— Ольга, как вы?
— Здесь… пусто. — Она сделала несколько шагов вперед, и он увидел переднюю. Окна разбиты, темнота. Рэмси добавил контрастности и разрешения, но добился только того, что из темноты выплыли широкие силуэты старинной мебели.
— Я почти ничего не вижу, — сказал он. — Что там?
— Пыль, — сдержанно ответила она. — Повсюду пыль. Мебель кажется очень старой. Два-три века. Очень пыльный ковер, следов на нем нет. Здесь давно не было никого. Очень давно. — Длинная пауза. — Мне здесь не нравится. Плохое чувство.
— Тогда уходите, Ольга. Пожалуйста. Я уже говорил вам…
— Я спрашиваю себя, кто здесь жил? Этот мужчина, Феликс Жонглер? Но для чего ему строить европейский особняк на вершине своего здания, когда он мог иметь настоящий дом в Новом Орлеане, с настоящим садом, с настоящими орхидеями…
— Он очень богат и, возможно, слегка тронулся рассудком. Такая комбинация может породить множество странных вещей.
— Кто бы ни жил здесь, это печальное место. — Камера прошла вдоль стены, на которой висели картины в золоченых рамах; Рэмси увидел мрачные лица в высоких воротниках. — Дом призраков…
— Ольга, время уходить.
— Я думаю, вы правы. Мне здесь не нравится. Но я хочу посмотреть в других комнатах.
Рэмси придержал язык, но с трудом. Он не мог командовать ею, только советовать — будет только хуже, если он потребует от нее вернуться. Тем не менее, ее странное, неторопливое настроение постоянно держало его в напряжении.
— Столовая — смотрите, на столе столовый прибор. Только один. Как если кто-то не вернулся домой поесть. — Камера прошлась между запыленными тарелками и серебряными ложками. Паутина затянула стеклянные стаканы. — Как будто я в Помпеях. Вы были там, мистер Рэмси?
— Нет.
— Странное место. Даже самые обыкновенные предметы в определенной ситуации становятся волшебными.
Она прошла еще через несколько комнат. Потом она нашла то, что, безусловно, было спальней девочки — на полках стояли большеглазые куклы, хотя и затянутые паутиной. И только тогда она заговорила.
— Я ухожу. Здесь слишком печально, что бы здесь ни было раньше.
Рэмси не сказал ничего, не желая подрывать ее решимость. Он молчал, пока она не вернулась в безжизненный сад.
— Ольга?.. — сказал он наконец, когда она задержалась перед сухим каменным фонтаном.
— Дети — на этом этаже их нет. — Она вздохнула. В этом месте вообще нет ничего, не осталось ничего.
— Я знаю…
— Осталось только одно место, куда я хочу заглянуть, — сказала она.
— Что? О чем вы говорите?
— Есть еще этаж между этим и помещением с машинами, — сказала она. — Я хочу заглянуть туда.
— Ольга, у вас нет времени!..
— У меня нет ничего, кроме времени, мистер Рэмси. Катур. Всю мою жизнь я шла сюда — в это место, в это мгновение. — Несмотря на мечтательный тон, она говорила твердо. — У меня есть время.
— Кажется я забыла дорогу к лифту, — наконец сказала она. Она давно не поднимала кольцо и через камеру, качавшуюся вперед и назад, Рэмси видел только сухие листья, высохшие корни и растрескавшуюся землю. — Бизли, — сказал он по другой линии, — куда ей идти?
— Чизз, не знаю, — проскрипел агент. — У меня нет карт этого этажа. Но у него круглые стены, и вдоль них, скорее всего, идет дорожка, которая приведет к лифту. Скажи ей идти прямо. Тогда она точно куда-нибудь придет, рано или поздно.
— Рано или поздно? — Рэмси закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Боже мой, похоже я здесь единственный, кто торопится. — Но он передал слова Бизли Ольге.
Бизли оказался прав. Через пару сотен шагов мертвый лес кончился и она оказалась на полу из полированного дерева, прямо перед изогнутой стеной.
— Куда? — спросила она.
— Бизли сказал, выбирайте сами.
Она повернула направо и буквально через несколько секунд пошла медленнее, а потом остановилась. Раздраженный Рэмси мог видеть только ее ноги.
— Ну, что там еще?
Камера посмотрела вверх. Там в стене темнел большой квадрат из просвечивающего пластика. Через него смутно виднелось то, что, быть может, было крышами других зданий далеко внизу и на мгновение он решил, что это еще одно обычное окно, но, присмотревшись, обратил внимание на грубые мазки клейкой пены по краям. Судя по всему окно каким-то образом разбилось и его починили, весьма небрежно.
— Я могу… могу чувствовать их.
Ему понадобилось мгновение, чтобы понять.
— Голоса? Вы чувствуете их?
— Очень слабо. — В ее голосе послышалась улыбка. — Я знаю, вы наконец-то убедились в том, что я так давно твердила вам. Я сумасшедшая. Но я могу чувствовать их, очень слабо. — Какое-то время она молчала. — Не хорошо. Это еще одно печальное место — другое, чем в доме, но даже хуже. Не хорошо.
Она пошла дальше.
— Но меня сюда привело вовсе не то, что случилась здесь, — добавила она. Рэмси похолодел от ее уверенного голоса.
— Но… вы чувствуете их?
— Я чувствую призраков, мистер Рэмси.
Она нашла лифт и вызвала его своим значком. Как только она вошла внутрь и дверь за ней закрылась, Рэмси перешел на другую линию.
— Это займет вечность, Бизли — она собирается осмотреть и следующий этаж. Что будем делать? Пожарники уже поднимаются наверх? — Агент не ответил. — Бизли?
— Я должен был включиться и, боюсь, отрезал его, — сказал совсем другой голос. — Сейчас все… слегка усложнилось.
— Селларс?
— С трудом, но да.
Это был, без всякого сомнения, его голос, в нем проскользнуло что-то странное, под внешним спокойствием чувствовалось нервное напряжение. Рэмси показалось, что он говорит как человек, держащий в руках концы тысячевольтного кабеля.
— Господи Иисусе, что происходит?
— Долгая история. Я вижу, Ольга все еще в башне.
— Да, и я не могу заставить ее уйти. Мы сымитировали все тревоги, весь материал, который вы заготовили, но в любою секунду власти могут взломать двери, я все время прошу ее уйти, но она меня не слушает — она бродит по башне в поисках детей, вы знаете, голоса в у нее в голове…
— Мистер Рэмси, — прервал его Селларс, — каждое мгновение я плаваю в информации — нет, тону в ней, я окружен данными, их больше, чем вы можете себе представить. Каждый нерв и каждый электрод в моем теле горит огнем. — Он в трудом вздохнул. — Вы бы не могли сделать мне одолжение и помолчать?
— Да, конечно. Конечно, сэр.
— Отлично. Я должен поговорить с Ольгой. Пока я буду говорить, вы должны поговорить с Соренсенами. Если бы у меня было время, я бы поговорил с ними сам. Это критически важно. Если их нет, немедленно найдите их.
— Найду.
— И еще. Сейчас я буду говорить с Ольгой, и я хочу, чтобы вы были на другой линии.
— Я? Но?…
Селларс в нескольких словах объяснил все, что он обнаружил и что собирается сказать Ольге Пирофски. Рэмси почувствовал себя так, как если бы ему в живот ударила лошадь.
— …Так что теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы вы были с ней, когда я закончу, — немного резко сказал Селларс. Был ясно, что его спокойный голос куплен дорогой ценой.
— Иисус Христос. — Рэмси смотрел на экран, не в состоянии сосредоточится. — Боже мой, боже ж ты мой. — Ноги Ольги уже вышли из лифта и шли по застеленному ковром полу. — Она… она вышла из лифта.
— Знаю, — сказал Селларс, более мягко. — Идите и поговорите с Соренсенами, пожалуйста. — И он исчез.
— Что это была за чертовщина? — спросил Бизли. — Какой-то паразит обрезал меня и выгнал с линии.
— Сейчас я не могу говорить, — Ответил Рэмси. — Боже мой, я до сих пор не верю. Оставайся на линии. Я скоро вернусь.
— Чизз, — сказал Бизли. — Пора мне перестать работать с теми, кто из мяса.
* * *
— Неужели мы ничего не можем сделать? — зло спросила Флоримель. — Опять мы должны ждать?
— Да, если не найдем путь наружу, — ответила Мартина.
Орландо сел и вытянул длинные ноги, потом проверил пальцем острие меча. Старый, до боли знакомый жест Таргора, и Сэм, хотя и пыталась вспомнить что-то важное, невольно отвлеклась, на мгновение почувствовав себя опять в Срединной Стране, в мире, где у игры были правила. Таргор здесь. Не значит ли это, что они победят? Таргор побеждал всегда.
«Но это не Таргор,— печально подумала она.— Это всего-навсего Орландо, и его однажды уже убили.— Она посмотрела на невозможно серую стену из облаков.— Мы его не видим, но этот парень, Дред, все еще там». Сэм чувствовала себя запертой в норе мышью, к которой подкрадывается не торопящийся кот.
«На этот раз я действительно умру»,— подумала она. Раньше она как-то не слишком думала об этом — всегда была надежда, или надо было бежать и драться. А сейчас между ней и небытием осталась только последняя защита операционной системы. «Я никогда не увижу папу и маму. Школу. Даже мою глупую комнату…»
