Я слаба как мышь.
Тем не менее — при помощи Селларса — я сумела восстановить мой дневник. Не думала, что опять услышу его. Пока я не могу спать и даже лежать без болей, я медленно хожу взад и вперед по этажам моего подземного дома и слушаю, слушаю, слушаю…
Слушаю голос другой женщины. Я знаю ее, но она — не я. Мне, буквально через несколько часов после возвращения, все эти безумные миры кажутся сном. Ужасным сном, да, но только сном.
Та, которая наговорила эти записи, которая высказывала свои мысли и страхи — та Мартина была слепа, она не видела предметы, но только представляла их себя. Мартина, которая слушает эти записи — и делает новую — эта Мартина может видеть. Но она слепа к тому, что было у другой Мартины и что она знала.
Да, я вижу, но я более слепа, чем раньше. Я… я не могу…
Я вернулась. Я должна была пойти и немного полежать в темноте. Мне все еще тяжело видеть, очень тяжело. Голова болит, в глазах все плывет. Иногда я вспоминаю как кто-то, не помню кто, однажды сказал мне: "Всякая болезнь — дар, всякий дар — болезнь." Быть может какой-нибудь проклятый терапевт или окулист, но о! Я только сейчас поняла, насколько он был прав.
Иной… это он забрал у меня зрение много лет назад. Сейчас я понимаю это, понимаю озадаченных врачей и не отвеченные вопросы, стоявшие за диагнозом "истерическая слепота". Не думаю, что он сделал это случайно, как, по мнению Селларса, произошло с детьми, которых он ввел в кому, пытаясь сделать их спокойными и послушными. Нет, он был со мной в темноте Института Песталоцци, и был так, как я не понимала тогда — в ушах и даже в сознании. И когда появился свет, который ослепил меня, от которого мне стало больно и я закричала, он попытался помочь мне. Он сделал так, что свет ушел.
Умирая, он вернул мне его.
Он коснулся меня в конце, по меньшей мере я так думаю. Я почувствовала его так же, как тогда, тридцать лет назад. На мгновение, на короткое мгновение, мы снова стали детьми, боящимися темноты. Он… коснулся меня, как если бы сдался. Коснулся меня, и ушел.
Я бы хотела быть с ним до конца и лететь через темное небо в языках пламени, как божественный удар молнии. Возможно я бы тоже погибла, распалась на атомы во время взрыва. Это было бы простое решение. Я долго желала этого простого решения, хотя слишком труслива, чтобы принять его самой.
Слушай — Мартина опять говорит себе, как всегда. Одна в темноте. Это мой выбор, хотя сейчас я могу видеть. Обратно в мой мир под миром.
Для всех остальных жизнь продолжается. Селларс и Хидеки Кунохара готовят изменения в сети, друг Селларса, Рэмси, занимается судебным процессом. У Рени и Флоримель есть любимые, которые их ждут — и я им не нужна. А я, чем займусь я? Раньше я хотела помочь Полу Джонасу. В отличии от него я знала, что у него нет жизни в офлайне. Я даже мечтала, что, если он выживет, мы сможем жить в сети вдвоем — вести виртуальную жизнь, но все-таки жизнь. Ведьма и странник. Духи-защитники Иноземья.
Теперь все изменилось. Пол мертв, и я потеряла то, что делало меня другой, очень полезной. Мое зрение больше не подавляется, и мозг создал новые связи, которые заменили старые. Информация Иноземья, которую я могла читать так же, как гончая нюхает ветер, теперь ничего не значит для меня — меньше чем ничего, потому что своими глазами я едва вижу то, что очевидно другим.
Я прослушала мой журнал. Думаю, что прослушаю его еще не один раз, хотя я не знаю женщину, которая наговорила его. Больше особо делать нечего. Возможно однажды я выйду настоящий мир и проверю свое новое зрение. Возможно тогда я найду, ради чего стоит жить. Возможно.
Но сейчас я хочу кое-что сказать самой себе. У меня есть друзья — настоящие друзья. Они вернулись к своей жизни. Конечно мы будет общаться — такие связи не исчезают за одну ночь — но неприятная правда состоит в том, что у них есть жизнь, в которую они вернулись, а у меня нет. Мы вместе прошли через невероятные опасности и настоящий кошмар. Но я выжила. И там была очень важна для них. А теперь?
Трудно думать. Легче лечь и отдохнуть. В знакомой темноте.
Код Дельфи. Закончить здесь.
РЕНИ уселась в мягкое кресло и пожалела, что не использовала что-нибудь получше.
Все эти недели в совершенной имитации реальности я чувствовала себя обманутой, раздавленной и раздробленной на куски. А сейчас, когда я чувствую себя намного более приятно, и выхожу в сеть из ВР магазина, я не могу воспринять этот мир по-настоящему.
— Мне кажется, остальные говорили мне, что твой дом-пузырь был уничтожен, — сказала она Хидеки Кунохара. Она указала на огромный круглый стол, на невероятно высокие деревья, видимые через полусферическую крышу, и на реку, скорее похожую на волнующийся океан, окружавшую их со всех сторон. — Ты быстро построил его заново.
— О, этот значительно больше, — довольно сказал он. — Нам нужно место для встреч, вот я и решил сделать новую конструкцию побольше. — Он тоже села на стул. — Я помню твоего друга — !Ксаббу, я не ошибаюсь? — но второго гостя я не знаю.
— Это Джереми Дако. — Рени подождала, пока Джереми перегнется через нее и пожмет руку Кунохары. — Если бы не он и еще два других человека, ни я, ни! Ксаббу не выжили бы, чтобы присутствовать на этой… встрече.
— Это совершенно поразительно, — сказал Джереми, потрясенный головокружительной высотой деревьев. — И ты действительно все это время была здесь, Рени? Мы не имели ни малейшего понятия.
— Не в точности здесь, но, да, эта сеть — великолепное место. — Она слегка улыбнулась. — И вы, конечно, даже не подозревали, на что она похожа. Но почему мы все здесь таким образом? Можно было бы использовать что-нибудь получше.
— Спроси своего друга Селларса, — сказал Кунохара. — Он должен присоединиться к нам с минуты на минуту.
— Я уже здесь. — Селларс появился на другом конце большого стола, все еще сидя на инвалидной коляске. — Прошу прощения, дел невпроворот. Что вы хотели спросить у меня?
— Почему мы не можем использовать более лучшие средства для выхода в сеть? — сказала Рени. — Наш друг Дель Рей, благодаря связям, с радостью обеспечит нам настоящие ВР коммуникаторы ООН, и они намного лучше, чем то, что мы используем.
— Я возражаю не против качества оборудования, — сказал ей Селларс. — И в будущем мы, безусловно, сделаем для вас намного лучший доступ в сеть. Но по самым разным причинам я думаю, что не стоит использовать оборудование ООН, даже если его достанет друг.
— Что вы хотите сказать?
— Я все объясню, когда соберутся все. А, мистер Дако, мы наконец встретились — по меньшей мере как личности. Ну, это не совсем точно. Лицом к лицу? Надеюсь, ваше ноге намного лучше.
— Вы… вы Селларс? — Джереми выглядел немного потрясенным. — Благодарю вас за то, что спасли нам жизнь.
Старик улыбнулся. — Большинство из нас в этой комнате не раз спасли жизнь друг другу. Ваше мужество помогло остаться в живых Рени и! Ксаббу, так что они смогли сыграть свою роль, очень важную роль.
— Это вы вызвали военных, верно? Сообщили им, что кто-то вломился на базу "Осиное гнездо"?
Селларс кивнул. — Ничем больше я не мог помочь вам. Как раз тогда я был ужасно занят. Я очень рад, что это сработало. — Он поднял голову, как если бы услышал далекий звук. — А, Мартина.
Мгновением позже появилась Мартина — или, скорее, на одном из стульев возник почти безликий сим. Рени вздрогнула. Она даже спросила себя, а можно ли видеть настоящее лицо Мартины; хотя Селларс сделал так, что все остальные выглядели как в жизни, она не могла не подумать, что этот едва человеческий сим — шаг назад.
— Здравствуй, Мартина, — сказал Ксаббу. Она только кивнула.
Ей плохо, подумала Рени. Очень плохо. Но что мы можем сделать?
Рени быстро отвлеклась — появились Т-четыре-Б и Флоримель, с интервалом в полминуты. Рени уже знала настоящее лицо Т-четыре-Б, хотя никогда не видела его, чтобы его прямые черные волосы были расчесаны, а подкожка светилась.
— Зажег ее, наполовину, — объяснил он. — Классно, посекуха? — Он поднял совершенно нормальную левую руку. — Хочу, чтобы эта тоже светилась, как в сети. Это был блеск!
Настоящее лицо Флоримель тоже изумило Рени. Она выглядела намного моложе, чем тот крестьянский сим, в котором она провела столько времени, лет на тридцать — тридцать пять: открытое привлекательное лицом, тяжелая челюсть и простая стрижка, не намного длиннее, чем у самой Рени. Только черная повязка на глазу заставляла любого бросить на нее второй взгляд.
— Как твой глаз? — спросила Рени.
Флоримель поцеловала ее в обе щеки сначала ее, потом! Ксаббу. — Плохо. Этот глаз почти ничего не видит, но у меня есть хорошая новость о слухе — он вернулся. — Она повернулась к Селларсу. — Я очень благодарна за помощь, хотя использую деньги не для того, чтобы лечить свои болячки, но для Эйрин. Больницы — очень дорогое удовольствие.
