— Тогда, я посоветую вам познакомиться еще с одним человеком, которому тоже сообщу о встрече. Еще есть время. Чтобы вы после Собора не шатались по улицам, но просто зашли к нему в гости.
— А… При этом, ему не сядут на хвост тени? Если вдруг они что-то заподозрили насчет Владика…
— Нет. Этого человека они на дух не переносят, обходят десятой дорогой. Это святой. Мы называем его Отшельник. Это — очень древняя душа. Его никто не трогает и не выселяет, хотя он живет без паспорта, прописки и прочего этого гражданского мракобесия, введенного приспешниками теней для шпионства за нами, людьми, и контроля наших действий. Люди знают, что Отшельник — старенький, но не представляют, сколько ему лет. А он мог бы выглядеть молодо, но предпочитает придавать себе облик старца. Этой древней души тени боятся настолько, что весь дом, где он живет, полностью очищен от их эманаций, хотя на нем нет наших приборов. Живет Отшельник в маленьком домике на территории парка, и хотя вокруг парка — сплошные высотки, этот домик не трогает никто. Многие считают, что это маленькое здание принадлежит парковому смотрителю или леснику. В общем, такая лесная сторожка, почти в центре Питера. Я встречусь с ним, и он приедет. Он, в общих чертах, уже знает от меня историю Николая.
— Это… Будет большая честь для меня. Это знакомство, — пробормотал Схимник и повернулся к другой собеседнице:
— Фанни! Если можешь, тоже пойди и будь неподалеку. Вместе с Марией. Она хочет его просто увидеть издали, чтобы знать, как теперь выглядит Николай. Она никогда раньше не видела инвалида Владика.
— Зачем… Ей такое волнение? — спросила Фанни.
— Так хочет Мария, — ответил Схимник. — Она сама это предложила.
— Тогда, конечно, я пойду с ней, — сказала Фанни. — Буду смотреть, чтобы ничего не было подозрительного, слежки.
— Встреча будет завтра в шесть вечера, у Казанского Собора, — добавил Схимник.
* * *
На следующий день, ровно в шесть, Маша и Фанни были у колонн Казанского Собора. Грязь, лужи, мелкий моросящий дождь нисколько не пугали толпы нищих, оборванных людей, которые сидели и стояли на ступенях перед храмом и просили милостыню. Примерно так было в веке девятнадцатом, и картина почти ничем не отличалась и в середине двадцать первого…
Это где-то далеко, в других странах, строились космические корабли, которые проводили разведку далеких планет, исследовали Марс, спутники Юпитера и Сатурна, бороздили космическое пространство… Наука шагала далеко вперед, производя новые технологии и материалы для космического строительства. Повсюду внедрены были солнечные батареи, и технические приспособления, которые использовали солнечную энергию в быту, стали самыми востребованными. Наукоемкое производство дало возможность людям работать не более четырех часов в день и иметь всё необходимое для развития цивилизации. При этом, мир занимался совершенствованием души и тела, танцами, искусствами, защитой животных и природы, изучением подводных глубин и строительством искусственных плавучих островов.
Но здесь, в изолированной от всего остального мира и военизированной стране, время будто застыло. Московия по-прежнему существовала во многом в реалиях века девятнадцатого. Единственными изобретениями, повсеместно внедренными в быт, были здесь интернет и телевизор, который до сих пор пользовался здесь популярностью, не существуя больше нигде в мире. Кроме того, это здесь изобрели записи интелов и их последующее внедрение в сеть, в компьютерную базу. Эта практика в остальном мире была не столь популярна, такие записи были единичны. Но в Московии записи интелов стали повальным увлечением, единственной возможностью поднять себя в собственных глазах, оставить после себя след на земле.
Ну, а другой попыткой уйти в вечность была религия. И этот путь был самым доступным для жителей этой страны. Той, в которой воистину господствовали тени…
* * *
— Подайте, Христа ради! — старая, морщинистая женщина неподалеку от стоящих за колонной Фанни и Маши, с протянутой рукой обратилась к веснушчатому парню, вырвав Марию из её размышлений.
Мария вздрогнула. Этот незнакомый парень, к которому обратилась женщина, был ей почему-то знаком. Она почувствовала что-то такое близкое в его робкой, детской улыбке, открытом взгляде умных, сверкающих глаз… Но… Нет. Вроде бы, она не знала его. Не могла знать. Никогда не видела. Показалось…
И только потом Мария заметила, что парень был на костылях. Странно, но первым делом она не опознала в нем инвалида. Как можно этого не заметить? Хотя, ущербности было больше в некоторых нищих, у которых были полностью здоровы руки и ноги… Парень же этот, несмотря на костыли, ровно держал спину, имел осанку спортсмена… И смотрел на всех без боли и боязни, а с явным, изучающим интересом. Ему, несомненно, был интересен мир и люди вокруг, сидящая неподалеку серая кошка, стайка голубей, подлетевших очень близко, которые бочком подходили к людям и клевали хлебные крошки…
Мария, украдкой наблюдая за парнем из-за колонны, видела, как он подал что-то женщине, временно опираясь только на один костыль, и последовал дальше. Медленно, очень медленно… Сначала переставляя костыли, и только потом перенося вслед за ними и свое тело. Женщина перекрестила его вослед. И парень зашел внутрь Собора.
Немного позже, Мария и Фанни тоже вошли в храм. Множество оплавленных свечей освещало намоленные образы икон, и служба уже началась. Кто-то опустился на колени, кто-то и вовсе коснулся лбом пола.
Запах свечей и ладана… Хор церковный. Огромный иконостас, росписи, барельефы на потолке. Пышные Царские врата, большая люстра, колонны…Старые, истертые ногами, каменные плиты пола. Храм, видавший многое. Здесь, должно быть, молились Пушкин и Веневитинов, заходил поставить свечу молодой Блок.
«Всем нем хотелось бы верить. И думать, что есть силы, которые нам помогут и защитят нас. Но, рано или поздно, мы понимаем, что такой силы не существует. Нас могут защитить, нам помочь, только другие люди. Как мне могут помочь Фанни, Неназываемый, Схимник. А богам… Им пока нет до нас дела. Быть может, в мире ином… Если мы сохраним нашу душу для этого, иного, мира, то мы встретим там эти высшие сущности. Но здесь… Им явно нет до нас никакого дела, — подумала Мария. И она, хотя и не желая ничего попросить у Бога, даже о том, чтобы случилось чудо, и Николай стал прежним — всё же молилась и желала возблагодарить его за то, что так удачно вышла из больницы и встретилась с замечательными людьми.
«Господи, спасибо тебе, спасибо, — еле слышно прошептала она, крестясь. — И… да будет на всё воля твоя».
* * *
Схимник стоял у иконы Казанской божьей матери, созерцая спокойный её лик. Он поставил свечу и тихо произнес молитву. А потом, внезапно, услышал за своею спиной:
— И будет в сердце твоем лик её божественный, слезами орошенный образ…
Он обернулся. Сзади стоял человек, будто сам сошедший с иконы. В длинном одеянии с капюшоном, черное с серебром. С тихим, светлым ликом. Без возраста. С проницательными, живыми глазами, бездонными, как небо. Хотелось назвать его старцем, хотя на лице не было морщин, а в бороде и волосах — седины.
— Я - Отшельник. Так меня называют некоторые люди. Вы ожидаете меня и юношу на костылях? — тихим, чуть приглушенным, голосом спросил он.
— Да. Меня называют Схимником.
— Он уже направляется сюда. После — мы все осторожно двинемся на выход. За нами следят две женщины. Это — из наших?
— Да.
Парень на костылях, медленно, с трудом, передвигаясь, приблизился к ним. Бросив на обоих скользящий взгляд, он подошел к иконе, и, оперев костыль о стену, полез в карман за свечей.
— Давайте, я вам помогу, молодой человек! — подошел к нему Схимник.
Парень протянул ему свечу и сказал условную фразу:
— Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут…
— Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят, — отозвался Схимник.
— Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими, — продолжил подошедший к ним Отшельник.
Схимник зажег свечу от других свечей и поставил поближе к образу. Парень на костылях тихо произнес молитву.
— День гнева — день сей, день скорби и тесноты, день опустошения и разорения, день тьмы и мрака…, - произнес неожиданно Отшельник. — Вот вам по хлебцу освященному, путники.
Он протянул им по маленькой просфоре. Они приняли их и спрятали в карманы.
— Смерти не будет, застынет природа, когда восстанет творенье, — произнес Отшельник громко.
Вокруг послышались шепотки:
— Блаженный!
— Чокнутый!
— Это — знаменитый питерский Отшельник, — сказал кто-то в толпе, — Ему нельзя перечить. Если кого избрал — излечит от недугов. Если кто ему не понравится — проклянет. Всяко бывает.
