Вот и сегодня, в середине рабочего дня, когда Бука вышла прогуляться в один из парков, расположенных практически в центре города, людей в нем было немного. Две молодые негритянки в ярких куртках с колясками вывезли на прогулку своих грудных детей. Белая девушка в светло-сером пальто сидела на скамейке, читая какую-то толстую книгу. Студентка, видимо. Какой-то мужчина в спортивном костюме трусцой бежал по дорожкам парка. Поздновато для утреннего джоггинга, но каждый сам решает, когда у него наступает утро. На лавочке напротив студентки сидел мужчина в черном плаще. Голову он наклонил вниз, и черная шляпа на его голове закрывала лицо. Когда Бука проходила мимо него, он вскинул голову, и сердце Буки зачастило от страха. На нее смотрел человек, который погиб от ее рук. На нее смотрел Мышонок.
Бука попятилась назад, но Мышонок предупреждающе вскинул руки, повернув их ладонями к ней:
— Лариса, подожди! Мне надо всего лишь поговорить!
Бука остановилась.
— Видишь, я не двигаюсь, я не вооружен, — продолжил Мышонок, не вставая со скамейки и держа руки на виду. — Мне просто надо поговорить.
— Ты не сердишься на меня? — Бука понимала, что вопрос прозвучал совершенно по-идиотски, но не смогла его иначе сформулировать. Потрясение от неожиданной встречи все же было слишком велико.
— Милая, я же люблю тебя. Как я могу сердиться на тебя?
— Раньше ты говорил совсем другое.
— За последнее время многое изменилось, — Мышонок пожал плечами. — Поэтому нам и надо поговорить. Впрочем, не только нам с тобой. Я бы хотел поговорить и с Филипом, и с его боссом. Мне надо очень многое сказать самым разным людям.
Бука молча смотрела на Мышонка, а рука ее потихоньку ползла к карману плаща.
— Солнце, пожалуйста, только не это. Второй раз я могу ранения и не выдержать. Что это вообще за привычка — стрелять в меня при встрече?
— Я не ношу оружия, — ответила Бука. — У меня там телефон.
— Филипу хотела звонить? — сразу понял Мышонок. — Я могу только приветствовать такое решение. Нам будет удобнее говорить втроем. Думаю, ты себя тогда будешь чувствовать не так скованно. Ладно, солнышко, — Мышонок встал со скамейки, — ты извести Филипа, а я пока поброжу по городу. Никогда еще не был в Вашингтоне. Лучше всего нам встретиться ближе к вечеру. Согласна?
Бука лишь кивнула в ответ.
— Ну и чудесно. Ладно, ты звони пока, а вечером увидимся. Я вас найду. До встречи.
Мышонок пошел прочь от Буки по дорожке парка. Она смотрела ему в спину, а пальцы сами набирали номер Филипа на телефоне, который лежал в кармане ее плаща.
Как только Филип узнал, что случилось, он в ультимативной форме потребовал от Буки, чтобы она немедленно приехала в офис. Он, кажется, здорово испугался. Когда Бука приехала в штаб-квартиру ЦЕРТа, охрана ее пропустила без обычных формальностей. Более того, один из охранников проводил ее до кабинета Филипа. После операции в Европе, во время которой они познакомились, Филипа повысили до должности заместителя директора службы. Естественно, по статусу ему был положен отдельный кабинет. В ожидании Буки он не сидел за своим столом, а взволнованно ходил по кабинету.
Первым его вопросом, когда Бука вошла в кабинет, было: «С тобой ничего не случилось?»,
Когда он убедился, что Бука в полном порядке, он уже немного успокоился и начал задавать более осмысленные вопросы.
— Ты точно уверена, что это был он?
— Фил, извини, конечно, но я с этим человеком жила почти год. Конечно, я не ошиблась. Это Мышонок. Только…
— Только что?
— Он опять изменился. Помнишь, когда мы с тобой его нашли, я сказала, что он другой. Так вот, теперь он, кажется, снова стал прежним.
— Я могу предположить, что он выжил после падения с моста. Это мне понятно. Но ты хочешь сказать, что после того, как мы уничтожили Швейца, Мышонок вернулся к своему прежнему состоянию? Я не верю в это, прости.
— Я ничего не хочу сказать, Фил. Мне просто кажется, что он перестал быть таким жестким, как тогда в Европе.
Филип задумался.
— А ты видела, как он теперь двигается? Какова его физическая форма? Все такой же фантастичный или же стал нормальным?
Бука задумалась, вспоминая недавнюю встречу. Нет, когда Мышонок шел от нее по дорожке парка, его скрывал длинный кожаный плащ, в котором он впервые приехал к ней в Новосибирск.
— Не могу сказать, — покачала головой Бука.
— Жалко. Ладно, сиди здесь, а я зайду к Прата. Он не будет обрадован появлением Гончарова.
Звонок телефона остановил Филипа, не успевшего даже дойти до двери. Он вернулся к столу и поднял трубку. Разговор был коротким, и Филип отвечал односложно, чаще всего соглашаясь с собеседником. Наконец Филип опустил трубку и повернулся к Буке.
— Мне очень не нравится ситуация. Это звонил Мышонок, просил принять его здесь, в офисе ЦЕРТа. Через два часа. Соглашается на любые наши условия по обеспечению безопасности. Но мне все равно это не нравится. Ситуация развивается слишком быстро, мы уже не контролируем ее.
— Почему? — спросила Бука. — Ты можешь отказать ему и назначить встречу тогда, когда тебе будет выгодно.
— Не в том дело. Он соглашается на все мои условия. Именно это меня и настораживает. Если я даже перенесу встречу, он согласится, но я все равно опасаюсь его.
— И что ты решишь?
— Пусть Прата решает. Он здесь главный.
Прата был удивлен тем, что единожды убитый агент Швейца объявился снова, полный сил и планов, да еще и с предложением о встрече. Но предложение он все же принял, и ближе к концу рабочего дня основной смены Мышонок вошел в двери офиса ЦЕРТа. У входа его ждала усиленная группа охраны из пяти человек в бронепластиковых доспехах, которая и отконвоировала его в конференц-зал. По пути Мышонок с сопровождением прошли мимо кабинета Филипа, в дверях которого стояла Бука. Увидев ее, Мышонок подмигнул ей и прошел дальше. Несмотря на вооруженный эскорт, он явно чувствовал себя совершенно спокойно.
Бука повернулась к Филипу, сидевшему за своим столом.
— Он двигается так же, как и раньше. Он все еще опасен.
— Я знаю, милая, — кивнул Филип, — я знаю. Ладно, пошли в конференц-зал.
— А мне туда можно? — засомневалась Бука.
— Да. Прата официально ввел тебя в состав проекта как эксперта. Ты же лучше всего знаешь Гончарова, поэтому тынам нужна. Добро пожаловать в ЦЕРТ. А сейчас нам лучше пройти в конференц-зал.
Зал, куда провели Мышонка, был предназначен для проведения брифингов и презентаций, на которых должно было присутствовать до сотни человек. Поэтому кресла были установлены в виде амфитеатра, уступы которого полукругом охватывали кафедру с установленным позади нее экраном. Впрочем, на самом деле этот экран закрывал широкое окно, смотрящее на запад. Если экран сворачивали во второй половине дня, то лучи солнца заливали весь конференц-зал. Но такое случалось редко, поэтому обычно зал освещался искусственно. Так было и на этот раз.
Присутствующих было немного. Бука, Филип, Стивен Прата и несколько его заместителей разместились на первом ряду. Мышонок встал у кафедры. Охранники ради приличия отступили от него на несколько метров, но при этом двое из них держали Мышонка на прицеле. Сам Мышонок сначала поискал взглядом стул, но не нашел его и остался стоять. Снял шляпу и положил ее на кафедру. Легко улыбнулся и начал говорить:
— Уважаемые коллеги! Как нам всем известно, я проходил фигурантом по одному из ваших дел, связанных с профессором Швейцем. Ваши специалисты провели атаку на него, уничтожив его базовый конструкт. После этого я потерял поддержку Швейца и был подстрелен в стычке на Тауэрском мосту. Следует заметить, что ни я, ни Швейц не в претензии на вас. Мы не собираемся требовать компенсации за эти инциденты.
Бука обратила внимание, что, когда Мышонок упомянул о том, что Швейц наравне с ним не имеет претензий к ЦЕРТу, Филип закусил нижнюю губу. А Мышонок продолжал:
— Я не погиб тогда. Как вы уже знаете, Швейц в состоянии так воздействовать на человеческое сознание, что несколько меняются основные характеристики человеческих рефлексов. Поэтому для меня ранение и последовавшее за ним падение не могли быть смертельными. Я пришел в себя в какой-то больнице для неимущих. Там не удивляются людям с огнестрельными ранениями. У меня не было документов, у меня не было денег, поэтому я не мог рассчитывать на нормальное лечение. Но все же я выздоравливал. Впрочем, это не означало, что я выживу. Я не мог связаться с профессором Швейцем. Это вгоняло меня в тотальную депрессию, которая вполне могла закончиться суицидом. В те дни я отлично понимал, что заставило Ицки броситься вниз с крыши небоскреба, когда Швейц оставил ее.
Бука так увлеклась рассказом Мышонка, что почти автоматически задала ему интересовавший ее вопрос, несмотря на то, что изначально решила помалкивать в этом зале:
