Ольга Манскова - Без имени

— Я не знаю, получится ли у меня.

— На сегодня мне просто нужно, чтобы ты меня сопровождала, Фанни… Думаю, случай будет сложный. Мы идем наугад, как это и бывает чаще всего. И человек, которого нам надо выследить, а, быть может, и поговорить с которым, мне не знаком, я не видал его ни разу.

— А… Как вы на него вышли, что о нем известно?

— В наши руки случайно попал дневник другого человека, но который общался со Схимником (так я условно назвал того, кого нам предстоит найти, его так называл в своем дневнике этот его друг). Сам его друг был поэтом, и он оставил в своем дневнике несколько записей: отрывков из своего разговора со Схимником.

— Был поэтом?

— Да. Был. Он трагически погиб… И писал стихи. А работал он на мусороуборочной машине. Которая забирает контейнеры с мусором и отвозит за город, на свалку. Похоже, к нему в руки попала рукопись Схимника, спасенная им из мусора; как-то ему удалось найти эту тетрадь, а потом — и владельца тетради. Кажется, в этой же тетради или записной книжке были записаны и какие-то телефоны… По ним он, предположительно, на него и вышел. То, что он прочитал эти записи (уж не знаю, что в них было), ускорило его трансмутацию. Он начал… изменяться телом. Так он написал в дневнике.

— Молодеть?

— Грубо говоря, да. Процесс значительно сложней, на самом деле. Меняется также энергетика человека. Но, в этот момент его и убили, инсценировав несчастный случай. Убийство было совершено в квартире, а труп был вынесен на улицу и положен так, будто бы он умер во время работы, на него будто бы случайно свалился мусорный контейнер… Это была не его смена. Да и не мог контейнер свалиться на него: он был бы внутри кабины. Выходить и подталкивать вручную контейнер было бы глупо. Несомненно, случай был инсценирован.

— Откуда… Вам вся эта история стала известна?

— От помощника следователя. Он — из наших. Он снял ксерокопию с дневника поэта. Увы… В этот раз мы не успели. Хотя, наши уже выходили на него в интернете, по его стихам. И собирались ему помочь, поддержать этого человека. Еще бы пару дней…Но…они нас опередили.

— Неорганические сущности?

— Да. Но действуют они руками людей. Кстати, начали они тоже с травли его соседями. И…Кто-то ж открыл убийцам дверь.

Фанни передернулась.

— Он… Тоже жил в коммуналке?

— Да. Снимал жилье. Ну, что ж… Что случилось — не исправить. Но надо попытаться поговорить со Схимником. Похоже, он — человек интересный.

— Что о нем известно?

— Адрес работы. Он работает дворником. Этот адрес известен из попавшей ко мне тетради Схимника, которую спас из мусора погибший поэт. Похоже, у Схимника сейчас период грусти, и даже депрессии. Это может…исключить трансформацию…

— Такое возможно с нами?

— Да, Фанни… Из-за повышенной эмоциональной чувствительности мы можем не только стремительно молодеть, но и стремительно стареть в грусти. Умирать от горя. Такое бывает… Тогда, конечно… Трансформация отменяется до следующего воплощения.

— Это… горько.

— Мы все проходим через это. Через горе, одиночество, поиск чего-то иного… Помнишь?

Еще раз здравствуй, Фанни! Мой интернетный друг… Да, я всё помню… Но…Нам пора, у нас совсем уже нет времени, но я… Хочу еще раз вглядеться в глубину твоих зрачков…Обнять тебя! А теперь — в путь.

На улице моросил затяжной дождь, и хмурое небо нависало низко над городом. Поскольку Фанни всю ночь просидела, читая, ощущая полную, невыразимую свободу от опостылевшей работы и страшного полусуществования, — то, когда Неназываемый зашел в её комнату, было часов пять утра. А сейчас, уже скоро на работу выйдут дворники…

— Какой у тебя план? — спросила Фанни.

— Никакого… Но, думаю, ты мне поможешь его уговорить пойти с нами. Тебе это сделать будет легче…Да, Фанни, помни одно: никого и ничего не бойся. И тогда…Те, нападающие, исчезают из твоей жизни. Они поджимают хвосты. Они — лишь люди, хотя и вступившие в союз с неорганикой, с «врагом». Они не тронут тебя, если ты контролируешь себя и события вокруг.

— А как можно контролировать события?

— Контролем над собой и неожиданными решениями. Ты научишься: нужна практика. Слова тут бессильны. Контролируй себя даже во сне, каждую минуту… Это — очень сложно поначалу, но потом — просто не сможешь жить иначе.

Немного погодя, Неназываемый наклонился к уху Фанни и тихо сказал:

— Похоже, Схимник живет в дворницкой и работает за кого-то, кто оформлен официально и получает деньги. За работу ему дают немного еды и возможность поспать в подвале дворницкой. Но он… В основном где-то бродит. К счастью, у него, вероятно, остались еще друзья. С жильем или работой, где можно и ему переночевать.

— Но… Что мы ему скажем? Он нас не испугается?

— Не знаю. Будем действовать по обстоятельствам. Нам, в любом случае, нужно будет забрать его под белы рученьки, и поселить среди наших. Кстати, он выглядит, как почти что старик. Хотя ему что-то около пятидесяти. Он еще не прошел трансмутацию. По мнению Поэта, его друга, очень религиозен. И, кажется, неуживчив. Но он… Наш. Каждая жизнь имеет ценность, и особенно — в наши дни, когда всё более и более становится пустых людей, программируемых мешков с костями, с отсутствием всякого сознания… Настало время очеловеченных машин и обездуховленных людей… Странное время…

— Нет. Страшное. А… ты считаешь интелов частью машин?

— В какой-то мере. Они не проживут и дня вне сети.

— Печально.

— Еще более печально, чем то, что ты пока об этом знаешь. Но еще печальней то, что есть, вроде бы, биологически люди, но… Мозги их законсервированы встроенными блок-схемами, абсолютно чуждыми человечеству образованиями, которые активно размножаются в сходной среде.

Теперь они ехали в метро, спускаясь по эскалатору среди таких же мокрых людей, потом искали нужную им улицу и дом. Потом внезапно Фанни стало безнадежно-тоскливо, и внезапная грусть сжала её сердце. Неназываемый заметил это и сказал:

— Это… Ты ловишь здешний эмоциональный фон. Немного закройся, Фанни, — сказал он. — Мы уже подходим.

Дверь в подвальное помещение была не заперта. Даже на крючок с внутренней стороны. Они спустились к этим дверям по ступенькам и теперь с легкостью открыли её и оказались внутри небольшого закутка за перегородкой. Напротив двери здесь висели телогрейки и кучей валялись старые валенки и сапоги, какое-то тряпье, поломанная гитара. Сбоку — небольшое оконце, зарешеченное с улицы. Вовсе неожиданной была здесь клетка с канарейкой. Птица притихла и зажалась в угол. За загородкой слышался шум и ругань. Там кого-то били. Фанни даже в темноте заметила, как побледнел Неназываемый.

— Кажется, поздно, — прошептал он и ринулся за перегородку, в проем без дверей, занавешенный лишь шторой. Фанни последовала за ним.

Человека, распростертого на полу и одетого в старую телогрейку, похоже, били долго. Ногами. Скорее всего, он отключился при первом же ударе, но его продолжали бить. Остервенело, без остановки. Из носа потерпевшего текла кровь, а голова была запрокинута. Маленькое помещение за перегородкой было без окон, здесь стоял покосившийся столик и топчан, застеленный старым одеялом. Единственная лампочка, свисавшая с потолка на тонком проводе, раскачивалась сейчас из стороны в сторону; один из увлекшихся избиением периодически задевал её головой. Всего нападавших было трое, и вид у них был зверский.

Неназываемый подскочил к ближайшему верзиле и заломил его каким-то хитрым приемом, по-видимому, сломав ему руку. К тому же, тот грузно завалился на пол. Двух других, только что успевших обернуться, он схватил и, треснув головами друг о друга, раскидал их в стороны. Затем подошел к лежавшему, наклонился над ним и проговорил:

— Дышит…

Фанни подскочила к нему, и они вместе вынесли легкое, худое и изможденное тело на воздух. Подонок со сломанной рукой вышел вслед за ними, и, бочком-бочком, заковылял мимо, куда-то прочь, постепенно срываясь на бег.

— Нужно убираться куда-нибудь, и поскорее, но долго идти нельзя: привлечем внимание. Я вызову наших, из одной частной медицинской клиники, официально — зубной, — сказал Неназываемый. — Они должны быстро подъехать.