Пол Ди Филиппо - Нечеткое дробление

Спустя месяц воздействия как склок внутри братства, так и социального остракизма со стороны других братств Лоскутное Одеяло было готово единодушно принять нужное решение.

Мне разрешили воспользоваться йо-йо и перенести Лоскутное Одеяло в лучший мир.

Конечно, я тщательно следил за тем, чтобы ни словом не упомянуть, что на самом деле в лучший мир, кроме меня, Мунчайлд и ребенка, никто не попадет. Я утаил информацию о сути пец-конфетницы и значении ее содержимого. Когда мы с Мунчайлд исчезнем, Лоскутное Одеяло легко нас заменит и найдет свое счастье в обществе дюжников.

Наконец великий день настал. Мы собрались в кружок в нашей квартире. Я с надеждой взглянул на Мунчайлд, ожидая, когда она предложит то, о чем мы договорились заранее: мою эгоистичную мечту. Инициатива должна исходить от нее: я был на это неспособен.

– Используй йо-йо, – начала она. – Я хочу, чтобы ты перенес нас в мир, где мой сын вырастет большим, сильным и умным.

– Поддерживаю, – кивнула Приниматель Роз.

– Что?!

Мунчайлд упрямо выпятила нижнюю губу.

– Вы слышали. И все согласились. Поэтому перенеси нас!

Что мне оставалось? Все что угодно было лучше этой дыры с этими братствами. В новом мире я смогу сделать выбор по своему усмотрению.

Поэтому йо-йо был запущен: желание Мунчайлд обошло круг братьев и проникло в мою голову, а оттуда в руку.

На секунду или две я испугался, что йо-йо не сработал. Стены квартиры вокруг нас затрепетали, словно желе на тарелке, установленной на вибраторе, потом твердо встали на прежнее место. Но исчез, исчез, исчез – Господи, спасибо Тебе! – навеки исчез десяток наших братьев-дюжников. Мозги у меня встали на место (насколько это было возможно после гонки по всем предыдущим вселенным), в голове прояснилось. С нами в комнате был наш сын.

Парню на вид было уже года четыре. За объективное время примерно в месяц, прошедшее с того момента, как дрекслероиды отдали его нам на руки, пацан вырос в четырехлетку. Примерно год за неделю. Черт возьми! Через пару лет он станет старше меня , своего любящего голубоглазого папаши! Или мамаши, уж как посмотреть.

Мунчайлд стрелой бросилась к ребенку и заворковала над ним. Притиснув его к тощей груди, она хлюпала носом и лила над ним слезы:

– Диггер! О, Диггер! Как хорошо, что ты снова со мной, я никуда тебя больше не отдам.

– Диггер?

Мунчайлд дерзко взглянула на меня, как делала это, пока мы не оказались в мире дюжников.

– Да. Я сейчас поняла, что его зовут именно так. Диггеры – герои нашего мира. Они брались за работу, которую не хотел делать никто другой: варили суп на кухне, работали в больницах...

– Да, точно. Диггеры – это круто...

Я подумал с минутку.

– Что ж, Диггер – неплохое имя. Подумать, так оно и еще кое-что обозначает.

– Например? – с подозрением спросила Мунчайлд.

– Цифровое существо. С намеком на его происхождение.

– Ну, Пол, если ты снова издеваешься...

В эту самую секунду наш дражайший Диггер впервые заговорил. Как я понимаю, дюжники-воспитатели в яслях хорошо с ним поработали и научили его говорить. Меня удивило, что голос нашего сына оказался приятным, в отличие от его пугающих квадратных зрачков. В голосе Диггера слышалась уверенность, нетипичная для столь юного возраста.

– Мамочка, откуда я взялся?

– Гм, как бы это сказать... Лучше спроси у папочки.

– Папочка, как я родился?

Отлично. Это было то самое, чего я надеялся избежать. Каким образом, скажите, я мог объяснить Диггеру способ КА-зачатия? Может, придумать для него сказку?

Я сел в кресло, а Мунчайлд усадила Диггера мне на колени. И я начал рассказ.

– Однажды, много лет назад, в стране, которой правил злой король-людоед, два автокаталитических конгломерата с ограниченным набором инструкций, работающие в бесконечном бинарном субстрате, обменялись достаточным количеством парагенов, чтобы загрузить небольшой новенький гомеостазис. Это был ты.

Я уж и не знал, что было страшнее: то, что я сумел слепить из этой чуши более-менее связную историю, или то, что Диггер уже вполне соображал, чтобы вникнуть и понять эту чушь.

Следующим вопросом было:

– А какая меня ждет судьба, папа?

Этот невинный, но глубокомысленный вопрос оказался последней каплей. Я вышел из себя. Вся тщательно составленная хрупкая конструкция, которую я в себе лелеял, развалилась пред лицом безумия скачков между измерениями. Я вскочил, сбросив Диггера с колен.

– Какая тебя ждет судьба? – заорал я. – Да кому, к чертям, есть дело до твоей судьбы! Я со своей-то не могу разобраться! У меня есть абсолютное право выбора, безграничное число опций, а в результате имею только какое-то убожество! Я побывал во вселенной размером с бесконечную горошину, но и там у меня были сплошные проблемы. Мои мозги выкручивались двенадцатью разными способами, но бед у меня от этого не убавилось! Меня окружали возбужденные, желанные женщины, но у меня не встал ни на одну из них! Бывало и так, что мановением пальца я мог вызывать ураганы, зато не мог подтереть себе зад.

Мунчайлд торопливо подхватила Диггера на руки. Мальчик смотрел на меня серьезно, без слезинки, но Мун все равно шептала ему утешительное БББ, которое, как я почувствовал, отчасти предназначалось и мне.

Однако когда она повернулась ко мне, ее лицо ее выражало только презрение.

– Что это за жалкое нытье? Опять затеял свой гимн, типа «Америка»? Да все, что ты потерял, это только безымянная кобыла, чокнутый старикашка.

– Мун, ты меня обижаешь. Реально обижаешь. Похоже, ты забыла, кто спас тебя от того, что, по твоим словам, было хуже смерти. От траходрома, помнишь? Хотя вряд ли это тебе помогло, такой сушеной и злобной старой деве.

– Ох! Это была последняя капля. Мы с Диггером уходим, сейчас же.

– Я тоже покину вас! – сказал я, чувствуя успокоительную тяжесть йо-йо, зажатого в моей усиленной правой руке с Дурным Пальцем. Но потом правда накатилась, словно похмелье. – О, черт. Пец. Вы, ребята, привязаны ко мне. А без кальвиний я не смогу удалить вас из списка попутчиков внутри йо-йо...

– Ничего, я все равно не хочу пока покидать эту вселенную. Если она отвечает моим мечтам, тогда Диггеру здесь тоже понравится. Поэтому пока даже не пытайся.

Нашу «мексиканскую ничью» разрушил резкий стук в дверь, и сразу же громовой голос заявил:

– Откройте! Родительский патруль!

Мун взглянула на меня. Я на нее.

Потом они вышибли дверь.

Их было пятеро, с оружием наготове. Мы замерли на месте.

Главарь сверился со своим прибором и утвердительно кивнул:

– Соседи были правы. Мы нащупали самый вопиющий в моей практике случай загрязнения поля. Пакуйте парня, и молитесь, что мы прибыли не слишком поздно.

Пока главарь держал нас на мушке, двое бойцов из его группы захвата вытащили нечто, с виду похожее на блестящий металлизированный мешок для перевозки тел, с прибором для дыхания. Они подошли к Диггеру, осторожно подобрали его и упаковали, словно он был горячая и готовая к доставке пицца. Один дюжий парень уложил нашего запеленатого сына на носилки, какими обычно пользуются пожарные.

– Мерфи, Слоун, – отдавал приказы босс. – Родаков в наручники.

Нам заломили руки за спину и заковали в железо. Бежать при помощи йо-йо теперь и думать было нечего.

– Так, теперь вы, двое, будете рассказывать свою историю судье. И молитесь, чтобы судья был добрый, потому что лично я рассчитываю услышать с другой стороны скамьи: «Пустить на перековку».

Стоило ли удивляться такому везению?

И везение ли это?

Судя по доставшемуся нам образцу, тюремные камеры в этом мире были несколько более сложно, удобно и гуманно устроены по сравнению с миром Мунчайлд. В противном случае происходящее могло бы показаться чистым дежа вю .

У меня снова отобрали йо-йо – чтобы я не причинил себе какой вред при его помощи – и усадили на голую нижнюю койку напротив тощей, мрачной и подозрительной хипповки, которая время от времени бросала на меня взгляды, наводившие на подозрение, что мне предстоит во второй раз пройти «мои университеты». Все это было чрезвычайно огорчительно.

Чего я достиг своими отчаянными бросками между измерениями? Ничего. Точнее, меньше чем ничего. Да, я покинул точку абсолютной скуки, ту лавку, «Страну книг», где мои чувства изнывали, чуя мертвую закрытую систему без потенциала. Но на смену этим чувствам пришли только страх, разочарование, растерянность и осознание того, что многомирье бесконечно сложно и чересчур многогранно для моего понимания. Ну и, конечно же, Онтологическая Закавыка осталась такой же большой, устрашающей и метафорически налившейся-но-еще-не-спелой, как и раньше.