— Милости просим в келью мою. Да восхвалим Господа и дела его, братья мои! — и Отшельник, приобняв Схимника и Николая, обратил их к выходу.
Две женщины смотрели издали на них пристально. Одна из них, со светло-русыми волосами, прошептала что-то и побледнела. А встретившись случайно с глазами парня-инвалида, вздрогнула, и отвела взор.
Парень тоже вздрогнул, встретившись с ней глазами. Но не отвел их, и еле заметно улыбнулся.
— Диез ире, диез илля, солвет секлум ин фавилля, — провозгласил Отшельник, сквозь толпу прорубая дорогу к выходу.
* * *
В парке, куда они долго, странными окружными путями, шли от метро «Черная рачка», пахло прелой мокрой травой. Последние листья с деревьев опали во время недавних заморозков, но голые ветви не наводили мысли о печали и смерти. Всюду на парковых дорожках были огромные лужи, и местами абсолютно непролазную грязь надо было обходить по траве и листьям газонов. Но воздух здесь был непривычно чистым для большого города. И потому, у Николая закружилась голова. Он остановился, опираясь на костыли, и часто-часто задышал.
— Подойди, прислонись к дереву; напитайся этим воздухом. Он очистит тело, придаст ему энергии, — сказал Отшельник.
Николай, осторожно огибая лужи, заковылял к одному из ближайших деревьев, высокой белоствольной березе.
— Женское дерево выбрал. Значит, думает о тебе кто. Берегиня твоя, — сказал отшельник.
Николай улыбнулся, припомнив Марию в Казанском Соборе. Её неожиданный взгляд, удивленный и пронзающий.
Вскоре они были рядом со странным домом с заколоченными ставнями. С кривой надписью краской по ржавой железной табличке: «Не сдаётся. Не продаётся. Хозяина не беспокоить». Хотя, большинство и так не беспокоило б, наверное, решив, что домик приспособлен для сторожа парка, хранения лопат и граблей. Снаружи облицованный деревом, с наваленным на крышу хворостом, внутри он оказался каменной постройкой, и, похоже, очень старой. В доме имелась всего лишь одна небольшая комната с отделенным от неё перегородкой длинным и узким коридором.
В коридоре пахло грибами, непонятно откуда взявшимися в Питере. Связки сушеных грибов, перемежаясь с пучками трав, были развешены на веревке, вдоль глухой стены. Дом был низкий, с провалившимся, впалым входом. Помещение, таким образом, было полуподвальным. Окна, с внешней стороны наглухо закрытые ставнями, снизу, наполовину, были заложены более поздней каменной кладкой. Сверху имелись занавески из грубой льняной ткани.
Комната эта вся насквозь пропахла ладаном; пол, хотя простой, неокрашенного дерева, был навощен до блеска, а может, ещё и отполирован до такого состояния издревле молящимися здесь людьми.
Несмотря на то, что внутренность этого дома ничуть не напоминала собой тот великолепный храм, в котором они сегодня побывали, молитвенная сила и нерушимое спокойствие, разлитые тут, действовали более успокаивающе; сила духа чувствовалась великая в этом малом доме. Это был истинный Храм духа Господня.
В единственной комнате была здесь и печь, и камин. Небольшой деревянный топчан, покрытый одеялом; тоже деревянный, грубо отёсанный, стол. Лавка с подушками для сидения, вышитыми крестиком. Огромный сундук у стены, открытый и полный книг… Вот и вся мебель необычного дома.
Также, на стене висели старинные ходики и две иконы. Одна из них изображала Богоматерь с младенцем. Икона была весьма не традиционна для православия. У Богоматери были глаза и облик, весьма похожие на те, что у Сикстинской Мадонны; и вообще, от этой иконы веяло эпохой Возрождения.
На второй иконе, явно бывшей некогда темной, как доска, но просветлевшей и явившей лик, был изображен Исус Христос с чашей вина в руке, среди нескольких учеников. По технике исполнения икона была похожа на работу самого Рублёва.
— И сказал он: «Пейте из неё все, ибо сиё есть кровь моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов», — сурово проговорил Отшельник, проследив направление взгляда Николая. Тот рассматривал икону с интересом.
Здесь стояла нереальная, потусторонняя тишина. Лишь старые ходики тикали, да, устроившись на одной из подушек на лавке, мурлыкал огромный серый кот.
Хозяин зажег свечи, стоящие на столе, в высоком подсвечнике, похожем на трезубец. Три свечи. И погасил свет.
— Располагайтесь, — сказал он. — Сейчас печку затоплю, да кипятка согрею. Чаю выпьем. — Николай, ты приляг, пожалуй, на топчан.
Схимник помог Николаю прилечь; а сам сел на лавку.
Время будто замедлилось, почти остановилось. Здесь не было ни спешки, ни суеты, ни хаотичных мыслей. Было просто хорошо сидеть так, на лавочке, или лежать на топчане. И смотреть, как хозяин закладывает в печь несколько из лежащих рядом горкой поленьев. Как горит огонь, как закрывается печная заслонка… А вот и чайник, поставленный на печь, начинает петь и скоро уже закипит…
— Я знаю, что противное естеству человеческому действо сотворилось, и буду молить Бога о тебе, — сказал Отшельник Николаю. — Но и ты не плошай. Слушай всё, о чём скажет этот человек; следуй его указаниям. Он не один. Другие стоят за его спиной. Потому, он — твоя помощь.
— Я… Мне…, - начал Николай.
— Не надо. Не говори ничего. Просто держись, парень. Мы за теми, другими, постараемся следить. А ещё, у нас есть союзник в Сети. Его зовут Фрэд. Мы выследим, благодаря ему, где бывают эти супостаты, зачем им твой облик. Куда они направят твоего двойника. Но надо будет, чтобы ты по нашему первому требованию ехал в указанное нами место. Возможно, что нам удастся достать тот прибор, с помощью которого сотворили обмен телами. Поэтому, так нужно, чтобы и ты оказался там, где будет похитивший твоё настоящее тело. Чтобы вы с ним, а также и наш человек, оказались в одном месте, — сказал Схимник.
— Это… Инвалид? Хозяин того тела, в котором я нахожусь? Он… Сам так захотел, или другие люди, которые и поменяли нас местами? Зачем? — спросил Николай.
— Нет. Хозяин твоего теперешнего тела или погиб, или же дух его пребывает в приборе, похожим на тот, в котором хранится любой записанный интел… И он совсем случайно, по всей вероятности, попал в эту историю. А в том приборе должен был находиться сейчас… Ты. Об этом говорили наши враги. Они считают, что ты — там. Твоя светокопия. Где находится этот ящик — об этом стало известно Фрэду, ведь он может слышать все переговоры в Сети, если захочет. И охотились те бандиты… только за тобой. Твой сосед — инвалид попал в историю случайно. Похоже, он был одновременно с тобой в Сети, на параллельной линии. А гипноизлучатель, запущенный вирусной программой, был очень мощным. И подействовал на него, тоже. И ещё… Похоже, он умирал. Или — терял сознание. В общем, был очень слаб. И дух его с лёгкостью покинул оболочку.
— Но… Кто же тогда сейчас находится в моём настоящем теле?
— Это нам пока не известно. Как и то, зачем провели этот странный эксперимент.
— Я понял… Вернее, ничего не понял. Но буду там, где скажете, и тогда, когда скажете. Но, быть может… Я больше никогда не буду прежним, — и Николай кисло улыбнулся. Может, мне не стоит создавать иллюзий, подавать самому себе напрасную надежду.
— Не смиряйся с этим! Хотя бы, потому, что то, что произошло — противоестественно. А ещё, потому, что хозяин этого тела жив. И заперт в коробке. Фрэд, интел, знает об этом наверняка. И, не знаю, долго ли ещё он вынесет подобное существование. Парню не позавидуешь. Это — хуже тюрьмы. Ты же хочешь его вызволить?
— Да.
— Тогда, верь, надейся и жди, когда придет время действовать.
— Вы мне позвоните? — спросил Николай у Схимника. — Ну… Когда надо будет выезжать…
— Скорее всего, передадим через Фрэда. Он умеет шифровать информацию в интернете, чтобы её никто не вскрыл и не прочитал. Такое могут только некоторые интелы.
— Хорошо. Я буду ждать.
Вновь наступила тишина.
— Ну, а теперь… Помолимся по-простому, коль мы собрались вместе в моём доме, — сказал Отшельник.
Долго ещё слышен был лишь его голос, читающий молитвы, и треск свечей. Их неспокойные пламена то разрастались, то успокаивались; метались в разные стороны. Потом и свечи догорели и погасли; молитва продолжалась в темноте. Но вот и она замолкла. Был слышен вой усилившегося ветра за окном, потрескивание дров в печи.
А здесь всё равно был свет. И умиротворение.
В ногах у Николая устроился большой кот. И мурчал, отлично зная своё, кошачье, дело.
Глава 5. Тетрадь Схимника
«Почему я тайно читаю эту тетрадь? — задавалась вопросом Фанни. — Он… Выкинул её в мусорный контейнер… А я… Что я хочу найти в ней? Какую тайну? Ту, что раз спасла Поэта… от него самого? Увы… Ставшего на Путь, его всё равно убили. Нас убивают. За то, что мы — живые. Ещё имеем смелость жить, думать, писать прозу и стихи. Всё равно, о чем, какого жанра и качества. Мы пишем всё равно иначе, чем они. Неправильно, непредсказуемо. Слишком лично, слишком эмоционально…
