчезла:
— Пожалуйста, не дразни меня, Максин! Для нас все должно обернуться хорошо. Ты можешь стать королевой здесь.
Она подняла на него взгляд.
— Мне жаль. Я тебе благодарна, ты многому меня научил, но… Я просто никогда не хотела быть королевой. Я просто хотела быть…
— Кем? — спросил он, в его голосе было раздражение и что-то еще… разочарование? — Ты просто хотела быть кем?
Это становилось все сложнее, чувства кипели у нее внути, напряжение сковывало ее внутренности.
— Свободной, — наконец проговорила она.
Его расстройство нарастало вместе с тоном его голоса:
— А ты не… свободна здесь?
Она потрясла головой.
— Конечно я свободна здесь. Но дело не в Клане. Дело во мне. Муди… — она дотронулась до своей шеи, трогая штрихкод — … ты знаешь. Я такая не одна.
— Да — согласился он, успокаиваясь.
Макс продолжала:
— Сегодня утром я получила информацию о том, где может находиться один из моих братьев. Я не уверена. Но мне надо проверить самой.
Вздох Муди был бесконечным.
— Я всегда опасался, что этот день придет. Я всегда… боялся его.
— Теперь ты понимаешь?
Его темные глаза были печальны, и он слегка пожал плечами.
— Неужели тебе не достаточно семьи… здесь?
— У меня здесь большая семья. Клан всегда будет моей семьей, но…
— Но?
Макс посмотрела на пол, потом на Муди, их взгляды встретились.
— Они были моей первой семьей. А в вашу семью я пришла сама.
— И мы приняли тебя.
— Это правда. И ты был добр ко мне. И я преуспела здесь.
